За пределами трепета

Евгения Александровна злилась на дочь, на ее домашнюю замкнутость, на увядание ее живого задора раньше времени. Они силком выгоняла девочку на улицу, прятала книги, выключала свет, заставляя ребенка укладываться спать раньше времени. Мать раздражала эта тихая страсть, несвойственная детству. Сама Смирнова всегда была активным, спортивным, коммуникабельным человеком. Ее любовь к литературе ограничивалась планами на урок. Подобное уклонение от  настоящего мира ее пугало. Она встретила в дочери то, чего старательно избегала сама – затхлость библиотек, тягу к познанию без границ, болезненную самодостаточность. Индивидуализм интроверта в Советском Союзе не приветствовался и был скорее пороком. Лиля постоянно слышала упреки:

– Сначала прочитай свою жизнь, а потом займись чужими выдумками. Хватить наблюдать, надо действовать. Посмотри, в кого ты уже превратилась. Горбыль, да еще слепой. А ну-ка расправь плечи и шагом марш на улицу! Девочка в третьем классе, а уже близорукая, как крот! Что с тебя вырастет?

Лиля пряталась в тусклом свечении настольной лампы и читала украдкой, портя глаза и не задумываясь об этом. Физический мир был не настолько важен, как фантастические, свежие идеи, которые вливались в нее незримым потоком истины. Сказки разных народов мира раскрывали тайны мироздания и скрытые знания, указывали на цикличность бытия и смену стихий, связывали с предками, наполняли на путь внутренних исканий и личностного роста. Это была духовная инициация, а она требовала жертвенности, социальной смерти. Лиля приоткрыла дверь в сверхчеловеческую реальность.

XIII

Маленький черный комок плоти лежал на земле возле дачного дома. Жизнь еще теплилась в чуть вздрагивающей надежде будущих крыльев. Лиля подняла с земли инопланетное, пугающее существо, съеживаясь от отвращения. Любопытство взяло верх, и девочка осторожно держала в руке нечто за пределами ее понимания. Создание с головой гуманоида тянуло головку к неизвестному теплу случайного спасителя. Оно было безобразным чудовищем, словно сотканным из всех ужасов сновидений, но размером не больше спичечного коробка. Лиля застыла в ужасе и разглядывала пришельца.

– Мамочка, мама! – закричала она. – Я встретила инопланетянина. Он упал с летающей тарелки и разбился рядом с нашим домом! Давай спросим его про то, с какой планеты он прилетел, и в чем смысл жизни?

– Глупости какие. – Евгения Александровна спокойно подошла, стянула перчатки с натруженных рук и взяла существо к себе на ладонь, пристально рассматривая.– Не придумывай, Лиля. Вечно ты фантазируешь. Это малыш летучей мыши. Наверняка, он обладал врожденным дефектом развития, и родители выбросили его из дома, понимая, что он обречен на скорую смерть.

– Как? Как выбросили? – Лиля внезапно задохнулась от жалости и, сбивчиво путаясь в словах, застрявших где-то глубоко внутри, в конце-концов собралась силами и, спросила. – Ты меня тоже выбросишь, если я заболею, да? Не пожалеешь?

– Лиля, не неси чушь. – Мать поправила выбившуюся прядь волос плечом. – Мир природы не знает жалости, он не живет по моральным законам. Побеждает сила, выносливость, крепкое здоровье. Животные заботятся только о выживаемости будущих поколений. Это своеобразная гуманность. Ведь оставляя немощную особь в гнезде – они обрекают ее на жизнь в последующих мучениях. Она все равно погибнет, так что проще избавить ее от страданий, пока тварь еще мало осознает окружающую действительность.

Лиля мало что поняла из строгого научного доклада матери. Евгения Александровна редко заботилась о простоте слога. Но девочка поняла всю боль миниатюрного создания на ладони, трепетавшего от несправедливо нанесенной обиды. Существо было предано с рождения, коварно изгнано близкими людьми и, несомненно, по мнению ребенка, нуждалось в защите.

– Мамочка, милая, родная, позволь мне оставить звереныша. Я назову его Гуманоидом и стану ему настоящим родителем. Посмотри, какой он несчастный и одинокий!

Евгения Александровна поначалу возмутилась, но, глядя в глаза ребенка, полные слез и жалости, вдруг неожиданно смягчилась.

– Ладно, забирай этого монстра. Но помни, что будешь сама лично кормить его. И, скорее всего, он все равно не выживет, потом не реви и не порти мне нервы.

Лилю накрыла волна восторга и нежности. Она нашла старую картонную коробку из-под обуви и наполнила ее самым чистым песком, набранным возле реки. Затем нарвала луговых цветов, зеленой травки и соорудила царское ложе своему первому питомцу.

Девочка научилась кормить Гуманоида пипеткой. Он доверчиво выползал из коробки на детскую ручку, не видя ее, так как глазки его были еще слепы и не открылись. Им не хватало силы жизни. Но летучая мышь всегда чувствовала близкое присутствие Лили, ее материнское тепло и участие. Зверек открывал крохотный ротик в приветственном восторге, ловко цепляясь цепкими коготками за указательный палец, и уютно размещался на нем для последующего кормления. Лиля аккуратно набирала молочко в пипетку и по капле, чуть дыша, насыщала такое родное существо. Брюшко у летучей мыши, в отличие от основного кожистого и темного тельца, было абсолютно прозрачным. И девочка знала, что пузо следует заполнить ровно наполовину, чтобы ее прирученное маленькое счастье было сыто и довольно. Иногда Гуманоид расправлял перепончатые крылышки и обнимал пальчик девочки в полную силу своих неуверенных способностей. Обнимал доверчиво, ласково, прижимаясь прохладной щечкой, которая была не больше булавочной головки. Но для Лили он был большой и полный значимости, сердце девочки всегда наполнялось любовью и вторило ответным чувством.

Гуманоида не стало спустя пару месяцев. Он плохо развивался, сил его хватало только на робкую, старательную нежность. Зверек хватался за Лилю как за саму жизнь, обретая в ней смысл и желание двигаться дальше. Но Лиле надо было срочно уехать с классом на выходные, и она поручила малыша матери. Евгения Александровна, не обладая чуткостью ребенка, да и в целом не испытывая нежности к случайному уродцу в доме, случайно влила молока больше, чем следовало. Гуманоид задохнулся. Его скорбная дорога жизни закончилась, так и не успев расправить крылья. Он не познал то, для чего был рожден – полет в ночи. Но его человеческая мама всегда верила, что он воспарил к звездам и там безмолвно улыбается ей, сияя наконец-то раскрывшимися глазками.

Вернувшись из похода и узнав о смерти близкого существа, Лиля была безутешна. Она еще больше замкнулась в себе, плакала, обижалась на мать. Евгения Александровна, чувствуя за собой вину, взяла крохотную мумию, завернула ее в мягкую тряпочку и поместила в спичечный коробок, служивший последним приютом существу, которому изначально не было места в этом мире. Женщина позвала Лилю, и они пошли пешком в ближайший лес, закопали коробок, нарвали прощальный букет из маргариток. Евгения Александровна внезапно осознала скорбь девочки и на короткое, но значимое мгновение стала ближе к своему ребенку.

Мать вернулась домой и приняла решение завести для детей нового питомца-собаку, чтобы загладить свою ошибку и подарить счастье. Счастье, которое заглушит несовершенство прошлого, раскроет неизведанную вселенную эмоций и верности. Но для этого следовало убедить супруга, а он в этом вопросе был непреклонен. Собака в доме означала крах его устоявшегося комфорта.

Сначала дети тайно принесли домой лохматую дворняжку, найденную на ближайшей стройке. Евгения Александровна отмыла ее, вычесала блох, завернула в махровую простыню, и дети с восторгом передавали друг другу тугой кокон с взъерошенной мордой, не веря своему счастью. Когда отец вернулся вечером с работы, то его встретил звонкий лай и ликующие крики детворы. Реакция Алексея Леонидовича была молниеносной. Он схватил взвизгнувшего лохматого пса за холку, открыл балконную раму и выбросил на улицу с высоты первого этажа. Псина отряхнулась и дала деру вприпрыжку.

– Чтобы духу тут не было этого кудлатого дармоеда! Вы что же, решили блох разводить в квартире? Не сметь! Еще раз увижу – всем всыплю ремня!

Поднялись крики расстроенных детей, гневные протесты жены. Все смешалось в сплошной клубок агрессии и слез. Но решение отца осталось неизменным.

Спустя полгода Алексей Леонидович отправился в командировку в Москву. Когда он отсутствовал, Лиля заметила за окном маленькую собачку на раскорячистых лапках. Та странно и нелепо загребала кривым задом, съежившись от промозглого октябрьского воздуха. Уши были прижаты, хвост свернулся в обреченный крючок. Девочка обратила внимание на ее взгляд, полный страха и потерянности. Животное странно жалось боком к случайным прохожим, но после пугливо отскакивало, словно не найдя  покоя, которого изначально искало.

– Коля, смотри, какая милая лысая собачка! Она явно замерзла!– Лиля позвала брата. – Пошли спасем ее и согреем!

Дети выскочили во двор, оставив входную дверь открытой в порыве милосердия. Холодный сквозняк взвихрил фартук матери, и она выскочила в коридор, злясь на внезапный беспорядок. Вдруг за окном раздались призывы:

– Мама, мама, собака кусается! Мы не можем ее взять на руки! Что нам делать? Она ведь околеет на улице, тут так холодно.

Евгения Александровна вздохнула, вспомнив печальный опыт прошлого питомца, но скинула им с балкона толстое одеяло.

– Возьмите ее не руками, а замотайте. Так она не сможет сопротивляться. А потом несите домой – на месте разберемся.

В жесткой колкости верблюжьего одеяла испуганно торчали два лупатых глаза. Нижняя челюсть с неправильным прикусом изрядно выдавалась вперед, издавая недовольное, воинственное ворчание. При ближайшем рассмотрении собака оказалась разлапистой, потешной коротышкой. Короткая черная шерсть тряслась больше от страха и напряжения, чем от воспоминаний о холоде осенней улицы. Яркие подпалины на мордочке создавали иллюзию озорного подмигивания. Это был какой-то нелепый метис, выброшенный на обочину жизни в силу своей несовершенной природы.

Дети были в восторге. Они прыгали вокруг матери, старательно пенящей шампунь на мышечной холке. Собака была почти лысая. Шерсть плотно примыкала к телу, моментально высохнув в тепле квартиры. Евгения Александровна достала ливерную колбасу и щедро нарезала ее в чайное блюдце, тем полностью покорив сердце заблудшего уродца. Собака жадно накинулась на еду, забыв про крики опасности рядом, ласковые прикосновения пальцев, случайность встречи. С тех пор она неизменно обладала отменным аппетитом, словно памятуя про все тяготы прошлого. Дети так и назвали ее – Обжоркой.

Вернулся отец, и малыши заранее мысленно прощались с собакой, тесно прижимая к себе по очереди всю ночь. Они уже успели полюбить ее, и пес, словно почувствовав искреннее тепло и участие, ответил их полным доверием и взаимностью. Евгения Александровна безмерно переживала за последующий день. Она тоже привязалась к ласковой приблуде и уже мысленно сочиняла слова оправдания для супруга, подбирала аргументы для того, чтобы убедить его оставить Обжорку.

Дверь с утра в воскресенье  открылась с неумолимым фатализмом. Алексей Леонидович с усталым видом после ночного поезда зашел в дверь. Он сухо обнял жену, чмокнул детей, поставил чемодан на пол. И тут увидел в углу два горящих глаза и вызов выступающей нижней челюсти. Вся усталость вмиг испарилась. Мужчина рванул к задиристой морде и попытался схватить ее за загривок по заведенному шаблону прошлого опыта. Но Обжорка неожиданно встала на кривые задние лапы, вжалась в угол и завизжала отчаянной, заливистой сиреной. Нижняя челюсть прыгала в комичной пляске, выпученные глаза выходили из орбит. Алексей Леонидович вдруг рассмеялся от неожиданности. И этот смех прочно закрепил место собаки, он послужил началом принятия нового члена семьи. Более того, пес стал любимцем отца, неизменно гордо восседая на его коленях во время просмотра телевизора. Обжорка была в курсе всех последних новостей. Получала из рук отца лучшие дефицитные лакомства. Спала рядом со Смирновым на подушке, застолбив за собой это почетное право ночи. Она была прирожденной соблазнительницей.

Собака неизменно путешествовала во все места, куда направлялась семья. Без ее гордого участия не происходила ни одна поездка. Но больше всего она любила поездки в деревню, наслаждаясь джунглями высоких трав в поле. Она была настолько миниатюрна, что заросли полностью скрывали ее плотное тельце. Только в просветах между стеблями, пыльцой, всем этим диким разнотравьем и чадом запахов и звуков, временами появлялся влажный нос, курносой нежностью утыкаясь в ноги хозяев. Солнце хлестало пса по блестящей спинке, будоражило инстинкты и порывы.

У бабушки были свои собственные животные. Может быть, поэтому Евгения Александровна, с детства тесно соприкасаясь с преданностью звериного мира, не отрицала его у себя дома. Хитрость котов, щедро наполненных ленцой и самолюбованием. Задиристость коз с их рогатой спонтанностью. Умное соучастие округлых боков свиней. Отчаянный петух, люто возненавидевший детей с самого приезда и норовивший клюнуть в самый неожиданный момент. Рассеянность кур, уютно клокотавших в луче солнца, наполненного пылью. Все это смешивалось, дробилось, окружало мир детей в одном живописном водовороте, полном, насыщенном и неизменно радостном.

Лиля помнила, как коты возвращались после звериных свадеб, наполненных воем, криками, знаками превосходства. Тихий стук в стекло оповещал бабушку, что блудный лохматый сын вернулся. Она снимала крючок с форточки и нечто взъерошенное, задиристое, с порванными ушами и победоносным взором проскальзывало на стол и требовало харчей. Ведь оно так отличилось на арене вызова жизни и, несомненно, заслуживало скромной награды за свои героические подвиги.

Дети познавали мир. Познавали с жадностью, увлечением, восторгом, отсутствием моральных барьеров. Они почти уподоблялись природе при соприкосновении с ней. Коля услышал от малолетних хулиганов на улице, что если коту изо всей силы наступить на хвост, тот начинает судорожно есть все подряд независимо от питательной и вкусовой ценности продукта. Непроверенная антинаучная гипотеза жгла его разум неуемным любопытством. Он тихо, заговорщически подмигнув, позвал Лилю и приказал ей держать кусок сырой тыквы перед отчаянно кричавшей мордой несчастного кота, которому со всей дури тут же коварно наступил на хвост. Лиля плакала, пытаясь защитить животное, кот проклинал детей трехэтажным матом во всю силу своего зарвавшегося отчаяния, да и в целом забыл о существовании еды. Ворвался дед, всыпал всем увесистых подзатыльников, не разбираясь в степени вины соучастников, и методично выдрал за уши. Позже, успокоившись, он позвал детей к себе в спальню и усадил на табуреты возле кровати.

– Послушайте, дети. Очень внимательно и серьезно. Я хочу с вами поговорить о сегодняшнем событии. Ведь вы, наверняка, уже осознали, что животные – наши самые верные и преданные друзья, которые всегда любят нас бескорыстной и безусловной любовью. Когда вас подводила Обжорка? Она всегда сопровождает вас с неустанной отвагой, задором и нежностью. Пока вы спите – уши ее всегда стоят на страже вашего спокойствия. Псина охраняет и ценит вас. Она ваш идеальный учитель, друг, напарник и компаньон. Собака отдает вам неистощимый запас эмоций, сгорая в своем маленьком тельце за очень короткий срок жизни.

Я расскажу вам один случай. Когда Лиля была еще младенцем, она мирно дремала в коляске рядом с этим домом. Ваша мама тоже легла отдохнуть, планируя проснуться спустя несколько минут и проверить малышку. Но усталость бессонных ночей победила ее. И ваша мама забылась глубоким сном на диване. Прошел целый час. В это время соседский хряк ловко подрыл лаз под забором и, заприметив ребенка, решил полакомиться его беззащитной плотью. Но храбрая собака Жучка, жившая у нас в то время, стала отчаянно лаять, оттягивать огромного кабана за копыта, бить лапами в закрытую дверь. Ваша мама проснулась, и жизнь Лили была спасена.

Это настоящая привилегия и дар судьбы – разделить ваш жизненный путь с определенным животным, пусть даже и на очень короткий период времени. Цените их безграничное доверие. Отвечайте им любовью, а не силой, не издевайтесь над их преданными, возвышенными душами. Если вы уверены, что человек стоит во главе этой планеты, только обладая наглостью и хитростью, то я вынужден огорчить вас. Любовь точно выше силы, она побеждает все. Тот, кто позволяет себе жестокое обращение с животными, никогда не станет хорошим человеком. Запомните это.

Дети усвоили урок. С тех пор они никогда не ставили истязательных экспериментов. И верная Обжорка повсюду сопровождала их. Один раз она даже лишний раз подтвердила слова  дедушки своим поистине героическим поступком.

Это случилось в лесу поздней осенью. Начинался сезон сбора и заготовки грибов. После Чернобыльской аварии люди на время прекратили привычные вылазки в лес, навсегда мысленно вычеркнув подобное времяпровождение из своей жизни. Белорусский лес, такой могущественный и составляющий треть всей территории страны, осиротел в безмолвии. Щедрая радость грибов, аромат забытых ягод оставались нетронутыми в недрах скучающей чащи.

Время бежало вперед. Военные с дозиметрами шерстили лес, выделяли особо зараженные радиоактивные участки, и на обочинах дорог расцветали металлические цветы запрещающих знаков с тремя черными лепестками.  Там, где радиация была несущественная и не угрожала здоровью, люди по-прежнему могли собирать дары леса, предусмотрительно проверив их еще раз в отделении радиационной гигиены.

Алексей Леонидович приобрел собственный дозиметр и, загрузив всю счастливую семью в жигули, выехал в поисках грибного удовольствия. Обжорка радостно визжала и высовывала влажный любопытный язык в открытое окно машины. Ветер пестрил и смешивался с пролетавшей мимо полосой темных деревьев. Предварительно проверив радиационный фон по приезду, отец выдал всем по ведерку и ножику, строго наказав далеко не отходить от машины.

Лиля осталась одна в царственном сумраке ельника. Сказки о посвящении главного героя в дремучем лесу в тайну мироздания волновали воображение девочки. Природа в этом священном месте являла собой задерживающую, защищающую преграду. Это был заслон, за пределами которого дремал воинственный потусторонний мир сущностей, духов и пришельцев. Именно девственный лес служил сетью перед входом в подземный запретный мир. Лиля словно прошла этот портал, окруженная рассеивающимися на ее плечах тенями. Она сама рассеялась, растворилась, исчезла из очевидности всего сущего. Разлетевшиеся атомы ее хрупкого, познающего сознания парили над верхушками сосен, стекали смолой по шершавым, теплым стволам, на миг ослепляя солнце; прорывались сквозь толщу сумрака влажными испарениями мха и обращались в бесплотный дым, изумляя небо.

Когда Лиля пришла в себя и вновь стала человеком, вернувшись из  чертога духов и эльфов, она обрела свою земную сущность в совершенно незнакомом месте. Сердце испуганно заколотилось… Ведь время неуклонно катилось к закату. Лес темнел, деревья вокруг словно ощетинились в колючей неприветливости. Лиля замерла в тревоге, а потом с бездумной, тряской прытью помчалась в неизвестном направлении, пытаясь найти знакомые силуэты, очертания, пейзажи. Она кричала, звала родителей, сердце раненой птицей трепетало в безнадежной беспомощности. Но вдруг раздался знакомый приветливый лай, и морда с выдающейся вперед нижней челюстью, такая близкая, забавная и родная, вскинулась к Лиле, и, с разбега облокотившись о детские ручонки, утешительно и проворно облизала лицо. Обжорка нашла потерявшуюся девочку и благородно вывела ее из леса, с блеском завершив второй обряд инициации в жизни Лили. За что получила сладкую косточку с мясом из супа. А Лиля, благодаря верному сердцу пса, обрела новое знание, недоступное ей прежде.

XIV

Начальная школа находилась неподалеку от  многоэтажного дома, где жила Лиля. Во втором классе родители предоставили девочке полную свободу, повесив на шею ключ от входной двери. Ключ не только охранял квартиру, но и позволял прятать сокровенное от внешнего мира. Он символизировал нечто совершенно новое – познание тайных  горизонтов и обретение открытости людям и знанию. После психологических усилий и философской мудрости третий этап советской инициации наделял силой действия.

Действие ключей носило объективный характер, полный доверия и сплоченности. Ученики младшей школы почти все носили на шее подобный знак независимости  и способности познавать любые секреты. Часть родителей оставляла ключи прямо под ковриком у входной двери, абсолютно доверяя вселенной и людям, находящимся в ней. Советское время еще не ведало подозрений.

Обретенная свобода окрыляла. Уроки заканчивались рано, и дети дружной стайкой выпархивали из трехэтажного здания школы. Путь их лежал сначала через уже знакомое гетто детского сада, а после – сквозь владения огромного анклава цыган. Пробегая вдоль забора сада, саднящего раны прошлого, дети жизнерадостно показывали языки, крутили дули малышам за железными прутьями и дерзили:

– Что, рабы, отбываете тюремное наказание? Работайте, работайте, берите в руки мотыгу – солнце еще не зашло. Мотайте свой срок с достоинством!

Разгневанный крик воспитательниц за оградой раздавался вслед хохочущим хулиганам. И яркая, шумная, искрящаяся ватага нарушителей спокойствия удирала в радостном возбуждении.