Жизнь на гранях миров

Темнота, и нет ответа. Женщина проходит и замирает у кровати.

– Что случилось? – спрашивает врач и вслушивается в её дыхание: нервное, сбивчивое, словно она шла очень быстро.

Он вдруг понимает и откидывает голову на подушку.

– Не нужно, – говорит спокойно, – я же сказал Гастану: мне ничего не нужно!

Но она не уходит и не шевелится. Тогда Игорь встаёт и, взяв её за плечо, ведёт к двери. Его на миг смущает покорность, с которой она следует за ним, – беззвучно, безропотно, и он думает, что это странная эрис. Обычно они ведут себя смелее.

– Извини, – говорит он у выхода, – я должен спать.

И легонько выталкивает в коридор. «Даже имени не спросил», – усмехается про себя, ложась в постель. Несколько минут думает о женщине – и засыпает.

Утром, перед работой зайдя в детскую, сразу понял: Юсан-Аминах пытается скрыть смущение. А потому не стал ничего говорить, привычным движением взял из её рук Машу, поиграл и забыл о ночном происшествии. Но вечером, ложась спать, вспомнил и хотел закрыть дверь на ключ, однако не стал: он может уснуть очень крепко и не услышать голоса Сили.

…Глубокой ночью дверь распахнулась, и женщина, сдерживая дыхание, бесшумно вошла. Свет звёзд и дальних огней едва пробивался сквозь шторы и слабо освещал постель. Игорь спал. Она села в кресло, но скоро взяла стул и устроилась ближе, почти вплотную к кровати, и долго вслушивалась в дыхание спящего, вздрагивая каждый раз, когда он шевелился. Перед рассветом встала и так же неслышно покинула комнату.

Проснувшись, Игорь увидел стул, стоявший у его изголовья, и всё понял. «Она приходила, сидела тихо, чтобы не разбудить, и слушала, как я сплю». Почему-то его тронуло поведение эрис. «Кто она? Что за странный интерес к моей персоне? Настойчивость – без настойчивости. А может быть, это Сили? Нет, Сили крупнее, эта же тоненькая, я помню её плечо». Заинтригованный, весь день возвращался мыслью к женщине. Кого прислала ему Юсан-Аминах? И не был ли он слишком груб, выставляя её так сурово?

Ночь пришла незаметно. Он долго работал, сидя за письменным столом, и спохватился лишь тогда, когда свежий ветер ворвался в окно. «Она не придёт, – подумал, раздеваясь и задувая лампы, – не захочет опять услышать «ты мне не нужна».

Не спалось. Игорь долго ворочался, пока вдруг не понял, что мешало уснуть: он ждал. Удивился: зачем она мне? Какая-то незнакомая эрис… И уже всерьёз попытался уснуть. Но в эту минуту дверь приоткрылась. Она проскользнула неслышно и замерла посреди комнаты: волосы распущены, просторный, едва трепещущий пеньюар, ноги без туфелек, лицо оставалось в тени.

– Подожди, – сказал Игорь и встал, – я зажгу лампу.

Но она резко схватила его за руку.

– Не хочешь света? – догадался он. – Ну что же…

И присел на кровать. Она тоже присела: поодаль, очень несмело, и сидела, едва дыша. «Боится, – понял он, – ну конечно, ведь я опять скажу: «уходи». И она это чувствует». Внезапная усталость затуманила мозг. «Мне не нужна эрис, – опять подумал он, – да и никто не нужен».

– Я устал, – сказал вслух, – вернись к себе и скажи Юсан-Аминах, чтобы больше не присылала тебя. И не ходи босиком, ты простудишься.

Она поджала ноги и не ушла. Внезапно Игорь рассердился. «Ах, так ты этого хочешь?» Схватил её, резко бросил на кровать, нашёл в темноте лицо и прижался губами ко рту, мягкому, маленькому рту. И почти сразу же успокоился, стал нежнее и начал целовать совсем по-другому: ласково, бережно. Она отвечала глубокими поцелуями, в которых он мгновенно ощутил что-то целомудренное, и – опять удивился: странная эрис!

Ночь оказалась длиннее, чем он ожидал. Когда она ушла, он долго лежал в темноте, улыбаясь, борясь с желанием уснуть, потому что внезапная лёгкость наполнила всё его тело, и что-то радостное и светлое осталось в душе. «Я даже имени её не знаю, лица не видел, не слышал звука голоса. Что за таинственность? Прячется – от кого? От меня?»

Утром не стал дожидаться Десту и сам убрал постель. А когда появился слуга, постарался скрыть то, что, он понимал, явственно виднелось на его лице, наспех позавтракал и направился в больницу.

Весь день, работая, улыбался про себя: как ей удалось оставить во мне такое чувство света? Это была не просто случайная близость, она словно распахнула что-то во мне самом, какие-то невидимые, наглухо запертые двери. Отсюда – и лёгкость, и ощущение теплоты. Вспоминал – и согревался, переживая моменты ночи, и удивлялся тому, что простая эрис оставила в нём такое неизгладимое впечатление.

Вечером, уже не скрывая от себя, что ждёт, внимательно осмотрел комнату, передвинул подальше предметы, о которые она могла споткнуться, достал из шкафа ещё одну подушку. Лёг пораньше, потушив все лампы, и стал думать о прошлом. В нём не было раздвоенности, чёткая грань между «было» и «есть» помогала не ощущать себя предающим. Он отпустил прошлое по течению – и оно уплыло, оставив в душе лёгкую грусть и светлую память о той, которую он любил. Как когда-то Гастан, он спрашивал себя: «А чего желал бы ты сам? Если б осталась она, а ты – ушёл? – и отвечал себе искренне и правдиво: чтобы жизнь её не останавливалась, а текла мирно, пусть даже с другим мужчиной…»

Дверь тихо раскрылась. Из коридора падал едва видимый свет, и Игорь успел заметить тонкую пластику движений, от которой у него захватило дух.

Она вошла – и застыла, и минуту стояла, прислушиваясь, пытаясь понять, спит ли он. Он тоже молчал, а потом, чувствуя, что ожидание повисло, как звук невыносимой струны, шепнул:

– Иди ко мне…

И принял её, обнял, привлёк…

«Нет, сегодня я не буду спешить. Я должен узнать твоё имя, услышать голос».

– Ты озябла, – говорит тихо, укрывая её одеялом, – опять бегаешь босиком…

Она молчит, улыбается в темноте. Рука прижалась к его лицу. Хочет поцеловать, но он отворачивается, смеётся:

– Не торопись. Давай познакомимся.

Она качает головой: «нет».

– Почему «нет»? Ты замужем?

Очень сильное «нет».

– Тогда в чём дело?

Ласкает его волосы, льнёт беззвучно: это следует понимать как «прости».

– Мне это не нравится…

Она обнимает крепче. Игорь откидывается на подушку:

– Ну что мне с тобой делать?

Она на секунду замирает, а затем мягко, как котёнок, начинает тереться о его плечо. Он хочет рассердиться – и не может. Поворачивается к ней:

– Я зажгу свет, и мы положим конец всем этим тайнам.

Испуганно держит его за руку, и, кажется, что не она, а всё пространство кричит: «нет!!!»

«Чего же ты так боишься? Может быть, некрасива, уродлива?» Скользит пальцами по её лицу: высокий лоб, безупречно ровные черты, правильный овал подбородка. «Нет, ты скрываешь не лицо: оно, должно быть, прекрасно, ты скрываешь себя…»

Наконец, он смирился. Принялся бережно ласкать её тело, не спеша, изучая, как бы рассматривая в темноте. «Она не юная девушка, хотя кожа чудесна: тёплая, гладкая, с прекрасным оттенком бархатности. Ножки маленькие, как у подростка. Вся тоненькая, гибкая, чувственная». А потом, забыв обо всем, опять целовал, и с наслаждением вслушивался в тихие стоны сквозь прикусанные губы, и всё ждал вскрика, но она лишь застыла на самой высокой ноте, задохнулась, ударила по плечу, и тут же обняла крепко-крепко, и он почувствовал слёзы на своей руке. Прикоснулся губами к лицу: плачет. Значит, всё хорошо.

Она ушла под утро, когда он спал. Не дыша, прикрыла за собой дверь и, едва касаясь ногами пола, побежала по тёплым коврам, свернула влево – и исчезла…

Утром, весело шагая по дворцу, Игорь поймал себя на том, что пристально вглядывается в лица хорошеньких женщин. «Может быть, и не эрис, – подумал он ночью, – а придворная дама, фрейлина, наконец. Или служанка. Служанка? Пожалуй, что нет: слишком изысканна, да и в этом крыле слуги не живут».

Попадающиеся ему представительницы слабого пола, как нарочно, были необычайно хороши. Или это яркое утро так украсило их? Лёгкие, гибкие, с тоненькими фигурками. Все они мило приветствовали Игоря, и в глазах каждой виднелось что-то такое, особенное, женское. Когда в десятый уже раз он с трепетом подумал: «она!», а дама с улыбкой проплыла мимо, врач взялся за голову. «Будь серьёзнее! – приказал себе. – Опусти взгляд и смотри в пол!» Но сухость, ставшая в последнее время привычкой, сегодня оставила его. Напротив, хотелось улыбаться и отвечать на приветствия.

В конце коридора показалась процессия: Юсан-Аминах! Она завершала традиционный обход в окружении свиты. Игорь остановился – и остолбенел. Она светилась! Яркое, безудержно радостное, будто пронизанное солнцем лицо, глаза искрятся, а выражение – как у принцессы, которую позвали замуж. Он не успел понять, в чём дело: она уже протягивала ему свою руку, и врач легко, как пёрышко птицы, пожал её.

Она что-то спросила, он ответил, а сам с изумлением думал: «Да ты сияешь вся! Что случилось? Или я сам так изменился, что вижу тебя другой?» Пока он стоял в недоумении, Юсан-Аминах сказала несколько ласковых слов и прошла дальше. Он только покачал головой…

К вечеру, заглянув в шкаф, Игорь обнаружил, что запас лекарств, которые он принёс месяц назад, подошёл к концу. Осталось несколько коробок с ампулами и пачка антибиотиков. «На завтра хватит, а потом… Потом, хочешь не хочешь, нужно возвращаться». Возвращаться не хотелось: то, что раньше было его домом, сейчас стояло пустым и безжизненным. Но фармацевты этого мира, хотя и, поощряемые молодым императором, трудились усиленно над созданием новых препаратов, были ещё очень далеки от открытия многих уникальных соединений.

«Придётся вернуться. А как же она? – Игорь задумался. – Войдёт, увидит, что меня нет, и подумает, чего доброго, что я тоже куда-то убежал босиком…»