Под флагом цвета крови и свободы

– Капитан Рэдфорд прав, – как можно более равнодушно указывая на Джека, ответил бывший офицер. – Если прибрежные рифы не служат для острова надежной защитой от этого противника, нет смысла прятаться за ними. В открытом море у наших судов есть хотя бы возможность для маневра; здесь же мы все останемся в ловушке.

– Постойте, мистер Дойли! – вмешался вдруг молчавший до этой минуты Уильям Мэрфи. Среди пиратов он чувствовал себя явно не в своей тарелке и едва ли решился бы говорить сам, но внезапно осенившая его мысль, по-видимому, была в нем сильнее чувств. Удивительно, что никто не спешил перебивать юношу; Эдвард поднял брови:

– Говорите, капитан. У вас есть какие-то соображения?

– Я знаю количество кораблей, которые находятся в распоряжении мистера Рочестера. Он никак не смог бы собрать флот, необходимый для взятия такой крепости, – заговорил Мэрфи воодушевленно. – А мы привезли с собой бумаги, изобличающие измену мистера Рочестера…

– Да, но какое отношение это имеет к… – Эдвард запнулся и умолк, глядя на него расширившимися глазами: – Хотите сказать, что Рочестер придет не один?

– Я знаю людей, которым он мог предложить присоединиться к нему, – кивнул Уильям. – Некоторые из них следуют за ним из личных интересов, но большинство – потому что разрешения мистера Рочестера они никогда не смогут вести свои торговые дела должным образом. Когда они поймут, что его дни в Англии и ее колониях сочтены…

– Это все равно не отменит того, что многие из них стали его соучастниками. Вдруг они решат идти до конца? – перебил его Джек. Эдвард потер лоб.

– Предоставьте это мне, – негромко сказал он. На мгновение в комнате повисла тягостная тишина, затем Рэдфорд удивленно переспросил:

– Вам, мистер Дойли?

– Когда Рочестер прибудет сюда, я отправлюсь на переговоры и покажу эти бумаги его союзникам, – четко и размеренно пояснил Эдвард. Заметив недоверчивые усмешки окружающих, он пожал плечами: – Если все получится, вам придется иметь дело с меньшим количеством противников. Что вы теряете?

– А если нет, мистер Дойли? – с присущим одной лишь молодости простодушием за всех ответил капитан Мэрфи. Эдвард прищурился и развел руками:

– Если нет, то… То вы все равно ничего не потеряете. Как и я сам.

***

– Я пойму, если вы решите остаться, – вполголоса проговорил Эдвард, пока они дожидались спуска шлюпки на воду. Мэрфи оглянулся на него с неподдельным возмущением.

– Мы пойдем туда вместе, мистер Дойли, – ответил он до того решительно, что у его собеседника даже сквозь собственную боль мучительно сжалось сердце: юношу, по всей видимости, удержать на месте смогла бы лишь мгновенная смерть – Эдвард навидался таких людей в армии и всегда заранее готовился к их потере.

Белый флаг помог, хотя и слабо: встречали их небольшую делегацию крайне настороженно. Эдвард специально не взял с собой оружия, избежав таким образом полноценного обыска, который мог обнаружить взятые им с собой бумаги; прикрывать их огнем в случае отхода должны были заранее подготовленные стрелки с собственного брига.

Корабль Рочестера, трехмачтовый фрегат «Бесстрашный», ожидаемо был заполнен людьми: очевидно, перед атакой предусмотрительный делец решил еще раз обсудить стратегию боя с союзниками. В их наличии уже нельзя было усомниться – Эдвард видел поднятые флаги с различной символикой, явно принадлежавшие нескольким компаниям. Некоторые из них он даже смутно помнил по временам, проведенным на службе на Бермудских островах.

В кают-компании, как он и подозревал, также было не меньше десятка людей самой что ни на есть капитанской наружности – разумеется, гордые владельцы торговых компаний не стали сами соваться в подобное пекло, и Эдвард искренне пожалел об этом. Ему хотелось бы поймать всех этих крыс с поличным и заставить отвечать за их дела; но выбора не было. Перед ним стоял один лишь Рочестер, и никого, кроме него, покарать перед лицом закона он не мог.

– Мистер Мэрфи, мистер Дойли, – проговорил владелец компании с обычным хладнокровием, однако в глубине его суженных зрачков Эдварду сразу же почудился страх. – Будьте любезны, дождитесь меня в моей каюте.

– Крайне сожалею, сэр, – поскольку Дойли молчал, заговорил сдавленным голосом Уильям – казалось, ему было действительно тяжело говорить с уже бывшим работодателем, – но наш разговор не терпит отлагательств.

Рочестер смерил его внимательным взглядом, и в холодных глазах его мелькнула догадка:

– Вы добыли то, о чем я говорил?

– Добыли, – негромко согласился Эдвард, не отводя взгляда. Он слегка пропустил тот момент, когда к их разговору начали прислушиваться, однако именно в эту минуту обнаружил, что остальные голоса в каюте стихли; внимание присутствующих было приковано к ним.

– Быть может, расскажете им? – указывая на них взглядом, с каким-то новым, злорадным чувством спросил Дойли. – Расскажете, что именно вы сделали?

– Мне нечего скрывать, – с достоинством ответил Рочестер. – Пираты давно мешают ведению торговых дел всеми нами. Если правительство, увы, не в силах разобраться с ним, мы вынуждены взять ситуацию в свои руки. Благо, разрешение у меня есть…

– Подписанное губернатором Фостером? – выговаривая знакомую фамилию, Эдвард с удовольствием не испытал какого-либо душевного трепета. По кают-кампании пополз шепоток, и он понял, что попал в цель: – Вы давно ведете с ним дела, не правда ли? Потому что его фамилия здесь тоже есть, – жестом фокусника вынув из нагрудного кармана документы, он поднял пачку так, чтобы все могли увидеть ее.

– Что это? – спросил кто-то. Дойли с усмешкой разъяснил, смакуя каждое слово:

– Ваши работодатели доверились человеку, который виновен в государственной измене: эти бумаги – его переписка с испанскими властями, свидетельствующая о передаче планов военных операций в обмен на деньги. Губернатор Фостер много лет помогал ему… Люди на острове, который вы собрались штурмовать – свидетели этого преступления, а кроме того – союзники нашего флота в борьбе с Испанией.

– Это все ложь, – быстро выговорил Рочестер, воспользовавшись всеобщим замешательством. – Я ничего не знаю об этих документах. Полагаете, какая-то подделка…

– Ваше намерение вырезать весь остров – это тоже подделка? Вы заметаете следы, но ничего не выйдет, – перебил его Дойли. Рочестер интересовал его мало – куда важнее было сбить с толку, заставить сомневаться капитанов; и, похоже, бывшему офицеру это неплохо удалось. Кто-то из них, переглянувшись с окружающими, спросил осторожно:

– Откуда нам знать, что вы говорите правду?

– Само ваше присутствие здесь уже делает вас соучастниками этого преступления, – холодно отрезал Эдвард. – Но если вы нападете на Тортугу – французскую территорию, населенную также и нашими подданными, спровоцировав таким образом конфликт между двумя великими державами – вы представляете, что с вами будет?

– Мистер Дойли, – сжав его локоть, зашептал вдруг Мэрфи, но Эдвард не слушал его:

– Уйти отсюда, пока не стало слишком поздно – вот ваш единственный шанс избежать наказания вместе со своими работодателями! В этих документах нет ваших имен, вы ничем не связаны… – договорить он не успел: Рочестер, до той минуты державший правую руку опущенной за полу сюртука, внезапно извлек пистолет и прицелился ему в лицо. Мэрфи, бросившись между ними, едва успел оттолкнуть Эдварда. Раздался выстрел, однако боли Дойли не почувствовал – должно быть, пуля прошла мимо.

– Скорее в шлюпку! – прокричал ему в ухо Уильям, под локоть вытаскивая прочь из каюты под прикрытием сопровождавших их матросов. Люди Рочестера мгновенно распознали что-то неладное, но без прямого приказа не решились взяться за оружие. Когда же сам владелец компании выбежал на палубу, размахивая разряженным пистолетом и приказал немедленно открыть огонь, было уже поздно – переговорщики успели перебраться в шлюпку.

Дорогу до брига Эдвард запомнил плохо, тем более что длилась она от силы полминуты: Мэрфи, прикрывавший отход, почти столкнул его на дно шлюпки и тяжело рухнул сверху, загораживая собственным телом: пули все еще свистели в воздухе, хотя стрелки Рочестера после первого залпа вынуждены были отступить, и то, вероятно, были мушкеты с брига. Эдвард, опомнившись, поднял голову, выпрастываясь из-под странно обмякшего Мэрфи:

– Все целы? Нужно как можно скорее… – начал он и осекся, когда поймал растерянный и странно удивленный взгляд юноши. Под ладонью Уильяма, которой он прижимал к груди рубашку, медленно расплывалось кровавое пятно.

– Ничего, – хрипло пробормотал он, оттягивая ткань и разглядывая рану, – ничего, простая царапина… – при этом он зашатался и рухнул бы навзничь, не подхвати его Дойли за плечи.

Из шлюпки на борт брига капитана он вынес на руках – стоять твердо тот уже не мог – и, едва отдав боцману приказания идти обратно к берегу, потащил Мэрфи в его каюту. Кто-то из младших офицеров заранее успел разобрать там постель и послал за судовым врачом и горячей водой. Дойли кое-как устроил обмякающее тело прямо в верхней одежде на разворошенных одеялах, содрал с него, опомнившись, китель и сапоги, поднял голову и похлопал по щекам: на скунду ему показалось, что Мэрфи вообще перестал дышать.

– Капитан… Капитан, вы меня слышите? Уильям! – сдавленно крикнул Эдвард, впервые назвав его по имени; юноша мелко дрожал, цепляясь за его руки с неподдельным отчаянием.

– Мистер Дойли… – прошептал он неразборчиво, хрипя и булькая текшей изо рта кровью. Судовой врач, шмыгнув в дверь, поднырнул под локоть Дойли, и принялся перевязывать рану капитана – неловко, косо ложился бинт, сразу промокавший насквозь. Время было упущено: человек, знакомый с пулевыми ранениями, сразу же понял бы это. Эдвард знаком был, и поэтому особенно яростно надеялся, что Мэрфи выживет.

– Капитан, – начал он настойчиво, придерживая того под плечи и спину, чтобы Уильям не захлебнулся кровью, – капитан, вам нужно оставаться в сознании. Капитан, вы слышите меня? Нет, не говорите ничего! Закрывайте глаза на несколько секунд и опять открывайте: один раз – если «да», дважды – «нет». Черт возьми, да давайте я сам! – рявкнул он на неловкого доктора, задевшего рану – Мэрфи дернулся и застонал, но совсем слабо и тихо; Эдвард, справившись с отвратительно непослушными руками, принялся сам накладывать новую повязку.

– Мистер Дойли… – снова позвал Мэрфи, не слушая его предостережений. – Мистер Дойли, плохи мои дела, да?..

– С чего вы взяли? Я видел людей, выживавших после куда более тяжелых ран, – сквозь зубы отрезал Эдвард, ненавидя себя за эту жалкую ложь. Судя по кривой, вымученной усмешке Уильяма, тот все понял; откинувшись назад, он зашептал с мечтательным отчаянием:

– Надо было остаться во флоте. Что я за идиот был… Зря польстился на сладкие обещания. Совесть за деньги не купишь, – он снова надолго закашлялся. Эдвард стиснул зубы:

– Капитан, не говорите ничего. Вы спасли мне жизнь, я этого никогда не забуду, – смотреть на чужое лицо, уже даже не белое, а серое от кровопотери, было страшно – но он все равно глядел неотрывно, боясь пропустить что-то, потому что каждая секунда могла стать для юноши последней. – Держитесь, Уильям. Прошу вас, держитесь…

– Говорил я, негоже без священника на борту. Капитан-то за всех молился, а за него кто помолится? – забурчал кто-то в дверях – Эдвард выдохнул, едва сдерживаясь, чтобы не вскочить и не начать выяснять имя этого болтуна. Тем более что тот отчасти был прав: бывший офицер, как ни силился, не мог припомнить ни единой строчки из молитвенника.

– Нет, мистер Дойли, – прошептал Уильям, невероятным усилием снова поднимая голову и глядя на него с отчаянной, нездешней уже настойчивостью: – Я ни о чем не жалею. Вы… когда все закончится, поезжайте в Англию… – сдернув с шеи простой серебряный крестик, он вложил его в ладонь Эдварда. – Закопайте… словно я сам там лежать буду… Обещаете?

– Обещаю, – стискивая его руку, кивнул бывший офицер.

– Хорошо, – улыбнулся умирающий, – хорошо… Теперь вы – капитан, мистер Дойли… – голова его запрокинулась назад, и ясные голубые глаза на мгновение стали ярче, чем когда-либо, а затем замерли и остекленели. Справившись с оцепенением, Эдвард потянулся к его лицу и прикрыл веки пальцами; остальные в каюте сняли шляпы. Слышно было, как на верхней палубе надрывался боцман, раздавая приказания – видимо, набрать нужную скорость никак не удавалось. Дверь в каюту распахнулась, и на пороге появился давешний лейтенантик – прозрачные глаза его теперь были наполнены самым настоящим ужасом.