Счастье всем, но не сразу: сверхпопулярная типология личности

“… и вот в одну проклятую ночь я смешал все элементы, увидел, как они задымились и закипели в стакане, а когда реакция завершилась, я, забыв про страх, выпил стакан до дна. Тотчас я почувствовал мучительную боль, ломоту в костях, тягостную дурноту и такой ужас, какого человеку не дано испытать ни в час рождения, ни в час смерти. Затем эта агония внезапно прекратилась, и я пришёл в себя, словно после тяжкой болезни. Все мои ощущения как-то переменились, стали новыми, а потому неописуемо сладостными. Я был моложе, все мое тело пронизывала приятная и счастливая лёгкость, я ощущал бесшабашную беззаботность, в моем воображении мчался вихрь беспорядочных чувственных образов, узы долга распались и более не стесняли меня, душа обрела неведомую прежде свободу, но далекую от безмятежной невинности. С первым же дыханием этой новой жизни я понял, что стал более порочным, несравненно более порочным – рабом таившегося во мне зла, и в ту минуту эта мысль подкрепила и опьянила меня, как вино. Я простер вперед руки, наслаждаясь непривычностью этих ощущений, и тут внезапно обнаружил, что стал гораздо ниже ростом… И все же, увидев в зеркале этого безобразного истукана, я почувствовал не отвращение, а внезапную радость. Ведь это тоже был я” [26].

Тут Стивенсон совершенно прав: все субличности – равноправные члены «Я». Заболевание состоит в их разделении, лечение – в интеграции. Процесс этот обычно длительный, может тянуться годами, но «укорочение» времени противопоказано. С диссоциативными людьми оно не только бесполезно (для формирования доверия требуется длительное время, и “преждевременное давление на пациента только усиливает недоверие), но может привести и к прямо противоположному эффекту. Не следует делать ничего такого (особенно в деле оказания помощи ментальному здоровью), что привело бы к повторной травматизации человека, уже и так израненному больше, чем остальные” [3, c.438].

А теперь поговорим об «ошибках» Стивенсона, чтобы, наслаждаясь произведением и эмпатируя феномен МЛ, читатель имел в виду и современное клиническое описание этого феномена. Во-первых, отсутствует абъюз – классический инициатор множественности. (Хотя надо отметить, что множественная личность начинается с абъюза не всегда – и это даже для известных, клинически описанных случаев; необходимыми условиями развития МЛ являются только природная склонность к диссоциации и способность к самогипнозу). У Джекила абъюза нет. Вместо детского стресса – внутренне подавление:

“… но я, поставив перед собой высокие идеалы, испытывал мучительный, почти болезненный стыд и всячески скрывал свои вовсе не такие уж предосудительные удовольствия. Таким образом, я стал тем, чем стал, не из-за своих довольно безобидных недостатков, а из-за бескомпромиссности своих лучших стремлений – те области добра и зла, которые сливаются в противоречиво двойственную природу человека, в моей душе были разделены гораздо более резко и глубоко, чем они разделяются в душах подавляющего большинства людей” [26].

Во-вторых, субличности имеют раздельные памяти (за возможным исключением так называемой личности-хозяина, о которой ниже). У Стивенсона – наоборот: и Джекил, и Хайд знают друг о друге всё. Но это не мешает им относиться друг к другу совершенно по-разному:

“Мои две натуры обладали общей памятью, но все остальные их свойства распределялись между ними крайне неравномерно. Джекил (составная натура), то с боязливым трепетом, то с алчным смакованием ощущал себя участником удовольствий и приключений Хайда, но Хайд был безразличен к Джекилу, и помнил о нем, как горный разбойник помнит о пещере, в которой он прячется от преследователей. Джекил испытывал к Хайду более чем отцовский интерес. Хайд отвечал ему более чем сыновним равнодушием” [26].

В-третьих, обладая раздельными памятями, субличности владеют общим телом, хотя могут представлять его для себя по-другому, в зависимости от субличности – временного хозяина. Этот феномен все же заметен окружающим – на уровне поведения и реакций тела: меняется мимика, голос, рисунок движений (походка и др.), даже рост (сгорбился – распрямился). Но у Стивенсона тело меняется до неузнаваемости, в сущности, это – другое тело:

“ – Сэр, – сказал дворецкий, чье бледное лицо пошло мучнистыми пятнами, – это была какая-то тварь, а не мой хозяин, я хоть присягнуть готов. Мой хозяин, – тут он оглянулся и перешел на шёпот, – мой хозяин высок ростом и хорошо сложен, а это был почти карлик…” [26].

В-четвёртых, собственно расщепления на две (или больше) личности не произошло: отщепился только Хайд:

“В результате, хотя теперь у меня было не только два облика, но и два характера, один из них состоял только из зла, а другой оставался прежним двойственным и негармоничным Генри Джекилом, исправить и облагородить которого я уже давно не надеялся. Таким образом, перемена во всех отношениях оказалась к худшему” [26].

То есть, Стивенсон описывает не фрагментацию «Я» а, скорее, дубликацию части «Я» в виде самостоятельной субличности при полном сохранении личности-хозяина. Что означает этот термин? По Мак-Вильямс “«Я» индивида с нарушением по типу множественной личности… фрагментировано на несколько отщепленных частичных собственных «Я», каждое из которых представляет некоторые функции. В типичных случаях к ним относятся: личность-хозяин (она наиболее очевидна, чаще обращается за лечением и имеет тенденцию быть тревожной, дистимической и подавленной), инфантильные и детские компоненты, внутренние преследователи, жертвы, защитники и помощники… Хозяин может знать всех, некоторых, или никого из них” [3, c.429].

Вот четыре основных «ошибки» Стивенсона. А какова же ошибка доктора Джекила, которая привела его к трагическому финалу? Он сам о ней написал в своей прощальной записке:

“Зло в моей натуре, которому я передал способность создавать самостоятельную оболочку, было менее сильно и менее развито, чем только что отвергнутое мною добро. С другой стороны, самый образ моей жизни, на девять десятых состоявший из труда, благих дел и самообуздания, обрекал зло во мне на бездеятельность, и тем самым сохранял его силы” [26].

Тот, кто пытался стать «сам себе психотерапевтом» по популярным книжкам, наверняка читал фразы-заклинания «Примите себя самого» и «Примите ответственность за себя». Без конкретного контекста и соответствующих разъяснений это только раздражает. Вот вам и контекст. А к стандартным советам я бы прибавила «Понимайте себя» – для чего, собственно, и написана эта книга.

Домашнее задание

Тема была трудной и спорной, так что обойдемся без домашних заданий. Гуляйте! Тем же, не хочет гулять, а хочет понимать (только без фанатизма!) предлагаю почитать на тему множественной личности две современные книжки: беллетризованную историю болезни [27] и чистой воды детектив [28]. Оба автора, в рамках жанра, серьезно подходят к теме, а Киз, помимо прочего, еще и профессиональный психолог. Но – странная история с доктором Кизом! – выдуманный Чарли Гордон, герой его фантастического романа [29], оказывается гораздо живее и эмпатичнее реального Билли Миллигана, документально описанного в [27]. А вы говорите – «какие-то сказки»…

Лекция 8. ПАРАНОИДНАЯ ЛИЧНОСТЬ – в натуре и в проекции

1. Вступление эмпатическое: подозрительная подмена терминов

Тема параноидного типа личности всколыхнула во мне соответствующие эмоции. Что поделаешь, эмпатия!

Прежде всего, показалось несправедливым, и даже обидным, что человека с шизоидным типом личности, более того, с шизоидным расстройством личности, называют “шизоидом” – и никто не клеит ему при этом ярлык “шизофреника”. А вот “параноиком” обзывают всех: и явно больных (так называемое бредовое расстройство с устойчивым отрывом от реальности при помощи формирования стройной бредовой системы) и полу-больных параноидным расстройством личности (связь с реальностью достаточно прочная для обеспечения безопасного функционирования вне стационара, так как за бредовыми построениями бдительно следит трезвое “Я” – хотя всего уследить не успевает), и здоровых людей с определенной организацией характера – параноидным типом личности. Простая справедливость требует, чтобы здорового звали параноид, а больного – параноик. Так нет же! И в народе, и в психиатрической среде всех их называют только параноиками.

Мои подозрения, что здесь что-то не так, что существует заговор против целой категории населения, усилилось после проверки термина в “Большом толковом психологическом словаре” Артура Робера (вышел в США в 1985 и 1995 году – но от нас его скрывали до сих пор!):

“ПАРАНОИК (и ПАРАНОИД). Первоначально термин параноик использовался в отношении людей, страдающих диагностированной паранойей, а термин параноид – в отношении тех, кто проявляет некоторую подозрительность и бредовые тенденции, характерные для этого расстройства. Это различие, которое было полезным [вот! – ЕЧ], сегодня совершенно утрачено, и оба эти термина часто используются взаимозаменяемо” [Словарь, т.2, с.17].

Уже лучше, хотя несправедливость сохраняется: никто же не путает шизоида с шизофреником, а с параноидом такое можно?! Вы представляете себе женщину, которая с гордостью признается, что любит параноика? А ведь любить параноида гораздо лучше, чем шизоида: шизоидная личность холодновата для любви, а параноидная личность вполне теплая – иногда даже слишком.

А что касается “диагностированной паранойи”, то оказалось, что такого заболевания, как паранойя, сейчас вообще нет! Ее запрятали под рубриками “параноидная шизофрения” (F20.0 по МКБ-10) и “хроническое бредовое расстройство” (F22). Это что же такое творится?! Значит сейчас, если новый Бехтерев поставит новому Сталину вместо паранойи это самое ХБР, результат консультации (для Бехтерева) изменится? Очень сомневаюсь. Что-то не нравится мне эта терминологическая возня: пора кончать разброд и шатания. А поможет мне в этим хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский.

2. Вступление неэмпатическое: «Пациент, на осмотр!»

Тут главная задача – отловить пациента. Врачи это хорошо знают:

Параноидный человек должен очень глубоко страдать для того, чтобы обратиться (или же его приводят) за психологической помощью: параноидные личности не расположены доверять посторонним. В противоположность депрессивным, истерическим и мазохистическим людям, высокофункционирующие параноидные индивидуумы стремятся избежать психотерапии, если только они не испытывают серьезной эмоциональной боли или не доставляют значительного беспокойства другим” [3, с.267].

Я не хочу запугивать читателя заявлениями типа: «параноики вокруг нас!», запугаю лучше так: «параноидность внутри нас!» Похоже, что параноидная компонента личности вообще чрезвычайно распространена – именно она обеспечивает основу для массированных манипуляций, вплоть до манипуляций целым народом. Вспомните-ка: Гитлер, Сталин… В нашей «особо духовной» стране десятки миллионов жили в членовредительной колее параноидного мышления. До тех пор, пока сами не попадали в категорию “врагов народа”. Да и тогда большинство искренне недоумевали в том же стиле: “Ошибка! Я не такой – это ОНИ такие!”

Друзья! Соображать самостоятельно полезно: мало ли что готовит нам будущее. Поэтому предлагаю вам ознакомится с клиническим описанием параноидного расстройства личности по DSM-III-R:

“А. Начинающееся в ранней взрослости и проявляющаяся в различных контекстах глубокая и необоснованная склонность интерпретировать действия людей как преднамеренно унижающие или угрожающие, на что указывают по крайней мере четыре признака из следующих:

1) безосновательные ожидания больного, что другие будут эксплуатировать его или причинить ему вред;

2) неоправданные сомнения в лояльности или надежности друзей или партнеров;

3) обнаружение скрытого уничижающего или угрожающего значения в нейтральных замечаниях или событиях, например, подозрения в том, что сосед выносит мусор рано утром, чтобы досалить ему;

4) больной питает неприязненные чувства и не прощает оскорбления или неуважения;

5) не доверяет другим из-за необоснованного опасения, что информация будет использоваться против него;

6) чувствителен к неуважительному отношению и быстро реагирует гневом или отвечает контратакой;

7) неоправданно ставит под сомнение преданность супруга или внешнего партнера.

В. Наличие данных симптомов не только в остром периоде шизофрении или бредового расстройства” [1, с.144]

.

И мы не будем об “остром периоде”, но Вам знакомы эти милые черточки, не так ли? Вы способны увидеть их в окружающих – и, быть может, в себе? Отлично! Тогда попробуем разобраться, что за ЖИЗНЬ у параноика (в современном – широком – смысле термина).

3. Образ жизни – ПРОЕКЦИЯ

“Тут глазам их открылось не то тридцать, не то сорок ветряных мельниц, стоявших среди поля, и как скоро увидел из Дон Кихот, то обратился к своему оруженосцу с такими словами:

– Судьба руководит нами как нельзя лучше. Посмотри, друг Санчо Панса; вон там виднеются тридцать, если не больше, чудовищных великанов, – я намерен вступить с ними в бой и перебить их всех до единого, трофеи же, которые нам достанутся, явятся основой нашего благосостояния. Эта война справедливая: стереть дурное семя с лица земли – значит верой и правдой послужить богу.

– Где вы видите великанов? – спросил Санчо Панса.

– Да вот они, с громадными руками, – отвечал господин. – У некоторых из них длина рук достигает почти двух миль.

…………. [Сражение]…………..

– Ах ты, господи! – воскликнул Санчо. – Не говорил ли я вашей милости, чтобы вы были осторожнее, и что это всего-навсего ветряные мельницы? Их никто бы не спутал, разве тот, у кого ветряные мельницы кружатся в голове.

– Помолчи, друг Санчо, – сказал Дон Кихот. – Должно заметить, что нет ничего изменчивее военных обстоятельств. К тому же я полагаю, и не без основания, что мудрый Фрестон, тот самый, который похитил у меня книги вместе с помещением, превратил великанов в ветряные мельницы, дабы лишить меня плодов победы – так он меня ненавидит. Но рано или поздно злые его чары не устоят перед силою моего меча.

– Это уж как бог даст, – заметил Санчо Панса” [30, с.64].

Не надо быть врачом-психиатром, чтобы унюхать острый психоз – состояние, при котором связь с реальностью потеряна и/или искажена до неузнаваемости. Так почему же и сам Дон Кихот, и процитированный выше знаменитый эпизод с мельницей веками вызывают столь восторженные чувства у не самой глупой части населения – читателей? Подкупает благородство помыслов и безоглядная храбрость? Но ведь храбрость – от болезни, а насчет бездумного благородства уже давно сказано о благих намерениях, которыми дорожка в ад вымощена… Кстати о помыслах: вы заметили, что, планируя нападение, Дон Кихот вначале печется о трофеях, а уж потом оправдывается тем, что истребление великанов – богоугодное дело.