Пристанище пилигримов

– Давай без этого…

– Тебе что-нибудь купить? – спросил я тоном джентльмена.

Она удивлённо выпучила на меня глаза.

– Ну, например, эклеров.

– Иди давай, болтун! – И тонкая усмешка искривила её бледные ненакрашенные губы.

Выйдя из магазина, я не пошёл к своему вагону, а завернул за угол и очутился на привокзальной площади. Постоял там, огляделся. В темноте двигались какие-то люди: были слышны голоса и шарканье ног. Какая-то деклассированная личность катила тележку, набитую барахлом. Серая «волга», прилипшая к бордюру, пялилась на меня единственным зелёным глазком, напомнив забытую песню. Тусклые огни фонарей расплывались в пыльных сумерках.

Вдоль площади тянулась улочка с деревянными одноэтажными домами, потонувшими в тени садов. Остроконечные силуэты южных тополей возвышались на фоне звёздного неба, а дальше под луной стелилась бескрайняя степь.

– Удивительной захолустье. Как здесь люди живут? – сказал я вслух и тут же спросил у самого себя:

– Хотел бы остаться на время в этой сонной лощине?

Подумал секундочку и ответил:

– А почему бы и нет? В Тагиле сейчас – унылая дождливая осень, а здесь – такая сакральная тишина… Покой… Вот где нужно собирать камни.

И вдруг меня осенила безумная мысль:

– А что если сойти с поезда и задержаться здесь на полгода?

– А чем будешь заниматься? Как на хлебушек будешь зарабатывать?

– Пойду работать в депо… Электриком… Слесарем… Да хоть грузчиком… Какая разница?

– Не валяй дурака. Завтра утром ты проснёшься и пожалеешь об этом. Кинешься бегом на вокзал и сядешь в любой проходящий поезд, лишь бы здесь не оставаться. Это же погост для живых людей!

В этот момент я услышал голос из репродуктора:

– Внимание! Поезд до Нижнего Тагила отправляется через пять минут. Стоянка сокращена. Повторяю…

– Чёрт! – выругался я и побежал на перрон.

Когда я появился на платформе, все двери поезда были уже закрыты, и только моя Жанночка с тревогой вглядывалась в темноту, стоя у распахнутой двери и переминаясь с ноги на ногу.

– Эдуард, ну ты даешь! Ты где шляешься?!

– Совершал экскурсию по городу, – ответил я.

– Чего?! Огребёшь когда-нибудь на свою тощую задницу!

– Ты так разволновалась, Жаннет! – воскликнул я, нежно приобняв её за талию. – Поможешь скоротать ночку?

– Ты о чём, малыш? – молвила она грудным басом. – Я вообще-то при исполнении… Это у тебя – отпуск.

– Ну ладно… Что ты из себя целку строишь? Не первый раз замужем? Да?

– Давай шевели булками! – рявкнула она. – Тоже мне жених выискался! – Но по выражению её глаз было понятно, что она разомлела от моих ухаживаний, и у неё даже румянец выступил на щеках.

– Жануля! – орал я, поднимаясь по ступенькам. – Из нас получится охуительная парочка… Даже круче, чем Бонни и Клайд!

Через пять минут мы уже сидели в служебном купе, цмыкали крепкий чаёк и закусывали антоновскими яблочками. За окном всё так же мелькала степь и висела полная луна. Поезд летел на всех парах: «Тах-тах, тах-тах, тах-тах», – мне было очень комфортно и уютно в обществе этой грубоватой простой женщины, словно я после долгих скитаний вернулся домой. Я – простой русский мужик.

Тётка она была, конечно, улётная, как и многие проводницы – прожжённые русские бабы, которые на своих мощных плечах несут все тяготы жизни. Такие бабы круче любых мужиков, и моя «стюардесса» была типичной представительницей этого класса. Женись на такой – будешь как у Христа за пазухой. Она будет носить тебя на руках как в прямом, так и в переносном смысле этого слова, ни то что все эти субтильные стервы, которые умеют только мозг выносить мужикам.

Как говорится, слово за слово, под мерный стук колёс начался задушевный разговор, в котором не было места для понтов и лицемерия. В основном говорил я, а моя визави внимательно слушала, подперев свою лошадиную челюсть здоровенным малиновым кулаком. Её маленькие колючие глазки пронизывали меня насквозь и вытягивали из меня самые сокровенные вещи. Таким, как она, врать невозможно.

По мере того как я узнавал эту женщину, она начинала мне нравится всё больше и больше, а лицо её постепенно становилась приятным и родным. Я вспоминал своё первое впечатление: она показалась мне очень грубой и злой, но на самом деле это был добрейшей души человек и прекрасный собеседник.

– Может, ты водочки хочешь дерябнуть? – спросила в какой-то момент Жанна.

Я крепко задумался и хотел уже махнуть рукой – «наливай!» – как вдруг во мне что-то сломалось и рука не поднялась, и душа тревожно заскулила, как собака, и в купе потемнело от просадки напряжения.

– Не… Я пока погожу, – ответил я и почувствовал, как сердце колыхнулось в груди.

Повисла тишина (насколько она возможна в бегущем поезде), и только чайная ложечка позвякивала в пустом стакане: «Дцынь-дцынь, дцынь-дцынь, дцынь-дцынь, дцынь-дцынь…»

– Ты чё… подшитый? – спросила Жанна.

– Нет. – Я криво ухмыльнулся. – Просто не хочу. Насинячился вдоволь. Лето было слишком упоительным.

– Понятно. А я рюмашку опрокину перед сном. Нам без этого нельзя – с ума сойдешь от такой работы.

Она достала из шкафчика бутылку без наклейки и налила себе в стакан пятьдесят граммов. Лихо опрокинула – даже не поморщилась. Закусывать или запивать не стала.

– Так что ты там рассказывал про свою подружку? – спросила она после некоторой паузы. – Говоришь, она предметы глазами двигает?

– Она реально людей двигает… Жизнь меняет на своё усмотрение.

– Во как! – удивилась она. – А ты тогда по телефону с ней разговаривал?

– Где?

– На вокзале.

Я сперва не понял, о чём идёт речь, но всё-таки у меня появилось ощущение дежавю: за спиной мелькнуло любопытное лицо и коротко стриженная «химия».

– Ты чё… меня не узнал? А вот я тебя сразу же… ещё на перроне в Туапсе… по затылку. – Она щурилась на меня, как будто хотела получше рассмотреть. – Это жена тебя провожала?

– Да.

– Миленькая.

И вдруг меня прорубило: