О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

Зимний карнавал, пожалуй, самое приятное, что может произойти в Мукезе зимой. В самом деле, Новый год уже прошел. Морозы вовсю хозяйничают в Тамаизе. Мерка заледенела так, что даже на самой середине ее можно кататься на коньках, не рискуя провалиться в полынью. Да что там Мерка, Тамарка и та превратилась в сплошной гигантский каток. Феи частично подались в теплые края, частично впали в спячку. Да-да, не удивляйтесь, многие феи так делают. И, между прочим, очень удобно. Не надо ни есть, ни пить, ни шубу шить, лежишь себе в уютной норке, укрытый душистым одеялом из лепестков нечайной розы да палец посасываешь… Благодать. Но только для фей. Бедному дурканину приходится терпеть и ледяной колючий ветер, и сугробы, и надоевшие к середине зимы до тошноты кусты заморожечника. Воистину, что может быть скучнее зимы? Только зима.

Камбр возвращался с вокзала, кутаясь в продуваемую насквозь ляпистую шубу и пытаясь хоть как-то укрыть от ледяного ветра нос, уже однажды отмороженный, а потому болевший немилосердно. Все случилось быстро и суматошно. Вот только вчера врач прописывал Келлер Соне микстуру и бубнил, что если они хотят видеть здорового ребенка, то надо им менять климат, а сегодня уже Риза, подхватив обеих дочерей и чемоданы, мчится за границу, к теплому морю. Мыслимое ли дело! Уехала, бросила их с Шамбром на произвол судьбы… И что с того, что Шамбру уже семь лет?! Он же еще совсем несмышленыш. Да и Камбр как-то не очень умеет обращаться с детьми. Правда, Руфус обещал помогать, если что. Но надежды на него… особенно теперь, когда он в очередном приступе трудоголизма сутками торчит в муниципалитете… готовится он, видите ли, готовится… Камбр вошел в квартиру, прикрыл поплотнее дверь и прислушался. На кухне бормотало радио, в зале похрипывали да постанывали старинные, оставшиеся еще от прадедушки часы.

– Шамбр! – позвал он. Никто не отозвался.

Ах да, вспомнил Камбр, школа. Школу же никто не отменял. Каникулы только через неделю. Камбр огляделся и решил прибраться. Навести порядок то есть. Аккуратно собрал раскиданных в суматохе сборов Солли и Кел кукол, сложил в коробку Шамбровы кубики и, остановившись у стеллажа, принялся разбирать сваленные в кучу книги. Вот это было его любимое занятие, ну не считая, конечно, писания стихов, и действовало оно на Камбра весьма умиротворяюще. То был настоящий ритуал, который Риза в нормальном расположении духа, посмеиваясь, называла книгоманией, а когда злилась – шизарисом или маразмеей.

Впрочем, Камбр не обижался. Книги были его страстью. Он трепетно собирал свою немаленькую по мукезским меркам библиотеку и горько сокрушался, что книжные лавки Мукеза слишком бедны, а из Миски книг не навозишься, да и дороги они там.

Однако вернемся к ритуалу. Расставлять и переставлять книги на стеллажах Камбр мог часами. Каждую книгу следовало не просто поставить на место, а обязательно подержать пару минут в руках, понянчить, любовно оглаживая, сдуть с нее пыль, возможно, даже раскрыть и перелистать, а самые любимые немного почитать…

Камбр так увлекся, что забыл обо всем на свете. Звонок в дверь вырвал его из мягких лап книгомании, и он, вздрогнув, испуганно глянул на часы – Шамбр! Но нет, это был не Шамбр. Почтальон принес газеты и письма. Всего писем оказалось три. Одно из лавки безопасности – уведомление о начислении ему пенсии, как герою последней войны. Еще одно – счет из телефонной компании за переговоры с дальним родственником Трепла из Фиглюра, который собственно и устроил Ризе с дочерьми поездку за границу, да еще к теплому морю в разгар зимы. А третье… Камбр недоуменно повертел письмо. Вместо обратного адреса какая-то закорючка. Он взял ножницы и аккуратно вскрыл конверт. Оттуда выпал желтоватый бумажный лист, исписанный мелкими каракулями.

«Дорогой Камбр!» – прочитал он. Удивленно хмыкнул и слегка сдвинул брови, но продолжил: «Прослышал про твои приключения. Занимательно, скажу. Даже слишком, если, конечно, все это правда. А верно ли говорят, что тебе память отшибло и ничегошеньки ты не помнишь? Так, может, и меня позабыл? А как же велодрын? Он, скажу я тебе, объявился у нас года два назад. Весь ободранный, ржавый – в чем душа только держалась. Нес какую-то чушь. Чушь и околесицу, надо признать. Даже повторять неохота, да я, честно говоря, и не понял ничего. Мне-то казалось, вы с ним нашли общий язык… Ну да что за дела, я его отладил, покрасил, он теперь как новенький, даже лучше. И все уши мне прогудел – хочет к тебе вернуться. Но не по почте ж его присылать. А тут я как раз в Миску собрался. Звал один тут. Приятель. Да ты его, верно, знаешь, Брякл Фрискис. Он раньше в издательстве Мурра работал, а сейчас, похоже, разбогател слегка, стал главой концерна. «Сеть» называется. Может, слышал? Вообще-то Бряки меня давно в Миску звал. Но все как-то не с руки было, а тут я романчик написал. Дай, думаю, пошлю. И послал. Так Бряки словно с цепи сорвался: «Давай приезжай, мы твой сборник издавать будем». Достал, право слово, достал. Так я подумал-подумал: что-то в Клюквине скучно стало – и приехал. И велодрын твой захватил. Ну в Миске-то мы все дела свои завершили. Так я, вроде, помню, приглашал ты меня? Да и хочется на Мукез взглянуть. Интересно. Надеюсь, не погонишь? А вообще-то жди. Мы скоро. Всегда твой Балюня Сбырки».

Камбр в недоумении перечитал письмо, потом еще раз. Балюня, Балюня… кто такой Балюня? И велодрын еще… Ох, что-то вертится такое… Что-то вертится… Он потер шею.

Дверь распахнулась, и в комнату с потоком холодного воздуха ворвался Шамбр.

– Пап, привет! Ну что, проводил?

В свои семь лет Шамбр был весьма крепким мальцом. Его большие, как у отца,

темно-серые глаза упрямо смотрели на мир, а густая в мелкую кудряшку с легким малиновым оттенком шевелюра была предметом зависти всех девчонок в классе.

– Проводил. Раздевайся. Как дела в школе? Есть будешь? – Камбр невольно залюбовался сыном, такой он был весь кудлатый, розовощекий и на пай-мальчика совсем не похож. Камбр терпеть не мог пай-мальчиков.

– Угу, – Шамбр сбросил шубку в прихожей и, на ходу скидывая сапожки, шапку и варежки, пробежал в свою комнату, – нормально. Фалкор опять у меня сдувал, а Лушка-плюшка стукнула портфелем по голове, шишка, наверное, теперь будет…

– Что еще за Лушка, – нахмурился Камбр, подбирая за сыном вещи и вешая их в прихожей на крючок. – Ты как о девочках отзываешься.

– Ну пап, она все равно вредина…

– Так как ее зовут?

– Лусина.

– Ага, Лусина, значит. И она стукнула тебя портфелем. А за что, прости?

– Да ни за что, вредина она, вот и все! – Шамбр засопел, надулся и сделал вид, что ужасно занят расстегиванием несуществующей верхней пуговицы на рубашке. Но отделаться от Камбра было не так-то легко. Он подошел к сыну взял его за подбородок и, повернув к себе, глянул прямо в серые, чуть раскосые, как у матери, глаза.

– Ага, а если подумать?

– Ну пап…

– Давай-давай.

– Подумаешь, я в нее свистящим горошком запустил.

– Угу. И после этого она тебя стукнула.

– Э-э… не совсем, я у нее это… рисунок отнял и засунул куклу в… Ты представляешь, она до сих пор куклы носит, глупинда.

– Кукол, – автоматически поправил Камбр и тут же спохватился. – Ну да, она, значит, глупинда – кукол носит, а ты у нас умняк и в карушки не играешь. А то, что тут по всей комнате разбросано – это так – мусор, который нужно собрать и выкинуть в ведро.

– Не-ет! Папа, нет!

– Тогда вот что. Завтра же извинись перед Лусиной. И пригласи ее к нам чай пить. Я потрясен, Шамбр, как ты к девочкам относишься? Может быть, ты и сестер обижаешь?

– Нет. Честное слово, нет! – Шамбр так разволновался, что у него даже слезы на глазах выступили.

– Ладно. Ты меня понял. Завтра приведешь Лусину домой, а пока переодевайся, сейчас есть будем. Мама там нам оставила кое-что.

Камбр вышел на кухню. А Шамбр начал переодеваться, но занятие это было скучное, и он попутно играл в карушки, заодно перебирая значки и ленточки, награды в школе и летнем скаутском лагере. Все это были занятия привычные, а потому быстро надоевшие. И тут внимание его привлекло письмо, забытое Камбром на столе. Шамбр, который в свои семь лет читал уже весьма прилично, тут же сунул в него любопытный свой нос.

– Готов, Шамбр?

– Ага, почти – Шамбр бросил недочитанное письмо и начал лихорадочно искать домашнюю курточку. По квартире пополз упоительный запах тефтелек, какие умела готовить только Риза.

– Иди кушать!

– Мчусь!

В мгновение ока Шамбр уже был на кухне, сидел за столом, облизывал ложку и с вожделением поглядывал на большую кастрюлю с тефтельками. Камбр, подвязавшись Ризиным передником, нарезал хлеб, разложил на блюдца каждому зелень и только после этого взялся за кастрюлю. Шамбр к тому времени совсем извелся.

– Не вертись, обожжешься, – проворчал отец, накладывая тефтельки большим половником. Шамбр, конечно, тут же повернулся, поддал головой половник, взвизгнул, а тефтельки весело запрыгали по столу.

– Ну что ты делаешь, я же сказал, не вертись, – Камбр с видом удрученной заботами хозяйки, принялся вытирать большим кухонным полотенцем Шамбровы кудряшки и заляпанный стол. – Еще раз так сделаешь, останешься без обеда. Я тебе не мама, церемониться не буду.

Шамбр замер, втянув голову в плечи, и сидел тихо-тихо как губошлепик под метлой. Наконец все было готово, Камбр торжественно снял передник, и они принялись за еду.

– Приятного аппетита.

– Угу, и тебе… М-м-м.

– Не чавкай. Хлеб возьми.

– Не хочу хлеба…

– Пожалуйста, без не хочу.

– Пап, а мы тут готовились к карнавалу.

– Угу, и что?

– Завтра же карнавал…

– Я помню.