Имаго

Имаго. Тьма придет на рассвете
Элен Фир

Кровавой полосой тянется след ужасной Королевы через всю историю человечества: жестокая и безликая, она породила множество мифов, в том числе и о вампирах. Но укушенным предстоит не вечная жизнь – яд Королевы превращает людей как в страшных чудовищ, ведомых лишь чувством голода, так и в обезумевших от отчаяния человекоподобных существ. Цепляясь за своё прошлое, несчастные имаго неустанно ждут возможности уничтожить Королеву – ведь по легенде расправиться с ней может лишь её собственная дочь.

Имаго

Тьма придет на рассвете

Элен Фир

Дизайнер обложки Алена Юрьевна Чабан

© Элен Фир, 2017

© Алена Юрьевна Чабан, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-5030-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пахнет ржавым железом от сказки средневековой,
Пыльным бархатом, ладаном, пленкой страниц старинных.
Нет уз крепче, чем узы отравленной ядом крови,
Нет чудовища злее чем то, чье мы ищем имя.

Распадается солнце и катится к горизонту,
Тьма уходит с закатом, чтоб вгрызться наутро в жилы.
Я не помню, что было до этого, я не помню,
Неужели имы раньше иначе на свете жили.

Мое тело – точеные мышцы и сгусток гнева,
Лишь укрытые бережно хрупкой полоской кожи.
Под конец остается всегда одна королева,
Путь ее порождений и короток, и нехожен.

Скоро мы разметаемся прахом над городами —
Мотыльки, не успевшие толком расправить крылья.
Если хочешь историй, от этой так тянет страхом,
Пыльным бархатом, ладаном, пленкой страниц старинных.

    Яна Лехчина

ПРЕДИСЛОВИЕ

Ибо прах ты и в прах возвратишься. Бытие 3:19

Уже несколько часов шел дождь: улицы, фонари, витрины расплывались перед глазами. Клацая зубами от ужаса, девушка неслась по улице, задыхалась от быстрого бега. Сумка, в которой были документы, ключи и милые сердцу мелочи, уже давно была сброшена на одном из поворотов как ненужный балласт. Ведь преследователь не был грабителем. Он определенно искал другое.

Она завернула за угол, надеясь скрыться, и вжалась в стену, зажимая рот. Дыхание кончилось, силы тоже. Девушка кожей ощущала чудовище, надвигающееся на нее сквозь вечерние сумерки, словно призрак. Его тяжелая поступь отдавалась вибрацией во всем организме, гудела в костях, высекая из них первобытную музыку. Из-под ресниц брызнули слезы ужаса. Убежать не получится. Слишком поздно.

Оно стояло буквально в полуметре от жертвы, потягивая носом воздух так исступленно, будто наслаждалось изысканными духами. Дрожь от тела несчастной определенно передавалось кирпичной кладке, а запах предательски впитывался в сам дождь. Девушка затаила дыхание. Она слышала утробное урчание совсем близко, его не заглушал даже шум дождя. Нужно бежать. Иначе – смерть.

Обезумев от страха, девушка выскочила из-за угла и бросилась наутек, но чьи-то цепкие пальцы обхватили ее за туловище и потянули к себе с такой скоростью, что засвистело в ушах. Отчаянный взвизг лишь на пару секунд разорвал брюхо ночи, раздувшееся и блестящее, а потом затих.

Где-то на востоке заворчала гроза.

ЧАСТЬ I. Охота

Встреча с тобой – кошмар моей жизни.

Чак Паланик. «Бойцовский клуб»

ГЛАВА 1

Молчаливый наблюдатель

В детстве я ужасно боялась старого шкафа в своей комнате. Ну какой ребёнок не боится их? Эти скрипучие двери, вечно приоткрытые, эта липкая мгла внутри… Обходя кровать перед тем, как лечь спать, я всегда замирала в необъяснимом ужасе перед полированной громадой. Казалось, что тени внутри материализовались и тянут свои уродливые руки, чтобы утащить меня и съесть. Тогда я бегом неслась в постель и, накрываясь одеялом с головой, пыталась уснуть, содрогаясь от чудовищных видений.

Став взрослой, я сама превратилась в такой шкаф: вся сияющая и холёная, но с неизменно приоткрытыми створками в самую глубь, в кромешную темень. И теперь я боюсь, как бы оттуда не показалась уродливая морда чего-то похуже, чем детские страшилки…

***

Сон, полный чудовищ и скользящих теней, растворился, но я не спешила открывать глаза, охваченная непонятным страхом. Что, если я – это уже не я, а кто-то другой? От дурного предчувствия по спине побежали мурашки.

Нет, все-таки надо вставать. Идиотские мысли с утра – не самое лучшее начало дня.

Я перекатилась на спину, проморгалась и хмуро уставилась в потолок. В голове словно копошились крысы, так сильно она болела. Что вчера было? А чего не было? Страшно-то как. Зажмурившись, я посмотрела под одеяло и выдохнула: белье на месте. Замечательно – половина проблемы уже решена. Следующий квест – как можно скорее найти «Алкозельцер», чтобы унять чудовищную мигрень. Отшвырнув одеяло, я вскочила с кровати и шмыгнула к двери в ванную. Где-то в зеркальном шкафчике еще был аспирин, я уверена… Да, точно! Запив пилюлю водой из-под крана (божественный нектар, не иначе), я блаженно закрыла глаза. У-у-умница, Оливия.

Что что-то не так я поняла лишь через минуту. Коврик был сырым. В воздухе висел тяжелый и горячий пар… кто-то принимал душ? Кто? Охваченная подозрением, я выскочила из ванной комнаты и ринулась на кухню. Так, трусы были на месте, но ведь не могла же я стать лунатиком на одну ночь? Пьяным лунатиком… разве что…

Подозрения подтвердились: на столе стоял деревянный поднос из Икеи, на котором красовалась чашка с хлопьями и восхитительный кофе с полурастаявшим льдом. И – надо же! – флакон «Алкозельцера». Среди этого великолепия лежал полароидный снимок – отвратительное, мерзкое доказательство моего преступления. Я брезгливо взяла его за уголок, но все-таки расплылась в улыбке. Да, это я, Оливия Йеллоувуд собственной персоной – пьяная физиономия блестит (видимо, даже качественная пудра не способна сдержать жир, которым сочится моя кожа), волосы падают на смеющиеся глаза, на лице широченная улыбка. А рядом красавец, каких поискать – мускулистый, ухоженный, словно сошел с глянцевых фотографий. Такие обычно позируют с какой-нибудь изможденной клячей и бутылкой «МОЁТ» у бассейна, но никак не с потной, почти (как больно!) тридцатилетней коровой. Все еще улыбаясь, я перевернула карточку.

«Надеюсь, твое утро будет свежим и бодрым, Лив! Спасибо за прекрасный вечер и волшебную ночь. Пей таблетку и ложись отдыхать – сегодня ты работаешь с двух. Не забудь.

Натан Гейбл».

Точно, Натан Гейбл. Бариста. Чёрная футболка, бицепсы, взъерошенные темно-русые волосы. От него пахнет кофе, сливками и мужским гелем для душа. Интересно, как у меня получилось затащить его в койку? Я крепко задумалась. После пары выпитых стаканов внутри меня просыпалась Лив Гадкая Кадрила, за ошибки которой приходилось расплачиваться Утренней Оливии. Вчера мы немного повеселились в «Давилке», а потом…

Потом поднос с хлопьями и «Алкозельцер». Я фыркнула. О, Господь милосердный. Прости меня за блуд. И чревоугодие. И лень. И, в общем, за все прости, пожалуйста. А, ладно. Сатане понравиться легче.

Не умывшись как следует, я вытащила из морозилки банку «Бен-энд-Джерриз», бухнулась на диван в гостиной и схватила пульт. О, какое-то шоу про шестнадцатилетних девиц с богатыми папиками. Им не надо волноваться о том, что скоро вносить квартплату, что на работе полный разнос, а ещё на носу двадцать восьмой день рождения. Я замерла, так и не донеся ложку с мороженым до рта и глядя на высушенную блондинку-подростка, истерично вопящую о том, что лимузин ей послали не розовый, а жёлтый.

– Мой отец просто сволочь! – визжала она, повиснув на руках у своих подружек в пёстрых платьях и брючках. – Он ненавидит меня! День рождения испорчен…

– Радуйся, что не я твоя мать, – пробормотала я, старательно выуживая из пломбира кусочки печенья, – я бы тебя вообще задавила подушкой, пока ты спала.

Стационарный телефон заверещал, призывая ответить на звонок, и я, поморщившись, отставила мороженое. Нужно ответить. На самом деле, сложно противостоять звуку, похожему на высокий старушечий вопль.

– Алло?