О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

– Помню. Только это была не тетенька, а фея.

– Хорошо, фея. А какая она была? Как ее звали?

– Не помню. Очень красивая. И она говорила, что ты очень умный, и мне надо тебя слушаться. Ну ты же все это уже спрашивал. Давай дальше рассказывай.

– Подожди. А о чем она еще говорила?

– Да папа же!.. Не помню я…

– Ну ладно. Слушай дальше…

Камбр рассказывал, а сам мучительно вспоминал: что же, что же такое он упустил сегодня? Интересно, что все-таки запомнил Шамбра? Помнит ли он, как был Золотым драконом? Золотым драконом!.. Сердце Камбра болезненно сжалось. Его мальчик был ни кем-нибудь, а самим Золотым драконом. умнейшим, мудрейшим, Так неужели это значит, что Золотые драконы существуют, и они среди нас, и вот его сын Шамбр… А еще, да-да, и это самое ужасное, Золотой дракон появляется перед тем, как миру предстоит измениться. Чтобы предупредить, помочь, уберечь… Но разве Шамбр может?..

– Пап, ну папа же! Что ты замолчал? Чем все кончилось-то?

– Что? Ах да, все кончилось хорошо, сынок. Очень хорошо…

Глава 20. Как Камбр учился летать

С треском и грохотом Мерка взломала лед, и он грязно-серыми глыбами поплыл, уносимый буйным течением пробудившейся от долгой спячки реки. Как обычно, Мерка вышла из берегов, затопив тигровый лес и вплотную подступив к городу, смела, как обычно, пару деревушек, но это, конечно, ни в какое сравнение не шло с буйством Тамарки, которая в этом году ухитрилась подмыть большую дамбу и затопить весь Нижний Тамар. Причем все произошло столь стремительно, что жителям пришлось спасаться на крышах, и утром они со своих насестов могли наблюдать, как медленно и важно, покачиваясь в маслянистых водах, проплывают разбитые велодрыны, полузатонувшие диваны и кресла, вывернутые с корнем громадные листотрясы, доски и прочая дрянь, а Тамарка весело выплескивается из окон вторых этажей домов, куда она, мучимая любопытством, прорвалась-таки этой ночью.

Камбр как раз закончил очередную поэму, сдал ее Берри Струпнику, получил причитающуюся по сему случаю порцию дифирамбов и довольный, что наконец-то отделался от этой тягомотины, шел по набережной Мерки, ежась от пронзительного весеннего ветра и с каким-то даже болезненным интересом всматриваясь в серую вспененную воду, когда его окликнул глюк Хамфри.

– Эй, Камбр, куда направляешься?

– Да, собственно, никуда. Гуляю.

– Не хочешь заглянуть в кабачок Леффса?

– Можно…

Друзья свернули с набережной и через пару минут уже спускались по крутой лестнице в довольно обшарпанный подвал, козырек которого украшала выполненная старинной вязью вывеска «Кабачок Леффса. Зайди и выпей».

В подвальчике, однако, оказалось вполне уютно, а главное, тепло, что Камбр, успевший хорошенько продрогнуть, весьма оценил. Оглядевшись, он с удовольствием отметил и полумрак, в котором словно плавали столики и немногочисленные посетители, и темно-синие, почти черные стены, и фонари «под старину», свисавшие на длинных цепях с потолка, и ненавязчивую музыку…

– Кто этот Леффс? – поинтересовался он у глюка Хамфри, который тащил его в глубину подвала, чуть ли не в самую темень.

– Устраивайся, – глюк Хамфри подтолкнул Камбра к стулу, – Леффсис – мой старинный приятель, тоже глюк, да сейчас он тут сам объявится.

В самом деле, не успели они усесться, как возле столика возникло серебристое облачко, которое немедленно уплотнилось и превратилось в длинный нескладный глюк, больше похожий на привидение, с длинным же носом и несколько унылым выражением физиономии, сразу же прояснившейся, едва хозяин узнал Хамфри.

– Хэммус, дружище, как давно я тебя не видел! Рад, рад, очень рад! Что желаете? Первая порция за счет заведения.

– Отлично, – глюк Хамфри, потирая от удовольствия руки, сделался розовым в клеточку. – Что мы желаем, Камбр?

Камбр пожал плечами и хотел было уже сказать, что можно хватануть по стаканчику «Кролика» и хватит, как глюк Леффсис посмотрел куда-то сквозь него и в совершенном восторге, сделавшись почти прозрачным, возопил:

– Камбр?! Камбр Строфанзен?! Сам Камбр Строфанзен?!! О! Какая честь для нашего скромного заведения, какая честь! Пожалуйста, о, пожалуйста, оставьте на этой стене свой автограф. Это наша традиция, у нас всегда знаменитости расписываются на стенах, я вам покажу, у нас есть автограф самого Долби Доббинса, а группа «Кварк» в полном составе расписалась на противоположной стене, так что у вас будет весьма приличное соседство, сейчас я принесу специальный несмываемый карандаш. А насчет выпивки вы не беспокойтесь, у меня есть бутылочка чудесного «Момзеля», ах, какой «Момзель», вы просто не поверите… А на закуску я вам предлагаю песочных белок. Свеженькие, жирненькие, песок с них так и сыплется… Ах, ах, пальчики оближешь… – и с этими словами хозяин, вновь превратившись в серебристое облачко, растворился в воздухе.

Не успел, однако, Камбр сказать глюку Хамфри, что он не самый большой любитель ликеров, а тем более «Момзеля», и вообще выразить недоумение по поводу всей этой шумихи вокруг его скромной персоны, как на столе перед ними появилась плетеная бутыль матового стекла вся затянутая паутиной, два искрящихся в неверном свете «старинных» фонарей бокала на длинных ножках в виде синих драконов, играющих в мяч, и блюдо превосходно зажаренных песочных белок, а также карандаш для Камбра. Камбр вздохнул, взял карандаш и на стене над столом начертал:

«Радушный хозяин нас угостил от души.

Вкус белки песочной и «Момзеля»

Мне не забыть…»

затем расписался, сел и с чувством исполненного долга отпил из своего бокала того самого «Момзеля». Вся гамма чувств от потрясения до блаженства отразилась на его лице. Действительно, это был вовсе не тот банальный, надоевший до оскомины ликер, каким заставлены обычно прилавки дурмунурзадских винных лавок. Нет! Ни в коем случае. Это было совершенно уникальное вино – одновременно нежное и острое, легкое и крепкое. Оно было и терпким, и сладким, и горьким, и еще каким-то, – словом необыкновенным. А еще в нем было что-то от слив забвения, вкус которых Камбр хоть и очень слабо, но все же помнил…

– Божественно, – пробормотал он, приходя в себя. – Просто божественно.

– Ну так! Леффсус зря хвалить не станет! – и глюк Хамфри, восхищенно прищелкнув пальцами, одним глотком осушил свой бокал, наполнил и вновь осушил.

Так они сидели, попивая вино, болтали о том, о сем: Камбр жаловался, что Риза его окончательно перестала понимать, а девочки после поездки за границу совсем от рук отбились, глюк Хамфри говорил, что в городе настали тяжелые для глюков времена, и надо бы подаваться на юг, а лучше всего поднакопить деньжат и поехать на историческую родину – в Глюкомань, тем более что и сестрица давно зовет, и Ляка прямо-таки рвется… Ну и что, что война с меграми, зато там все свои, никто не станет кричать: «Вонючие глюки убирайтесь в свою вонючую Глюкомань», швырять вслед мортошку, проверять через каждые пять минут документы и облагать кошмарными налогами только за то, что ты глюк и работаешь, как вислорог. И летать там никто не запрещает…

Камбр сочувственно поцокал языком, он и не представлял, что все так плохо. Погладил глюка Хамфри по руке (может, все еще обойдется), а потом сказал:

– Знаешь Хэм, мне ужасно хочется летать, как ты. Я даже во сне иногда летаю. Так здорово. А проснусь – и нет ничего. Но так, наверно, только глюки умеют?

– Да не обязательно. У нас, кстати, не все летают. Бибус, например, не умеет летать, зато он под землю зарывается. А у Фрифела есть крылья, а что толку? Бесталанный он.

– Но как же без крыльев? Это, наверное, ужасно сложно?!

– Да брось ты, все очень просто. Надо только очень захотеть, хорошенько расслабиться, сосредоточиться на своем желании и… взлететь. Раз и все.

Друзья поговорили еще немного, потом вышли из кабачка, и Камбр отправился провожать глюка Хамфри до глюкавника. Они добрались вполне благополучно, благоразумно обойдя за три квартала кучку воинственного вида подростков, договорились встретиться через неделю на Мурашкином холме и разошлись.

Домой Камбр пришел, когда сумрачный день плавно перешел в сумрачный же вечер. Его встретили визг и крики не на шутку разошедшихся Кел и Солли. Обе одновременно желали играть одной куклой, о том, чтобы поиграть вместе, разумеется, и речи быть не могло, а поскольку, хотя Келлер Сона была на два года старше Солар Медоры, та нисколько не уступала сестре по силе, то драка была в самом разгаре. Риза гремела на кухне кастрюльками и даже не вышла навстречу. Шамбра дома не было: он увлекся куси-боем и стал ходить в секцию, где, по словам мастера, делал потрясающие успехи, посему в секции дневал и ночевал. Пришлось Камбру самому разнимать дерущихся. Он скроил зверскую рожу, схватил дочерей за шкирки, хорошенько встряхнул, приводя в чувство, и, ворча, что это не дом, а настоящие дикие джунгли, рассадил ревущих девиц по разным комнатам, строго-настрого наказав без его разрешения никуда не ходить. Наведя таким образом относительный мир в доме, Камбр отправился на кухню к Ризе, но та сделала вид, что слишком занята хозяйством и ей не до разговоров. Так что Камбр, немного постояв в дверях и понаблюдав, как жена разъяренной фурией мечется по кухне, вздохнул и поплелся к себе в закуток, который называл кабинетом и в котором чувствовал себя наиболее уютно.

Куча бумаг на столе навела на мысль заняться своими архивами. Камбр выгреб из стола папки и рукописи, начал их просматривать и вдруг наткнулся на картину, о существовании которой давно и думать забыл. Освещенная луной изумрудная полянка в лесу и несколько теней… Камбр вспомнил фей-стукалок, сердце его болезненно сжалось. Си, где-то она сейчас? А веселушка Ди? А суровая Эй?.. Потом он вспомнил болото, и Бамбра Лифуса, и его забавного вислорога, и слова Бамбра: Тебе надо набраться храбрости и все вспомнить», легко сказать, а что вспомнить-то, и как, и где этот порошочек-то, который Бамбр ему дал?.. Камбр порылся в столе, но ничего, кроме вороха открыток и старых билетов, не нашел. Он прикрыл глаза, потер шею. Потом внимательно оглядел свой кабинетик и… полез на шкаф. Там среди сваленных вповалку чемоданов, коробок, поломанного даблонира, стопок журналов, фигурок богов и святых он увидел здоровенную раковину перловки, всю в розовых и серебристых потеках и крепко-накрепко закрытую. Камбр взял ее, осторожно сдул пыль, нащупал маленькую кнопку на крышке, нажал… – Дили-дили-дон, – проскрипела шкатулка, в тщетной попытке исполнить известную песенку, и крышка немного приподнялась. Камбр подождал чуть-чуть, потом просунул в щель палец. Раздался треск, крышка покрылась сетью мелких трещин, но не развалилась, и Камбр смог ее откинуть. Внутри на желтой подушечке лежал маленький, порыжевший от времени пакетик. Камбр осторожно вскрыл его. Бурый порошок, больше похожий на пыль, находился внутри. В носу у Камбра засвербело, он не удержался и чихнул. Потом еще и еще… Он чихал, и слезы катились по щекам. А когда прочихался, внезапно осознал, что помнит. Все-все. Все, что когда-то намертво забыл: и поездку со стукалками к морю Румусов, и Белал, и клюквинские часы, и Балюню, и то, как вошел в башню, и то, что произошло после… И свою смертную тоску по ушедшей невообразимой любви. Все возникло перед ним в один миг, наполнило до краев и схлынуло. Он понял, что только теперь по-настоящему излечился и ничего ему уже не страшно.

– Риза! – воскликнул Камбр и бросился на кухню. – Риза, дорогая…

Но Ризы на кухне не было. Зато на столе белела записка.

«Я уехала к подруге в Итерн, хочу немного подумать. Так что дети пусть побудут пока с тобой. Ужин на плите. Риза». Камбр медленно опустился на табурет и схватился за шею, потом прислушался, вскочил как ошпаренный, побежал смотреть, чем заняты девочки. Солар и Кел, наревевшись вдосталь, спали каждая в своем углу. Камбр походил немного по комнатам. Потом разбудил обеих, усадил на диван подле себя и принялся читать им сказки.

Вскоре пришел Шамбр и, застав столь идиллическую картину, тут же уселся рядом. Так они и сидели, Камбр читал сказки, а дети слушали, раскрыв рты, до тех пор пока не пришел Руфус. Тут уж поневоле пришлось прекратить семейные чтения. Камбр сунул Руфусу под нос записку и пока тот охал и ахал, разогрел ужин, накормил детей и отправил их спать, строго-настрого наказав Шамбру, чтобы в детской был порядок.

– Знаешь, Руфус, – сказал он, когда дети наконец ушли, – я все вспомнил. И теперь…

– Да как же… Да что же!.. – всплеснул руками Руфус. – Да ведь это опасно, ты опять заболеешь!

– Нет, – и Камбр печально покачал головой. – Похоже, я совершенно исцелился. И, по-моему, не стоило ждать столько времени. Может быть, тогда и с Ризой все было бы нормально…

Через неделю Камбр и глюк Хамфри встретились, как и договаривались, на Мурашкином холме. Руфус, поборов очередной приступ лени, согласился денек провести с племянниками, так что Камбр, почувствовав себя совершенно свободным, прыгал и радовался как дитя малое.

– Хэм! Хэм, вот здорово! Я вспомнил! Все-все вспомнил. Послушай, ну и дурак я был!