Восход и закат

– Мое поручение… сэр Артур Бофор принимает живейшее участие в вашей судьбе… он устроил этот поиск. Он поручил мне сказать вам, что почтет себя чрезвычайно счастливым… да, счастливым, если ему удастся услужить вам… и если вы хотите видеться с ним… он в городе… Вы, конечно, будете обворожены… Удивительно любезный молодой человек…

– Скажите ему, перебил Филипп, что я не приму ни благодеяния, ни помощи, ни от отца, ни от сына, ни от какого члена семейства, на котором лежит грехом смерть матери и проклятие сирот. Я с ними не хочу иметь никакого сношения. Если ж они навяжутся мне насильно, то пусть не пеняют! Я добываю себе хлеб как хочу. Они мне не нужны. Скажите им это. Убирайтесь!

Филипп толкнул адвоката в сторону и пошел далее. Блаквель, смущенный, сбитый с ног и с толку, воротился к своему спутнику.

– Ах, как это мило, Филипп, что ты пришел сегодня пораньше! вскричал Сидней, захлопав в ладоши и бросившись навстречу брату, когда тот вошел в свою комнату: мне было так скучно! Будем играть?

– Пожалуй. В какую же игру? отвечал Филипп с ласковою улыбкой.

– Пойдем в сад; будем играть в прятки.

– Не холодно ли будет тебе в саду?

– Ну, так! у тебя всегда отговорки! Я вижу, тебе не хочется. Хорошо, я не стану беспокоить тебя.

Сидней сел к окну и надулся.

– Бедный Сидней! я знаю, тебе скучно у меня. Да, пойдем играть. Но надень этот платок.

Филипп снял с шеи платок и окутал им брата. Сидней перестал дуться. Они вышли в сад, и пробыли там до темной ночи. Однажды, тихонько обходя куст, чтобы избежать рук Сиднея, Филипп нечаянно взглянул в сторону и наметил темную фигуру человека, который подсматривал на играющими через каменный набор со стороны улицы. Филипп содрогнулся. Бофоры, с мыслью о которых в воображении его соединились все роды предзнаменований зла и несчастья, Бофоры и тут не давали ему покою: подослали своего шпиона! Он остановился, выпрямился во весь рост, а, между-тем как Сидней с хохотом бежал, чтобы схватить его, закричал на незнакомка повелительно:

– Чего ты зеваешь? что ты подсматриваешь за нами?

Незнакомец пробормотал что-то и исчез.

– Уж не вор ли это? проговорил испуганный Сидней с трепетом.

Филипп не отвечал. Он повел брата в комнату и там, при тусклом свете одной свечи, надобно было видеть, с какою трогательною нежностью, с каким терпением он подавался на все резвые прихоти своего воспитанника, как он то строил карточные домики, то рассказывал волшебные и богатырские сказки, лучшие, какие слыхивал или какие мог сам изобрести. Когда, наконец, Сидней стал ложиться спать, Филипп, помогая ему раздеваться, спросил:

– Теперь тебе скучно, Сидней?

– Нет; когда ты со мною, я не скучаю. Но это случается так редко!

– Ты не читаешь книг, которые я купил тебе?

– Иногда читаю… но нельзя же целый день читать!

– Ах, Сидней! если мы, может-быть, расстанемся, ты перестанешь любить меня?

– Не говори этого, Филипп! Ведь мы никогда не расстанемся.

Филипп вздохнул и отворотился. Что-то шептало ему, что опасность близка. Его и без того уже давно занимала мысль, что нельзя же Сиднею вырасти так, между четырех стен, без всякого воспитания и образования.

Между темь как Филипп раздумывал о средствах прилично исполнить данное матери слово, а Сидней покоился сном беспечной юности, в лучшей гостинице города сидели три человека, Артур Бофор, Спенсер и мистер Слаквель.

– Так он отвергает все наши предложения? спросил Артур.

– С презрением, которого я не смею описывать вам, возразил адвокат: это, очевидно, человек совершенно безнравственный и до крайности развращенный. Да как же и быть иначе: он ведь служит конюхом у барышника! Он, кажется, и при отце все жил в конюшне. Дурное общество скоро портит человека. Мистер Шарп говорит, что человек, с которым мы видели его на дороге, самый низкий мошенник. Вы можете быть уверены, сэр Артур, это человек неисправимый. Все, что мы можем сделать, это – спасти его брата.

– О! это слишком страшная мысль! воскликнул Артур отворачиваясь.

– Конечно, страшная, прибавил Спенсер: право, я не знал бы, что делать с таким человеком. Но бедное дитя… увезти его, значит сделать богоугодное дело.

– Где мистер Шарп? спросил Артур.

– Он пошел вслед за Филиппом, чтобы выведать, где он живет и у него ли брат… Да вот он!

– Нашел! нашел, сэр! сказал Шарп входя и отирая пот со лба: этакой он строптивый. Я того и глядел, что он пустит мне камень в лоб. Но наш брат уж привык к этому.

– Ребенок у него? спросил Спенсер.

– У него.

– Что, это скромный, смирный мальчик? продолжал мечтательный обитатель озер.

– Смирный? помилуйте! Я в жизнь свою не видывал такого резвого крикуна! Уж они бесились, бесились там, в саду, словно дикие звери в клетке. Ужас!

– Ах, Боже мой, простонал мистер Спенсер: он из этого бедного ребенка сделает такого же негодяя, как сам!

– Что нам делать, мистер Блиаквель? спросил Шарп, хватаясь за стакан вина.

– Я думаю, вам завтра утром сходить к конскому барышнику и осведомиться, давно ли Филипп водится с тем мошенником. Может-быть Стубмор имеет некоторое влияние на него, и, если, не называя его по имени…

– Да, да, не говорите имени, прибавил Артур.

– Вы можете его попросить, чтобы посоветовал молодому человеку последовать советам родственников.

– Понимаю, понимаю, сказал мистер Шарп.

– А я сам завтра поговорю с Филиппом, сказал Артур: я упрошу его. Меня он послушается.

На утро мистер Шарп явился к барышнику.

– Мистер Стубмор, кажется?

– К вашим услугам, сэр.

Мастер Шарп с таинственною миной запер стеклянную дверь и, приподняв за кончик зеленую занавеску, кивнул изумленному хозяину, чтобы тот приблизился.

– Видите вы этого молодого человека, в бархатной куртке? Он у вас служат?

– Да; он у меня правая рука.

– Ну, так я вам скажу… вы, однако ж не беспокойтесь… его ищут родственники. Он пошел по дурной дороге, и мы требуем, чтобы вы дали ему добрый совет.

– Ба! я знаю, что он убежал от своих родственников; я знаю также, что он дельный, прекрасный малый. Он останется у меня столько времени, сколько душе угодно, и его преследователи у меня выторгуют себе разве только добрую купель в лошадином пруду.

– Вы – отец? у вас есть дети, мастер Стубморь? сказал Шарп, запустив руки в карманы, и приняв важный вид.