Восход и закат

– Отчего это ты так весел?

Мальчик улыбнулся.

– Ах, это тайна… Не велели сказывать тебе. Я, я уверен, что ты вовсе не такой злой, как он говорит.

– Он?.. кто?

– Не сердись, Филипп!.. Ты пугаешь имя.

– А ты терзаешь меня. Кто мог очернить брата веред братом?

– О! он не чернил: он только, говорил… с добрым намерением… Здесь был господин… такой милый, добрый… он громко заплакал, когда увидел меня. Он сказал, что знал мою маменьку и обещал взять меня, с собой… купить мне хорошенькую лошадку, и новые платья, и все, все! Он скоро обещал прийти опять.

– Он сказал, что и меня тоже возьмет, Сидней? спросил Филипп садясь.

Сидней печально склонил голову.

– Нет, братец… он сказал, что ты пойдешь… что ты злой… что ты водишься с дурными людьми и что ты держишь меня здесь взаперти, для того, чтобы никто не мог сделать мне добра… Но я ему сказал, что не верю этому… да, право! я ему сказал это!

И Сидней пытался отвести руки брата, которыми тот закрыл себе лицо. Филипп вскочил и скорыми шагами стал ходить из угла в угол. «Еще один подосланный от Бофоров! думал он: быть может, адвокат. Они хотят отнять его у меня!.. отнять последнее, что я люблю. Этому не бывать!»

– Сидней, сказал он громко: мы должны уйти отсюда, сегодня… сейчас… да! сию минуту.

– Как! уйти? а этот добрый господин?..

– Будь он проклят! Идем. Не реви попусту. Ты должен идти.

Эти слова были сказаны с такою суровостью, какой Сидней никогда еще не видывал от брата. Филипп пошел рассчитываться с хозяйкою и укладывать свой бедный скарб. Через час братья были уже за городом.

Они целый день шли полями и проселками, пуще прежнего избегая всякого жилья. К вечеру, однако ж, когда небо заволокло тучами, начал накрапывать дождь и вдали послышался гром. Филипп и сам стал посматривать, где бы приютиться; но кругом все было пусто. Сидней, измученный, начал плакать объявил, что не может идти далее. Между-тем совсем стемнело. Филипп увещевал и упрашивал брата поспешить, обнадеживая близким отдыхом.

– Это жестоко, Филипп, говорил Сидней всхлипывая: к чему ты заставляешь меня тащиться, в такую темень и в такую погоду, Бог знает, куда? Я сожалею, что пошел с тобой.

В это время яркая молния, осветила бледное лицо Сиднея, выражавшее упрек, сожаление и страх. Филипп инстинктивно бросился загородить его собою и защитить от страшного, неотразимого небесного огня. После этого испугу, Сидней несколько времени шел без ропота. Но гроза подходила ближе и ближе; мрак сгущался, молния чаще и чаще обливала кровавым блеском небо и землю. Полил проливной дождь, который, казалось, грозился затопить всю вселенную. Тут уже и твердое сердце Филиппа заныло. Он снял с себя шейный платок, куртку, жилет и все надел на Сиднея, чтобы защитить его от погоды. Он уже не прерывал его жалоб, напротив, радовался, когда слышал хоть стон, хоть плач, лишь бы слышать голос брата. Но этот голос становился всё слабее и слабее, и, наконец, совсем замолк. Только гром гремел в поднебесья и ливень хлестал землю. Сидней тяжелее и тяжелее наваливался на поддерживавшую его руку.

– Ради Бога, говори!.. говори, Сидней! Скажи хоть слово!.. Я понесу тебя на плечах!

– Я умру, кажется, проговорил Сидней едва внятно; я так устал… я не могу дальше идти… я здесь лягу.

И он повалился на дымящуюся траву подле дороги. В это время дождь помаленьку переставал; гром слышался отдаленнее, облака начинали рассеиваться и серый полусвет заменил сплошную тьму. Филипп, стоя на коленях, поддерживал брата и с мольбою обращал взор к удалявшейся грозе небесной. Одинокая звезда выглянула на мгновенье из-за тянувшихся туч, и опять исчезла. Но вот, вдали, мелькнул огонек… вот опять… на одном и том же месте. Это жилье; там есть люди! Филипп ожил: он обрадовался людям, несмотря на то, что бежал от них.

– Встань, Сидней! соберись с духом… еще одно усилие, и мы там… видишь, как близко! говорил он, указывая на огонь.

– Невозможно!.. я не могу… возразил Сидней.

Молния осветила его лицо. Оно было искажено: казалось, смертный пот выступил на нем. Что было делать Филиппу? Остаться тут, чтобы видеть, как брат умрет? Оставить его одного на дороге и бежать за помощью к тому огоньку? Последнее казалось ему еще страшнее. Вот, послышались шаги по дороге. Филипп притаил дыхание. Шаги приближались; показалось неопределенное очертание человека. Филипп громко кликнул.

– Что такое? откликнулся голос, который показался Филиппу знакомым. Он бросился на встречу и, взглянув путнику в лицо, узнал капитана Смита. Капитан, еще больше привычный к темноте, заговорил, первый.

– Как! это вы, почтеннейший! какими судьбами?

– Га! это вы?.. я здесь по вашей милости… Но не в том дело… Бог вам судья!.. Мой брат… ребенок… лежит здесь… я боюсь, умрет от холода и утомления… будьте милосерды, останьтесь с ним на минуту, пока я сбегаю туда, к тому огню… у меня есть деньги… я вам буду благодарен!..

– Неприятная работа, стоять теперь на дороге… но, так и быть! Где мальчик?

– Здесь, здесь! Поднимите его… вот так. Дай Бог вам здоровья… я сейчас ворочусь… сию-минуту.

Филипп сломя голову побежал через поле, через кустарники и гнилые болота, прямо на свет огонька, как пловец пробивается к берегу. Капитан был хоть негодяй, однако ж не совершенно бесчувственный. Если опасность угрожает жизни невинного ребенка, то сердце забьется даже у мошенника. Он, правда, проворчал несколько проклятий, однако ж держал мальчика на коленях и, вынув дорожную фляжку, влил ему в горло несколько капель водки. Это оживило Сиднея; он, открыл глаза и сказал:

– Я думаю, я могу теперь идти, Филипп.

В это время той же дорогой две жалкие почтовые клячи медленно тащили по грязи двух путешественников, в бричке.

– Этакая ночь! вскричал один из них.

– Прескверная, сэр! отозвался другой; и станция какая убийственная, – осьмнадцать миль! Это несносно… Но зато мы теперь непременно захватим их, если они пошли этою дорогой.

– Меня пугает старший-то брат: право, пугает, мистер Шарп. Он таким разбойником смотрят, что ужас!

– Да, водится с Дешингом Джерри, так чего уж тут путного ждать?

– Не говорите, мистер Шарп, не говорите: мне страшно.

Тут раздался громкий оклик.

– Ах, Боже мой! уж не разбойники ли? вскричал мистер Спенсер, затрепетав.

– Ни почем, сэр! у меня хлопушки с собой, спокойно отвечал Шарп: кто тут?

Экипаж остановился; кто-то подошел к дверцам.

– Извините, сэр, сказал незнакомец: но у меня тут бедный мальчик, больной, слабый такой, что с ним не дойдешь до ближайшего города, если вы не будете так добры, что возьмете его с собой.

– Бедный мальчик?.. где? спросил Спенсер высовывая голову через плечо Шарпа.

Тот ущипнул его и шепнул:

– Это Дешинг Джерри. Я выйду.

Он выскочил из экипажа и через минуту явился с Сиднеем на руках.

– Не он ли это? шепнул Шарп Спенсеру, освещая своим фонарем лицо мальчика.

– Он! он! Слава Богу!

– Так вы потрудитесь оставить его в Королевском Гербе? Часа через два, и мы там будем, сказал капитан.

– Мы? кто, мы? спросил Шарп.