Такой же маленький, как ваш

Сидя в Александровском парке, я всё никак не мог определиться с политическим выбором. Мы ели шашлыки, слушали песню про спецназ и не знали ещё, как и все сидящие вокруг, надевшие на выход свои лучшие костюмы, что скамейки наши были выкрашены только вчера, а может быть, даже сегодня утром.

Отодрав штаны, я увёл семью из парка. А заодно покинул «Родимую Россию». И дело даже не в том, что меня в её составе не пустили к памятнику погибшим воинам. Просто я справедливо рассудил, что эта партия и без моей скромной персоны наберёт столько голосов, сколько потребуется для победы. Так оно и вышло.

Глава 25

Здравствуйте, Гена и Таня!

Поговорил с тобой, Гена, по телефону и послушал, как тебя выгнали из газеты за статью про металлургический комбинат: раньше награды давали, а не то сказал – и будьте любезны. Это тебя редактор сдал, за себя перепугался и сдал.

Конечно, в Магнитогорске не может быть свободы слова, как не может там быть демократии вообще. Потому что в Магнитогорске есть пуп Магнитогорска, название которому – металлургический комбинат. Что ты, естественно, лучше меня знаешь.

Демократия это ведь не власть народа, а апелляция к народу, подобно тому, как скандалящая с пьяным мужем жена призывает в свидетели выскочивших на шум соседей:

– Вы посмотрите, что он вытворяет!

В более общем смысле демократия – это существование и борьба двух и более равных сил – а я бы сказал, денежных мешков – при отсутствии авторитарного центра (прошу прощения, мантию поправлю).

В демократическом обществе политики и пресса выступают с сенсационными разоблачениями, а полиция и суд стоят на страже закона только потому, что такая возможность обеспечена им данной борьбой. Каждая из сторон задушила бы на корню любую критику в свой адрес, да ещё вывесила бы её, задушенную, на всеобщее обозрение, чтоб другим неповадно было. Но всячески поддерживает, а большей частью инициирует сама удары в сторону противника, пылая при этом демократическим гневом.

Конечно, эти силы не могут возникнуть на пустом месте (вы хоть с должным вниманием читаете, а то, может, я тут зря распинаюсь?), они вырастают исключительно из буржуазной, а точнее, из мелкобуржуазной среды, питаются ею и зачастую потом в ней исчезают. Но это уже другой вопрос. Главное, что только в таких условиях может существовать максимально возможная, но уж, конечно, не полная свобода слова.

Полной свободы, по крайней мере, в этом мире, нет. Помнишь, учил нас на факультете (по Гегелю и Ленину, что ли?) декан Боб Лозовский: «Свобода – это осознанная необходимость». Правы были эти старики, Крупский и Лозовский: главное в свободе – понять её границы. Ты, кстати, что, забыл, как на факультете нашу газету прикрыли? Ладно хоть времена тогда изменились, а то бы и нас с тобой в универе вместе с газетой прикрыли.

В Магнитогорске, видимо, времена изменились не сильно. Поэтому я тебя призываю, Гена, быть благоразумным.

А твоим начальникам за свои поступки когда-нибудь придётся отвечать. Да, господа, придётся! Есть Высший суд! Который выше даже, чем руководство Магнитогорского металлургического комбината. Можете себе представить – выше! И на том суде спросят: по какой причине вы уволили лучшего журналиста вашего издания Григорьева?

У нас в городе я уважаю газету «Сбоковский обозреватель», её главного редактора Зачинина. Я тебе, Гена, рассказывал: он философ, неформал и экстремал. То есть окончил философский факультет, кстати говоря, нашего, Уральского, университета; оказавшись по распределению в Сбокове, стал принимать активное участие в перестроечных («неформальных», как тогда называли) демократических объединениях, чем тут же привлёк к себе внимание КГБ; а сейчас занимается экстремальными видами спорта: в ледяной воде по часу плавает, по горам дистанции бегает – ну, ясно же, человек не в себе, все три признака на это указывают.

Я его впервые увидел по телевизору в дни путча 1991 года, в дни ГКЧП. И Зачинин, без сомнения, производил впечатление странного, но смелого человека. В то время как мы с трудовым коллективом уже вовсю обмывали кончину так недолго просуществовавшей перестройки (большинство склонялось к тому, что путчисты победят), он со товарищи – со демократические товарищи – вторгся в телеэфир и начал призывать людей выходить на улицы и оказывать сопротивление реакции. Я, поддавшись призыву, вскочил и хотел было идти оказывать сопротивление, но, как выяснилось, уже не совсем твёрдо стоял на ногах, и, к тому же, меня стали удерживать окружающие. «Может, оно и к лучшему, – рассудил я. – Уж если мне тяжело оказывать сопротивление коллегам, то реакция меня и подавно победит».

Справедливости ради надо сказать, что ни прогрессивных сил, ни реакции в те дни на улицах Сбокова не наблюдалось: все напряжённо ждали, чем закончится противостояние в Москве, и лишь самые отчаянные срывались с места и мчались в гущу событий, в столицу.

Потом, после победы над путчем, спустя какое-то время Зачинин начал издавать газету. Назвал он её «Сбоковский обозреватель», и появление этой газеты стало, пожалуй, одним из самых значимых событий в политической жизни Сбоковского края – тема, которая ещё ждёт своих исследователей на многочисленных факультетах журналистики города Сбокова.

Написал эти строки и за голову схватился. Раньше, Гена, насколько я помню, в России существовало три факультета журналистики: Московский, Ленинградский и наш, Уральский (ну, не считая Института международных отношений, МГИМО, вуза особенного). И на эти три факультета, Гена, стремились поступить одарённые молодые люди со всех концов нашей необъятной страны. Поступить же туда удавалось немногим – лишь лучшим из лучших, лишь самым одарённым (как ты считаешь?). А сейчас, Гена, только в городе Сбокове факультетов журналистики несколько.

Да что факультетов журналистики! Сколько в России университетов было? На пальцах одной, ну, полутора рук (только руку отхватить вдоль, чтобы пальцы остались) пересчитать хватит. Все университеты являлись учебными отделениями серьёзных научных школ, и образование в них считалось не только престижным, но академическим (пусть не про меня конкретно речь). А сейчас в телефонном справочнике города Сбокова, Гена, есть отдельная глава «Академии. Университеты. Институты».

И всё бы ничего, но я сам слышал, как выпускники языкового факультета государственного университета говорят «положить» и «звонишь». Государственного университета! А что требовать с многочисленных частных вузов? Вот так наложут людям в университете знаниев, и идут они потом с наложенным по жизни. Может быть, поэтому одно из крупнейших рекламных агентств Сбокова, рассказывая о себе, на протяжении нескольких лет писало слово «агентство» без буквы «т».

Говорю я это не в укор учебным заведениям Сбокова, тем более, что ряд из них, особенно в системе среднего образования, высоко котируются в масштабах даже всей страны. И уж тем более не в укор учащимся: они получают то, что даёт им среда. Это я – в укор реформаторам от образования.

А ещё мне нравятся ПТУ – профессионально-технические училища, которые на Урале в просторечье именуются «шарагами». Теперь они по всей стране носят особое, трепетное для России имя – лицеи. Идут, бляха муха, лицеисты по улицам, сосут пиво из банок, с хрена на хрен всех посылают. Это ж надо такое придумать, про лицеи. Так свою культуру не уважать! Ещё раз: речь не об учащихся и не о выпускниках училищ – часто профессионалах, мастерах своего дела. Речь о вышеупомянутых господах.

Услышав недавно от жены «Go in попу», я ужасно оскорбился: ну, сказала бы просто «отстань», а то сразу посылает: «Гоу ин попу!» Но оказалось, что оскорбляться никакого повода нет, просто она читала мне объявления о приёме на учёбу в эти самые лицеи, профтехучилища, получившие в свете последних образовательных реформ ещё одно обозначение. Я заглянул в газету. Средние школы там именовались «МОУСОШ» (очевидно, под некой аббревиатурой), а училища, действительно, «ГОУНПОПУ» (непривычно, конечно, но что-то в этом есть). Средние Специальные Учебные Заведения назывались «ССУЗЫ», по аналогии с чем я предложил именовать остальные СРедние Учебные Заведения – «СРУЗЫ», чтобы вместе они, «ссузы» и «срузы», могли составить полноценную пару.

И всё же вернёмся к «Сбоковскому обозревателю». Зная его редактора, можно предположить, чем очень скоро стала газета в городе Сбокове. В городе Сбокове газета очень скоро стала бельмом в глазу для властей и связанного с ними бизнеса. Она добывала факты, вскрывала нарушения, давала резкие оценки, боролась за справедливость. Лезла куда надо и куда не надо и, вроде как, ничего не боялась. Именно благодаря этой газете мы многое узнавали о скрытой стороне сбоковской жизни, и именно её я чаще всего имею ввиду, говоря: «Газеты по такому-то поводу писали». Правильнее было бы сказать: «Обозреватель» по такому-то поводу писал.

Писал, кстати, не всегда по делу.

Мы с Рифатом, моим бывшим партнёром по бизнесу, снимали под офис комнату в небольшом особняке. А другие комнаты, как выяснилось, там снимали бандиты. Подобное соседство вызывало у нас психологический дискомфорт: с подозрением глядящая охрана, видеокамеры на каждом шагу (заходишь в туалет и гадаешь, смотрят на тебя или нет, но на всякий случай рукой помашешь), постоянные «стрелки» и «разборки».

Один раз на этаже взорвали что-то газовое, другой раз нас просто не пустили, посоветовав для нашей же безопасности немного погулять. А в третий раз кто-то попытался взорвать их «главного».

«Главный» в сопровождении охраны начал отъезжать от крыльца, как вдруг стены здания сотряс мощный взрыв. На работе у нас находился только Архипыч (помните про антонимы?). Он бросился к окну. Оказалось, «главному» повезло: его машина взяла с места слишком резко и успела проскочить мину за секунду до взрыва. А через секунду после взрыва умчалась вместе с автомобилем сопровождения.

Архипыч кинулся вниз, к своей припаркованной поблизости «Ниве». К его несчастью в кузове машины зияло несколько пробоин. Тут из здания высыпали «братки», вскоре прибыли оперативники. А вслед за ними приехали и мы с Рифатом: что случилось? Весь в расстройстве Архипыч показал пострадавшую «Ниву». Посмотрели мы на пробоины и подумали, что точно такие же могли быть у нас в голове.

Поэтому через два дня сидели уже, от греха, в новом офисе и читали в «Сбоковском обозревателе» комментарий к случившемуся. «Обозреватель» начисто отметал версию о том, что взрыв был направлен против обитающих в здании людей, а связывал его с находящимся поблизости предприятием. «В данном же здании, – писал «Обозреватель», – располагаются только никому не известные, малозначительные фирмы».

Этого я «Сбоковскому обозревателю» никогда не прощу! Написал бы: «Там располагаются солидные фирмы (по крайней мере, одна из них), которые в силу своего статуса не могут иметь отношения к происшедшему». А то – «никому не известные, малозначительные», читать противно!

Но если простить газете эти редкие оплошности и попытаться оценить её деятельность в целом, то в целом – хорошо, что она в Сбокове есть. Несмотря на приходящую тут же на ум поговорку «Собака лает, караван идёт». И это вина не газеты, а времени: она обличает – они идут дальше… И всё-таки зачем «Обозреватель» написал, что наша фирма малозначительная?!

Впрочем, однажды Зачинин по-настоящему власти напугал: он выдвинул свою кандидатуру на должность мэра и начал уверенно набирать очки. Мне-то кажется, ему выдвигаться не стоило: внешность у него не представительная, говорит так себе, не пламенно и не очень внятно. Но он выдвинулся и пошёл в гору.

И они забеспокоились. В газету одна за одной зачастили проверки: налоговая, пожарная, из департамента печати… Находили мелкие нарушения, но всё это было не то.

И тогда Зачинина решили объявить… наркоманом! Домой и на работу к нему нагрянули люди в масках, всё, как водится, перевернули и, естественно, «нашли» в кабинете пакетик с марихуаной. И тут же завели уголовное дело. Но что за уголовное дело без свидетелей? Хотя бы один, да нужен. И свидетель появился. Это был деклассированный элемент, бомж. Он припомнил, как стоял однажды на улице и увидел идущего мимо мужчину, в котором узнал главного редактора газеты «Сбоковский обозреватель» Зачинина, фотографию которого где-то однажды видел. Зачинин шёл и курил, и по запаху сигареты элемент безошибочно определил, что курит тот марихуану.

Всё-таки, я считаю, в юридических вузах надо больше внимания уделять сочинениям. А то, вроде бы, кажется, дисциплина не основная, пусть лучше право изучают. Да ведь жизнь показывает обратное: это право дисциплина не основная, оно, зачастую, вовсе не нужно, а сочинения как раз ежедневно востребованы. А то – что они там понаписали? Какой-то бомж чего-то там учуял. Да не смешите мои тапочки! И потом, почему они упустили из виду: Зачинин не курит! Он, как известно, спортсмен-экстремал.

Короче, народ ни сомнительным элементам, ни «ментам» не поверил. И популярность кандидата в мэры продолжила расти.

Поэтому за несколько дней до выборов провластные политтехнологи выкинули свой главный козырь. В одно утро на всех столбах и заборах города появились листовки: «Не пустим криминал во власть!» Под сим громким заголовком располагалась фотография Зачинина в обнимку с уголовными авторитетами, а лаконичный текст утверждал, что главный редактор «Сбоковского обозревателя» давно и прочно связан с местным криминалитетом, на деньги которого издаёт свою газету. И теперь на те же деньги всеми способами рвётся к власти.

Тёмные времена бандитского правления надвигались на Сбоков. Газеты запестрели подтверждающими листовку материалами; телевидение крутило фильмы, в которых перемежались кадры бандитских разборок, мешков с деньгами и свирепой физиономии Зачинина; а губернатор Силыч Мироненков, указывая на новоявленного уголовника, просто-напросто просил-умолял избирателей остановить движение преступности во власть.

И люди дрогнули, засомневались. Слишком много раздалось обвинительных речей с самых разных сторон, с самых разных высот. И если уж сам губернатор говорит…

Ошарашенный Зачинин пытался оправдаться, наиболее верные его сторонники призывали горожан не верить абсурдным обвинениям, но, как известно, чем грандиознее ложь, тем легче люди в неё верят. Признаюсь, и я не отдал бы в тот момент за Зачинина, не то что голову, пальца бы своего не отдал. В общем, Зачинин выборы проиграл.

И сразу же смолкли телевидение и газеты. А отряды уличных рабочих соскребли с заборов скандальные листки, которые, как выяснилось, вообще неизвестно кто изготовил. Уголовное дело по употреблению и хранению наркотиков было прекращено (тут за Зачинина впряглись столичные правозащитники, а с этой публикой воевать – себе дороже). И только губернатор Силыч долго ещё не мог успокоиться и время от времени в своих выступлениях пугал мирных сбоковских жителей страшной криминальной газетой.

Не смирившись с поражением, Зачинин подал в суд. Суд был. Он признал фотографии на листовках сфальсифицированными, обвинения не соответствующими действительности, но отказался признать их влияние на ход голосования и таким образом окончательно утвердил итоги выборов.

И несостоявшийся мэр занялся своим прежним делом: критикой в газете «Сбоковский обозреватель» недобросовестных чиновников и приближённых к ним бизнесменов. За что его однажды, как я уже как-то рассказывал, чуть не зарезали, да он убежал. А когда вылечился, занялся своим прежним делом: критикой в газете «Сбоковский обозреватель» недобросовестных чиновников и приближённых к ним бизнесменов. Ну, явно человек не в себе.

Глава 26

Сам я, хоть и уважаю газету «Сбоковский обозреватель» и её главного редактора, к горячим сторонникам господина Зачинина всё же не отношусь, потому как имею для этого личные причины. Потому как дважды с ним общался.

Первый раз во время очередной своей рекламной кампании.

Вообще-то, мне нравится общаться со средствами массовой информации, если я предстаю перед ними в облике заказчика рекламы, то есть рекламодателя. Это чудесный облик! Чудесный в смысле не только прекрасный, но и творящий чудеса. Увидев меня в сём облике, сотрудники рекламных отделов мгновенно начинают источать в мою сторону непередаваемо нежные чувства. Моё мнение ценится, мои соображения вызывают восторг. Я выскажу пожелание, и оно обязательно будет учтено. Я сострю, и над моей шуткой будет неделю до слёз хохотать весь рекламный отдел.

Если бы я поймал золотую рыбку, то после нового корыта для жены и кроссовок для Ксении (её-то совсем малы стали) заказал бы рыбке быть мне всю жизнь рекламодателем в окружении рекламных агентов и провёл бы остаток дней своих без волнений и тревог в почтении и любви. И пусть рыбки до сих пор нет, всё же иногда доводится мне устраивать рекламные кампании, а значит, получать сверх обычного порции положительных эмоций.