Надежда и отчаяние

Глава шестая

Я шел по огромному лесу. Вокруг лишь сотни деревьев, из-за тумана казавшиеся мрачными и мертвыми. Я шел по этому лесу, а вокруг возникали чудовищные образы, не имевшие четкой формы, но нагонявшие страх, до того сильный, что даже перед глазами все плыло. Под грузом отчаяния, завладевшего моим сознанием, слабели ноги; я упал на колени. Тело могло лишь слегка поворачивать головой и смотреть вокруг. Я видел порой людей, которые бродили по этому лесу из стороны в сторону, точно потерянные. Но я видел и далекий-далекий свет – не знаю что это, но оно непреодолимо звало меня в дорогу, манило к себе. С дрожащими ногами я поднялся и, опираясь о деревья, продолжил идти.

Сознание вернулось ко мне в подъезде, где я лежал под разбитыми почтовыми ящиками. Когда я окончательно пришел в себя, отправился вверх по лестнице, домой. По приходе я сразу рухнул на кровать.

Очередной бестолковый день из трехсот шестидесяти пяти таких же бестолковых дней в году, из которых состоит моя бестолковая жизнь. С тоски я думал было удавиться, но потом не нашел в себе сил даже подняться с кровати. Лишь через несколько минут я-таки смог встать, заварить чай и подойти к окну. Небо своим черным беззвездным куполом накрыло город.

Я прошел на кухню, зажег свет. Часовая стрелка стояла на пятерке, минутная на двенадцати. Холодильник встретил меня пустыми металлическими полками и тусклым желтоватым сиянием маленькой лампочки. Беру упаковку с яйцами, материал которой так и останется для меня чем-то неизвестным, с легким скрипом открываю крышку, достаю три яйца. Легкий треск зажигающейся спички. Щелчок ручки, вспышка синеватого пламени. На сковороде недовольно зашипело масло. Пара секунд и вот уже на ней шкварчат и исходят приятным ароматом похожие на ромашку яйца. Сплошной белый лепесток вокруг и желтая пыльца посередине. В голове такая куча мыслей, что я все делал очень медленно. Медленно ел, съедая одну ложку в пять минут; медленно мыл посуду, натирая ее губкой минут десять; медленно мылся, стоя под душем, точно безжизненное дерево под дождем.

Через некоторое время сон более-менее начал отходить в сторону – наверное, чай и душ слегка взбодрили меня. Для окончания моего ритуала просыпания, который я практиковал вот уже порядка четырех лет, оставалось лишь выйти на улицу. Холодный воздух очень хорошо прогоняет сон. Сначала поднялся на один этаж, потому что на моем нет мусоропровода, а затем спустился по лестнице, потому что лифт сломался. День был печальный и грустный. Солнца не было вовсе. Облака пеленой застилали хмурое дождливое небо. Дождь дробил в город своими грязными каплями. Погода в этом году просто ужасная. И вновь сплин сковал своими цепями мое сердце и укутал своим покрывалом мой мозг. Зачем жить на свете? – возник в моей голове вопрос. Зачем же я живу на свете? – возник второй вопрос.

Я вдруг вспомнил день, который, как мне казалось, должен был стать коренным переломом в моей жизни…

…Я сидел у подъезда и курил, смотря на осеннюю кашу впереди себя: мокрая грязь, опавшие листья, бычки, бумажки, пивные банки. Я повернул голову и увидел человека, шедшего мне навстречу с блокнотом в руках. Когда он подошел поближе, я смог его рассмотреть: голубоглазый мужчина лет тридцати с небольшой бородой, одетый в черное пальто. Казалось бы, ничего необычного, но он был единственным человеком, которого я увидел на улице (кто в здравом уме будет гулять в шесть утра?).

– Что грустишь? – спросил он неожиданно. Я выпустил клуб дыма и отвернулся от него. От незнакомца разило алкоголем.

– Да я не грущу.

– Я же вижу.

– А есть повод радоваться?

– Каждый новый день – это повод радоваться.

– Может быть, только для вас. Для меня каждый новый день – это повод отчаиваться.

– Да с такими рассуждениями и до могилы недалеко.

– А я и не против.

Он замолк; долго и пытливо смотрел на меня. Я прятал глаза. Затем он повернулся, встал рядом со мной и предложил пойти вперед; я молча кивнул. Некоторое время спустя мы добрались до скамейки, удобно стоявшей прямо под фонарем. Он посадил меня, а сам встал напротив. Не знаю почему, но незнакомец внушал непередаваемое доверие. С любым другим человеком я бы наверняка никуда не пошел, но здесь было что-то из ряда вон выходящее. Хотя вполне возможно, что мне было плевать. Даже если бы он меня убил.

– Можешь звать меня Андрей, – чуть улыбнулся он и протянул мне руку.

– Макс, – сухо ответил я и протянул свою руку в ответ.

– Дай угадаю, тебе очень плохо из-за чего-то?

– Да. Из-за жизни.

Он усмехнулся и открыл блокнот.

– Наверное не из-за жизни, а из-за ее кажущейся бессмысленности?

– Почему же «кажущейся»? – поднял я на него глаза, до этого смотревшие на лужицу, покрытую тонкой-тонкой корочкой льда.

– Потому что у тебя наверняка есть великая цель. Ты ведь не просто так родился.

– Мне кажется, что я родился для того, чтобы страдать.

– Пока ты продолжаешь так думать, так и будет. Твои мысли определяют твое существование. Все, о чем ты думаешь, воплотится в жизнь. Это лишь вопрос времени, веры и упорства. Главное, найди то, чем хочешь заниматься и измени этот мир.

– Легко сказать, Андрей. Я много думал о том для чего и ради чего живу, искал себя, пробовал то одно, то другое, но мне все быстро надоедало, и ни черта не получалось. Как тут можно не опустить руки?

– То есть ты давно думаешь о смысле жизни?

– Лет с пятнадцати. Это что-то меняет?

– Это меняет все, брат. Я заметил одну простую истину: если человек рано начинает думать о смысле жизни, значит он был создан для чего-то великого. Вспомни: хоть кто-то из твоих знакомых, друзей или родственников задумывался о смысле своего бытия? Именно, нет. А значит они не были созданы для высокой цели, значит они были созданы для чего-то другого. Но ты, – он указал на меня пальцем, – ты исключение. Тебе лишь нужно понять, как бы ты хотел послужить человечеству, как бы ты хотел изменить мир. Ты ведь хочешь этого, да? – сказал он с улыбкой.

Я равнодушно посмотрел на него. Во мне ничего не шелохнулось. Однако я точно знал ответ на его вопрос.

– Можешь не отвечать. Я и так все вижу. Девяносто процентов людей не имеют такого желания; они лишь гонятся за деньгами и развлечениями. Да, они могут разбогатеть, могут даже обрести славу, но изменят ли они этим мир, останутся ли они в истории? – Андрей сам медленно покачал головой, будто он разговаривал с глупым ребенком, которому надо было все объяснять. – Верно. И вот скажи мне, что бы ты выбрал: прожить спокойную долгую жизнь, быть может заработав хорошие деньги и обретя какую-то известность, или прожить лет двадцать-тридцать, но стать легендой, поменять человечество, навсегда остаться в истории как великий человек?

– Я бы выбрал второе.

– Красавец! Так если ты действительно хочешь этого не из одного лишь честолюбия и меркантильности, то начни делать то, что тебе нравится, становись в этом деле лучше других и наконец достигни такого уровня в этом деле, чтобы ты остался в веках.

– Но как я могу достигнуть высокого уровня в чем-то, если другим во всех делах банально больше везет? Да взять хотя бы одного моего друга: ему фортуна помогает просто во всем – я не преувеличиваю – во всем!

– Брат, запомни одну простую истину: везение временно. А путь к мечте, к великой цели твоего существования должен прокладываться не при помощи фортуны и случайностей, а при помощи работы и упорства.

– А что толку трудиться, если в меня все равно никто не верит? – Я швырнул окурок в покореженную металлическую урну, стоявшую рядом.

– Есть одно очень хорошее словосочетание: на зло. Трудись на зло другим, трудись тогда, когда в тебя никто не верит, даже родная мать, трудись тогда, когда от тебя все отвернулись, трудись, чтобы доказать всем этим людям, что ты чего-то стоишь. В этом деле главное иметь огонь в глазах и быть мотивированным. А если мотивация пропадает (такое часто бывает), вспоминай кого-нибудь, кто когда-то вложил ее в тебя. Поверь, в меня тоже никто не верил, все мои слова об изменении мира воспринимали лишь как басни глупого мечтателя, но я наплевал на них и продолжил идти вперед и, самое главное, не боялся мечтать, ведь если ты можешь представить что-то в своем мозгу, то ты можешь воплотить это в жизнь.

– А…

– Поставь точку в прошлом и начни сражаться за будущее.

Не знаю почему, но после услышанного я ощутил душевный подъем. Да, Андрей говорил простейшие вещи, но говорил он их с таким огнем в глазах, с таким запалом, что слова эти придавали каких-то сил, побуждали к действию, даже вызывали мурашки. Я вдруг осознал, что если так и продолжу вести меланхоличную жизнь, продолжу плыть по течению, если не начну превозмогать и менять себя, то проживу ту самую спокойную и никчемную жизнь, как тот Щеголев и сотни тысяч ему подобных. Я уверен, что был создан для великого, и теперь нужно работать, и действительно достигнуть великого.

Я поплелся домой с невероятным душевным подъемом, бубня себе под нос, что все будет прекрасно, что пора начинать менять свою жизнь, что скоро все узнают обо мне, что скоро я изменю этот мир и человечество. Правда, я понятия не имел, как именно я буду все это делать… но смена образа мыслей тоже неплохое начало. С часа три я бродил по улицам, ощущая действительно настоящую радость. Вновь я поймал себя на мысли о странности и двойственности своего характера, ибо всего три часа назад я хотел прыгнуть с крыши, а теперь уже хочу жить полной жизнью.

…Картина перед глазами рассеялась. Теперь эти воспоминания не вызывали ничего кроме смеха. Какая же глупость, Боже ты мой! Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять одну простую истину: чем меньше ты думаешь о смысле жизни, тем счастливее ты живешь.

***

Сизая дымка легким туманом расползалась по кухне. Тихо-тихо жужжал кулер в ноутбуке. Белый свет от пустого листа в «Word» ужасно больно бил в глаза. В голове слишком много мыслей и они, подобно машинам на автомагистрали, носятся с огромной скоростью; их невозможно собрать, структурировать и записать; они возникают, стремительно проносятся и исчезают, заменяясь другими. Я плюнул и закрыл программу. Открыл браузер и зашел в «VK». Новых сообщений нет. Зашел в диалоги. Взгляд сразу устремился на нашу с ней переписку. Я уже третий день подряд захожу в нее, обновляю несколько раз страницу и снова выхожу. Я закрыл вкладку, как вдруг услышал какой-то звук. «Неужели сообщение?» – с быстротой света пронеслось в голове. Я быстро кликнул на «VK». Ничего… Просто показалось…

Я ввинтил сигарету в консервную банку из-под бычков в томате, откинулся на спинку стула и задумался. Боже, мыслимо ли, чтобы человек занимал в голове столько места всего на четвертый – четвертый мать его! – день знакомства. Я чувствовал, что очень хочу, чтобы она написала, чувствовал, что хочу зайти и проверить этот чертов мессенджер, чувствовал, что хочу написать сам.

Не-е-ет… Я же знаю, чем для меня, как для самого неудачливого человека в мире, может закончиться моя привязанность. Проходили уже… Может, и Даша всего лишь хочет подшутить надо мной, а затем прилюдно опозорить? От людей можно ожидать чего угодно, и я привык ожидать от них только плохого. Все эти ожидания часто сбываются. Ну ведь не может такая красота никому не принадлежать. Впрочем, даже если она еще никому не принадлежит, то она все равно не может быть моей. Это было бы слишком хорошо.

Я должен задушить эти чувства, беспощадно раздавить их, как зарождающиеся цветы, которые мы топчем ногами на земле.

Однажды моя двоюродная сестра рассказала мне историю, как она насильно давила в себе чувство влюбленности к одному человеку, который встречался с ее лучшей подругой. Удивительно, но это сработало. Но – кто бы мог подумать – со мной это не работало вовсе. Я не брал в руки телефон, ходил по улицам туда-сюда, стараясь себя вымотать, чтобы подавить в себе все чувства. Странно, раньше я так делал, чтобы не думать об отказе, теперь я так делаю, чтобы не думать о возможном согласии.