Пути неисповедимые

Разместили артистов просторно, с большим комфортом. В их распоряжение был отдан целый горнолыжный комплекс. Свободное от репетиций время они катались на лыжах и коньках.

Разбили на небольшие труппы, и, согласно графику выступлений, сменяя друг друга, они летали в горнолыжные курорты Высших. Прилетали с небольшим запасом времени, чтобы только успеть перед выступлением переодеться, а улетали сразу после концерта и, фактически, ничего, кроме концертных залов не видели и с Высшими не общались. Концертные залы по архитектуре были различны, каждый уникален, но все поражали роскошью и обилием живых цветов среди зимы. Публики на концерты собиралось мало, да и та вела себя «чрезмерно раскованно», – так деликатно называли артисты её поведение: во время концерта пересаживалась с места на место, а иные разговаривали, повернувшись к сцене боком, и отрывались от разговора только, чтобы снисходительно похлопать. Такое отношение вызывало недоумение с оттенком обиды, однако, вслух высказать его никто не решался. После выступлений, артисты спрашивали у своих руководителей, как они считают: понравился ли концерт? Те пожимали плечами:

– Что вы хотите – это же Высшие! У них утончённый вкус, перед ними и не такие как мы выступали, не нам чета… Надо стараться…

Но когда сезон закончился, и каждого уезжающего с курорта Высшего, попросили оценить программу отдыха, все они, даже те, кто не посетил ни одного концерта, оценили концертную программу на «отлично».

А поговорить с Доктором Кате не удалось: в горнолыжном комплексе, где проживали артисты, был установлен режим изоляции, и выходить на связь с кем-либо артистам не разрешили.

Глава шестая

Судьба вновь соединила их лишь для того, чтобы, вскоре, разлучить навеки. А может быть, для того, чтобы потом, в жизни вечной, они уже не разминулись никогда…

Всё началось со слабого покашливания. Он настоял, чтобы она обратилась к врачу. Обследование выявило тяжёлое заболевание. Лечение не давало результатов, ей становилось всё хуже. Она лежала в отдельной палате, а он неотлучно находился рядом и бросался исполнять все её желания. Он донимал врача, заискивал, умолял применить ещё какое-нибудь лечение.

Прошёл месяц, её состояние ухудшалось. Она уже не вставала, лежала беспомощная, беззащитная.

В обществе Мира Абсолюта считалось неприличным продолжать жить при тяжёлом состоянии здоровья. Законом было установлено, что человек имеет право на лёгкое умирание. Ответственность за исполнение закона и право на принятие решения «о достойной смерти» – эвтаназии, возлагалось на врачей.

Её перестали лечить. Медперсонал был раздражён, но ничего нельзя было сделать: больная изо всех сил цеплялась за жизнь, а рядом с ней неотлучно находился Доктор. Он сидел на стуле рядом с постелью, держа её руку, а если ненадолго отпускал, больная начинала беспокойно шевелить пальцами, двигать рукой по постели – искала его руку. Вся связь с жизнью и миром, который, постепенно делался всё более чуждым, для неё сосредоточилась в его руке.

Однажды, он почувствовал слабое шевеление её пальцев в своей ладони. Преодолев дремоту, посмотрел в лицо. Глаза, ставшие огромными, её милые и дорогие глаза, смотрели на него осмысленно и внимательно, губы шевелились. Привстал со стула, склонился, пытаясь расслышать, что она говорит, но разобрать ничего не смог.

Больше она не приходила в себя и вскоре умерла. Измученному страданием и бессонницей Доктору ввели успокоительное, и он провалился в долгий, тяжёлый сон. Когда проснулся, её тело уже увезли в крематорий. Чтобы смерть не омрачала минуты живых, покойников в крематорий увозили по ночам.

* * *

…Жизнь лишилась смысла. Каждой клеткой своего существа ощущая глубокое неизбывное горе, Доктор долгими ночами в одиночестве, без мыслей, оцепенев, сидел за столом. В смутные тоскливые предрассветные часы ложился в постель и забывался в полусне-полубреде.

Приехала Катя. Её присутствие несколько отвлекло его, облегчило существование, но с её отъездом тоска опять навалилась; тоска по умершей, тоска по минувшему, ушедшему, страх и тоска перед лицом надвигающейся старости и смерти,

…Как-то, когда ночь уже перевалила на вторую половину, он с исстрадавшейся душой находился в лоджии. Перед ним под снежным покровом спала земля; отступив от здания, стеной стоял зимний прозрачный лес; ласково и утешительно мерцали звёзды на небе, а луна, освещающая землю светом призрачным, потусторонним, уже склонялась к горизонту. Казалось, весь мир был исполнен печали, нежности и любви. И он вдруг почувствовал такую близость к природе, что заплакал от умиления. Внезапно, он ощутил мгновенное, до самых глубин естества озарение – Бог есть. В этот миг он ясно почувствовал Его таинственное присутствие. И Бог – это любовь. Только с любовью могла быть создана такая красота мира. Если бы мир был построен по закону разума, то для целесообразного исполнения определённых функций было бы достаточно одного-двух видов деревьев, трав, насекомых, зверей, птиц, рыб. Создать такое обильное, щедрое, расточительное разнообразие жизни могла только любовь. Красота – это одно из выражений любви Бога. Сам земной мир свидетельствует о Боге-любви, а предназначение людей – служить Ему и созданному Им миру.

Состояние светлого потрясения не оставляло Доктора. Настроение его стало переменчивым: на смену безысходной скорби и ощущению своей беззащитности перед жизнью, приходило радостное изумление окружающим миром. Никогда ещё он не испытывал такой полноты ощущений, никогда раньше он так глубоко не понимал чувства и побуждения других людей.

Пришла весна. На опушках зазеленела трава, на деревьях лопались почки, всё оживало. С восторгом и умилением Доктор рассматривал первый найденный цветок подснежника, радовался отчаянному, напористому жужжанию случайно залетевшей в лоджию большой зелёной мухи и чириканью воробьёв на ветках. Созерцание для него стало способом соединения души с природой, со всем миром.

Неожиданно, не предупредив, приехала Катя. Тревога не оставляла её после того, как в прошлое посещение она застала Доктора в состоянии отчаяния, и, как только появилась возможность, она приехала. Он обрадовался, но не удивился, сказал:

– Это Бог послал мне радость.

Катя приехала утром, но уже вечером, последним рейсом, ей нужно было возвращаться.

– Катя, так много мне открылось важного, так много нужно тебе объяснить… Жаль, что я не объяснил тебе этого, когда ты была маленькой, но я и сам не понимал ничего, – уже при встрече сказал взволнованно.

Они гуляли по лесу. Вышли к поваленному зимней бурей дереву и сидели на нем среди обступивших деревьев, покрытых блестящей нежной молодой листвой; приятно пригревало солнце. Доктор долго и сбивчиво говорил, делясь новым знанием, верой в Бога-любовь. Рассказал, как ему открылось это знание и как, оказывается, прекрасен мир, если душа полна любви к нему.

– Я утомил, наверное, тебя, – наконец, сказал конфузливо.

– Конечно, нет! – заверила горячо. – Но это так сложно… – добавила.

– Просто, совсем просто! Только понять нужно сердцем! – произнёс с жаром.

К его радости, она задумчиво и серьёзно ответила:

– Я не совсем поняла. Но очень хочется в это верить…

Она видела, как Доктор переменился: смотрит ласково и восторженно, на глаза часто набегают слёзы, стал излишне, до услужливости, предупредителен, и каким-то совершенным простецом. Она привыкла, что он всегда окружает заботой её, теперь же ей хотелось заботиться о нём.

Доктор всё более проникался ощущением всеединства мира, грозного величия жизни и чувством любви к Богу-создателю всего сущего. Мысль, что он обязан объяснять это другим, завладела им всецело. Все знания, накопленные в течение жизни, теперь ему казались ничего нестоящими, в сравнении с вновь открывшимся, и он благодарил Бога за дарованное прозрение.

Он стал общителен, разговорчив. Любой же разговор переводил на разговор о Боге-любви, лицо его при этом делалось ласковым и добрым. Вначале его слушали с вежливым вниманием, потом он стал казаться назойливым чудаком. Он винил себя, что недостаточно убедителен, и поэтому его не понимают, отказываются слушать.

Не желая того, Доктор нажил недругов. Однажды, находясь на веранде, когда там было много народу, он, не без умысла, затеял спор с учёным-биологом, всю свою жизнь посвятившим выведению различных видов биороботов.

Для крупных учёных существовали в высокой степени комфортабельные домстары закрытого типа. Этот же учёный, хотя служил науке верно, с полной отдачей сил, открытий не совершил, и потому, когда пришло время, был помещён в домстар открытого типа. Но, попав из привилегированного Академгородка в обычный домстар, где, к тому же, проживали и представители массовой касты, он почувствовал себя глубоко уязвлённым. Держался он со всеми высокомерно, ни с кем в домстаре не дружил. Как и большинство учёных, его мало волновало то, что не имеет отношения к чистой науке. Чувство снисходительного превосходства к не принадлежащим к их сословию, было присуще всем работникам науки Мира Абсолюта. Утверждение Доктора, что первоосновой жизни является любовь, а не разум и логика, и, что разум, если он не руководствуется любовью, способен причинить только вред, вызвало в душе учёного столь непримиримую неприязнь, что при каждом случае он стремился уязвить и высмеять Доктора.

Другим непримиримым врагом Доктора стала женщина из массовой касты. В один из вечеров Преподаватель, отправляясь на чаепитие, пригласил с собой и Доктора. На этот раз тот не отказался, только спросил:

– Удобно ли без приглашения?

– Они будут польщены. Но нужно взять с собой что-нибудь вкусное к чаю.

Встретили их радушно. В холле, из принесённых из комнат небольших столов, составили один общий. Установили кипящий самовар и вазочки с купленными в складчину пирожным, печеньем, конфетами. Все чувствовали себя свободно и расковано, вели себя непринуждённо. Мужчины и женщины уселись попарно. Говорили, смеялись, и было шумно. Одетые кричаще и ярко накрашенные, старые морщинистые и ещё вполне моложавые женщины кокетничали напропалую. Мужчины были галантны, остроумны, их шутки и остроты – грубые и незатейливые – вызывали громкий смех. Холодно-отчуждённое отношение окружающих уязвляло выходцев из касты М и, как бывает в таких случаях, сплачивало.

Задавала тон и распоряжалась всем, в прошлом административный руководитель, женщина властная, самолюбивая. Она усадила Доктора рядом с собой и, стараясь завладеть его вниманием, много говорила. Ей хотелось, чтобы все видели, что она может вести беседу и вполне соответствовать людям элитной касты. Когда она, жеманясь, говорила о том, что нужно всегда считать себя молодым, тогда и чувствовать себя будешь соответственно, он видел перед собой её сморщенную шею, ярко нарумяненные щёки, следы помады на чайной чашке, и ему становилось неприятно. На её замечание, что женщины касты Э не следят за собой и не применяют косметику, он деликатно возразил:

– Всему своё время. И в увядании есть своё очарование. Главное – оставаться естественной…

Покрываясь красными пятнами, женщина внезапно умолкла и отвернулась от него. Она была обидчива, а невинное замечание Доктора задело её.

Психиатр домстара, женщина по природе любопытная и склочная, считала своим долгом быть в курсе всех настроений и взаимоотношений между жителями домстара. На консультациях она у пациентов выспрашивала обо всём происходящем в домстаре и, когда находила нужным, требовала от администрации принятия мер. Женщина касты Масс, считающая себя оскорблённой, при случае, пожаловалась ей на Доктора. Та начала наводить справки, расспрашивать о нём. Наконец, вызвала Доктора на внеочередную консультацию и сама завела речь о Боге-любви. Не чувствуя подвоха, а только видя перед собой заинтересованного, внимательного слушателя, он говорил живо, горячо. Она всё выслушала и холодно спросила:

– Как вам в голову могло прийти, что миром правит не Высший Разум Абсолют, а какой-то Бог-любовь?

Он растеряно умолк.

Психиатр доложила главному врачу о якобы невменяемости Доктора и поставила вопрос об эвтаназии.

– Но он же совершенно здоров и ещё не прожил у нас гарантированные законом пять лет, – слабо возразил главврач.

– Поведение его представляет угрозу спокойствию домстара. Вспомните: по его вине мы уже нарушили «Закон о культуре смерти», когда умирала его…, – замялась, подбирая слово, и презрительно закончила, – пассия… Вы послушайте его бред: «мир создал Бог-любовь»! Он отрицает главенство разума! Не хватало ещё, чтобы в нашем домстаре свила гнездо секта божников!

Главврач посмотрел с недоумением: о существовании таких сект он не знал. В раздумье прошёлся по кабинету. Ему тоже докладывали о необычных высказываниях Доктора, но он счёл их безобидным чудачеством, однако, он и сам опасался психиатра.

– Подготовьте обоснование, – проговорил неохотно.

Внезапная смерть Доктора привела в смятение обитателей домстара. Все как-то притихли, говорили осторожно, с опаской; не собирались шумными компаниями на веранде; выходцы из касты М перестали сходиться на общие чаепития.