Пристанище пилигримов

– Когда нарвётся, тогда узнает.

– Дурачок… Какой дурачок!

– Ты знаешь, Эдуард, – сказал Варнава и тряхнул своей кучерявой головой, а потом ещё тише добавил, оглянувшись по сторонам: – Мне надоела такая жизнь…

– В каком смысле? – Я даже испугался.

– … и поэтому я собираюсь вернуться в Тагил.

У меня чуточку отлегло.

– Мне надоели все эти танцульки, – продолжал Андрюха. – Мне надоел этот цыганский табор. Мне надоело жить одним днём. Я просто хочу работать и жить как нормальный человек. Я больше не могу выходить на сцену.

– И кем ты будешь работать? – с иронией спросил я. – Автослесарем? Или на кого ты там учился в ПТУ?

– Да хоть каменщиком! – воскликнул он с вызовом. – Я хочу заниматься мужским делом! Мне надоело быть шутом, развлекающим пьяную толпу! Мне надоели эти манерные, капризные девицы!

– Я хочу… самую обыкновенную девушку, – закончил он, и на губах его, как алый цветок, распустилась нежность.

Я смотрел на него с удивлением, отчасти даже любовался его смазливым личиком, его роскошной кудрявой шевелюрой, пытаясь понять, откуда вдруг в этом сладеньком мальчике появился мужской характер. Он всегда был слишком уступчивым, неконфликтным, предельно вежливым со всеми. Он всегда улыбался своей обворожительной американской улыбкой, перед которой не смогла устоять даже Литвинова. И девочки в коллективе ласково называли его «Варей». И вдруг на тебе – этакое пробуждение самосознания. Словно в один прекрасный момент он увидел себя в зеркале и ужаснулся… С этого момента человек перестаёт быть потребителем – он становится творцом своей жизни. Мне всегда нравился Андрюха, и, несмотря ни на что, я видел в нём огромный потенциал.

Через несколько лет это будет совершенно другой человек: он кардинально себя изменит и многого добьётся на новом поприще. Но Медведев, такой причудливый, такой талантливый со всех сторон и такой безумный во всех отношениях, был обречён с самого начала этой истории. Ровно через двадцать лет, пройдя все девять кругов славы и забвения, он повесится на дверной ручке в маленькой замызганной квартирке на улице Горошникова в Нижнем Тагиле.

Вот что происходит с людьми, которым чужды элементарные человеческие ценности и которые наполняют свою жизнь бесплотным тщеславием и гордостью. Успех – это ловушка дьявола, это большой доверительный кредит без поручителей, за который приходится платить огромные проценты. Чтобы погасить этот долг – не хватит жизни. А вот Андрюша выбрал иной путь: он постучался в закрытую дверь и попросил всего лишь три корочки хлеба, но в итоге получил всё, о чём даже не просил. Ищите, и обрящете. Стучите, и вам откроют. Но крайне важно понимать, в чью дверь постучались вы.

И тем не менее я пытался его отговорить:

– Там, куда ты собрался, настоящий полигон для испытания человеческих душ и организмов. Там – холодно. Там – ужасная экология. Там живут угрюмые и злые люди, которые вкалывают на заводах, но не получают денег…

– Там живут мои родители, мои друзья, мои родственники, – спокойно парировал Варнава.

– Там многие поменялись бы с тобой местами…

– Да ради Бога! Хоть завтра! – радостно воскликнул Андрей.

– И даже Анечку отдал бы? – спросил я, прищурив один глаз.

Он задумался на секунду и великодушно махнул рукой.

– Да забирайте!

– А я думал, что у вас – любовь, – задумчиво произнёс я.

– Я тоже так думал… Но когда я предложил ей уехать вместе, то она категорически отказалась. Она сказала мне, что я идиот. Прикинь.

– А ты и есть самый настоящий идиот. Даже я тебе завидую, когда вы начинаете за стенкой кувыркаться. От вас исходит такой упоительный шум, что у меня одеяло приподнимается. Она так жалобно скулит, а я в это время песенку напеваю: «Тихо, Анечка, не плач… Не утонет в речке мяч». Да-а-а… Моя давно уже так не голосила.

Я мечтательно улыбнулся, глядя ему прямо в глаза.

– Простите, – прошептал он, отводя глаза в сторону и покрываясь алыми пятнами. – Мы не знали… что такие тонкие стены… или точнее сказать… не думали об этом. – Он был крайне смущён.

– Ну ладно, – продолжил я, – а ты понимаешь, что вы с Медведевым просто убиваете Елену Сергеевну? Она потратила на вас столько времени, столько душевного огня, а вы собрались её кинуть. А кто будет мужские партии исполнять? А кто будет девок на себе таскать? Кто будет радовать бальзаковских дамочек?! Один в Москву собрался, другой – в Тагил! Да вы что, рехнулись?!!

– Эдуард, я для себя всё решил, – ответил Андрюха.

Он смотрел на меня исподлобья, как упрямый бычок, которого тянут за ноздрю. Ну что я мог с ним поделать? В принципе он был совершенно прав, и мои аргументы очень быстро закончились.

– Ладно, пойдём искупнёмся, – сказал я, хлопнув его по плечу, и с этого момента я зауважал его ещё больше.

.19.

На следующее утро я записал в своём дневнике:

«Каждый, кого мы встречаем на своём жизненном пути, – это наш учитель. Не имеет значения, какой урок преподаст нам тот или иной человек: в этой жизни нам пригодится всё. Но случается, что Господь посылает нам экзекутора, и это означает только одно, что мы очень сильно накосячили…

Когда мы встретились с Татьяной 14 февраля 2000 года, я ещё многого не понимал и находился где-то посередине между основными центрами мироздания. До определённого момента эта история казалась мне удивительной сказкой, и я даже не почувствовал, как перед самым отъездом произошёл некий сдвиг и над моей головой, в экваториальных дирекциях, встретились разрушительный Марс и ведомый Меркурий… Бежать было бесполезно.

На 13 августа было назначено полное крушение надежд: я ошибся платформой и вместо поезда «Нижний Тагил – Адлер» случайно запрыгнул в вагон, на котором висела ржавая табличка «mortuisfinem»…»

В дверь кто-то постучал. Я крикнул: «Кого там нелёгкая принесла?!!» И на пороге, словно фантастическая голограмма, появилась Анечка Лагодская. Она выглядела бесподобно в своей короткой плиссированной юбочке. Её рельефные ляжки и слегка изогнутые, как у всех танцовщиц, голени лоснились от загара. Сквозь облегающую маячку просматривалась небольшая, но упругая грудь. Чёрная, туго заплетённая коса была перекинута через плечо. У неё были натурально кошачьи глаза – так смотрит киска на мышку, перед тем как прыгнуть. Это была самая настоящая хищница. Глядя на эту шикарную бестию, я пытался понять, как она могла так расслабиться, что выпустила этого мышонка из своих лап.

– Ты чё так на меня смотришь? – спросила Аня.

– Как? – переспросил я, чуть шевельнув губами; скажу честно, я всегда робел перед этой девушкой.

– Извини, забыла одеть лифчик, – небрежно кинула она, и тут же поведала о цели своего визита: – Понимаешь, какое дело… Ко мне сестрёнки приехали из Тагила… Они такие умные, что я не знаю, о чём с ними говорить.

– Ты шутишь? – удивлённо спросил я, потому что такая самокритичность была ей несвойственна.

– Шучу, – подтвердила она и улыбнулась своей ослепительной улыбкой. – Ну можешь просто составить компанию, интеллигентно поддержать беседу, кинуть парочку глубокомысленных фраз, как ты это умеешь?

– Могу, – вяло ответил я, – составить компанию. Могу навести тень на плетень… в ясный день. Могу навалить целый ворох комплементов. Могу просто слушать, кивая головой. Я всё могу, только не понимаю зачем.

– Я просто их не очень хорошо знаю, – ответила Лагодская, сморщив уморительную мордочку, – чувствую некоторую неловкость. – Она выгнула пальчики и произвела жест неприятия, словно отталкивая своих сестёр.

– Мы никогда не были близки. Они, знаешь, всегда были такими заучками, – говорила она вполголоса, шкодливо оглядываясь на дверь, словно нас могли подслушивать, а я в это время «облизывал» её смуглые накаченные ляжки, её гладкие депилированные голени, без зазрения совести заглядывал в манящее декольте и как-то невзначай подумал о том, что любая девушка, даже самая красивая и желанная, со временем умирает для партнёра как сексуальный объект и превращается в обыкновенное анатомическое тело.

«По всей видимости, срабатывает наша полигамия, – объяснял я самому себя этот феномен. – С точки зрения природы самец не должен застревать в одной самке: это является непростительным расточительством в тот самый момент, когда вокруг бродят миллионы таких же точно самок, изнывающих от похоти и одиночества. Пускай она будет не такая красивая, не такая умная, не такая преданная, как твоя жена, но она будет другой, и в этом заключается её главное преимущество. Это же самый настоящий атавизм».

– Ну ладно, водку пить будем? – деловито спросил я.

– Ты что?! – зашипела она, выпучив свои зелёные кошачьи глаза. – Они такие правильные, такие благочестивые! Ну натуральные монашки! Тьфу! Даже тошнит от них!

– То есть они не пьют водку по утрам? – уточнил я.

– Они вообще не пьют водку! Тем более так рано.

– Ну ладно, тогда я принесу шампанского. Это же нужно как-то вспрыснуть.