Он скажет:
– Нет.
В смысле нет? А он живет с женщиной в одном доме – это что для верующего человека? Если у человека есть женщина, его другие не интересуют; разве нет? Но о том, что он живет с женщиной уже три года, я узнала из интернета чуть позже; и скорее всего, живет на ее территории. Я, помню, в школе училась, когда по телевизору показывали сюжет: уголовник Мадуев и его связь со следователем Воронцовой. Она помогла ему с побегом, принесла оружие. Осуждение общественности: да как она могла?! Когда человек невменяем, он еще и не то сделает. Она и была под воздействием, невменяемая. И на то были причины. Я нашла его фото в интернете. Точно, очень похож. Прямо очень. Бритая башка, немного восточное лицо, этот наглый смеющийся взгляд. Помню, тогда смотрела, и мне было жаль эту женщину. Не знаю, как Мадуев, но Валерий Чеглоков точно не понимает, что у бедных женщин практически нет шанса. Дома бог знает что, у многих сплошной напряг, а тут он, с великой уверенностью в себе, с огромным желанием понравиться и возвыситься. По сути дела, это своего рода гипноз, и довольно серьезный, но он этого не понимает. У меня, конечно, тоже есть великое желание понравиться, но морочить людям голову, врать про отсутствие партнера просто так – это прямо жестоко.)
Взяли чай, причем он оплатил.
– Как вам моя стрижка? – спросил он.
Я наблюдала, как он сидит: вальяжно развалившись в кресле и нагло мне улыбаясь.
– Нормально, – ответила я серьезно.
На самом деле мне не понравилось. Я даже вспомнила прикол из интернета: «Я так в него влюбилась, а он взял постригся и все испортил».
Он стал теперь практически лысым. (А он таким и был всегда. Просто зрительное восприятие, оно зависит от того, как мы себя видим и ощущаем. Механизм очень тонкий. Я в тот момент была недовольна собой.)
Наглая улыбка на его лице вдруг приподнялась и уползла.
Какой позор. Господи, какой позор! Я совершенно не знала, как мне теперь съехать. Для начала я страшным усилием воли взяла себя в руки. Искренне жалела, что не взяла бумаги по другому участку.
А так достала бы, и это был бы такой удивительный поворот:
– А вы что подумали? А, Валерий?
(Это я тогда жалела, сейчас не жалею ни о чем. Всё, что было, всё нужное.) Ну не взяла я бумаг, и даже мысли не возникло просто так, без бумаг, опять начать говорить по теме: «Вот адрес, вот работа, но бумаги не взяла, забыла». Не, ни фига. Стали говорить ерунду какую-то, не помню даже о чем.
Ах да, он же стал хвалиться мне, что квартиру строит у моря однокомнатную и, наверное, скоро уедет туда жить.
– Я же праведно живу. Заповедей не нарушаю, молюсь каждое утро, жертвую десятину, и Господь со мной. Он любит меня. Квартиру вот этой осенью получаю в городе У., в новостройке.
И тут в моей жизни произошло самое удивительное событие, которое случается далеко не с каждым человеком. Я, конечно, нахожусь в волнении страшном: мало того, что меня и тянет к нему, и отталкивает одновременно, я же слышу вот эту убийственную для нормального человека лексику, а тут еще добавилась эта новость про квартиру. Я еще успела подумать: «Почему же он раньше-то мне не сказал? Заманивал!»
Я молчу, а он говорит, говорит и говорит, а голос низкий, глубокий, медленный, с хрипотцой, такой тональности примерно, как у модного когда-то давно певца Кая Метова. Помните, который пел про позишн намбер уан? А я смотрю ему в правый глаз. ВДРУГ. ВРЕМЯ ЗАМЕРЛО. Я НЕ ЗНАЮ, О ЧЕМ ОН ДАЛЬШЕ ГОВОРИЛ. Я НЕ СЛЫШАЛА, Я ПЕРЕСТАЛА ВОСПРИНИМАТЬ ВООБЩЕ ВСЕ. Я ОТКЛЮЧИЛАСЬ. Я ВДРУГ СОЗНАНИЕМ ПРОШЛА СКВОЗЬ ЕГО ГЛАЗ ВНУТРЬ НЕГО И ДАЛЬШЕ, КАК СКВОЗЬ ЗАМОЧНУЮ СКВАЖИНУ. И В ЭТОТ МОМЕНТ Я УВИДЕЛА ТО САМОЕ. Я УВИДЕЛА ОКЕАН. БЕСКРАЙНИЙ ОКЕАН МЕТАЛЛИЧЕСКОГО СЕРОГО ЦВЕТА. НА ГРЕБНЯХ ВОЛН ОРАНЖЕВО-БЕЛО-ЖЕЛТЫЕ КРАЯ. ВСЁ ВОЛНУЕТСЯ, ВСЁ В ДВИЖЕНИИ. И ЭТО НЕ ВОДА И НЕ ДЫМ – ЭТО КАКОЙ-ТО ДРУГОЙ ПЛОТНОСТИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО. Я КАК БУДТО УВИДЕЛА ВСЁ ЗРЕНИЕМ ДРУГИМ. ИНУЮ ПЛОТНОСТЬ БЫТИЯ. ДО НИЧЕГО. ВООБЩЕ НИЧЕГО НА САМОМ ДЕЛЕ НЕТ, ЭТО ВСЕ ИЛЛЮЗИЯ; НО ЭТО НЕ ГЛАВНОЕ. ГЛАВНЫМ БЫЛО ЧУВСТВО, КОТОРОЕ Я ИСПЫТАЛА. ОНО ОЧЕНЬ СИЛЬНОЕ, НЕОБЫКНОВЕННО РЕАЛЬНОЕ. НАМНОГО РЕАЛЬНЕЕ, ЧЕМ ТО, ЧТО ОБЫЧНО ЧУВСТВУЕТ ЧЕЛОВЕК ДАЖЕ В НЕОБЫКНОВЕННЫХ СИТУАЦИЯХ. ЧУВСТВО ВСЕПОГЛОЩАЮЩЕГО СЛИЯНИЯ И СЧАСТЬЯ, НЕВЕРОЯТНОГО НАСЛАЖДЕНИЯ. ДАЖЕ СЛОВА «СЧАСТЬЕ» И «НАСЛАЖДЕНИЕ» – ЭТО КАКИЕ-ТО ПРИМИТИВНЫЕ ПОНЯТИЯ, НЕ ПЕРЕДАЮЩИЕ ПОЛНОСТЬЮ ТОГО СОСТОЯНИЯ. ОДНОВРЕМЕННО ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО Я, ЭТОТ МУЖИК, ЭТИ СТУЛЬЯ, ЭТИ СТОЛЫ, КИНОТЕАТР И ВЕСЬ МИР – ВСЁ ЭТО ОДНО ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ, И ЭТОТ МИР ВСЁ И НИЧЕГО ОДНОВРЕМЕННО. И ЧТО Я ЗНАЮ ВСЁ, ЭТОГО МУЖИКА И ВЕСЬ МИР МИЛЛИОНЫ И МИЛЛИОНЫ ЛЕТ. ВСЕГДА. ВЕЧНОСТЬ. ЭТО НАСТОЛЬКО РЕАЛЬНЫЕ ОЩУЩЕНИЯ ЕДИНЕНИЯ, БЕССМЕРТИЯ И СЧАСТЬЯ. ЭТО НАСТОЛЬКО ГРАНДИОЗНОЕ ВООБЩЕ ЧУВСТВО. ЭТО УДИВИТЕЛЬНО; НЕТ, ЭТО ОХРЕНИТЕЛЬНО! ЭТО УМОПОМРАЧИТЕЛЬНОЕ СЧАСТЬЕ. И ВРЕМЯ. ЕГО НЕТ; НЕТ, И ВСЁ. Я такого никогда не видела. Я о таком никогда вообще не думала, я даже никогда не слышала о таком. Мысли, они тоже замерли, и я просто пребывала во всепоглощающем счастье единения всего со всем, я не знаю сколько. Наверное, я даже рот открыла. Офигительное чувство. Просто. Именно в этот момент моя жизнь разделилась на до и после. Но в моменте это не осознаётся. Вся грандиозность любого события осознаётся чуть потом – видимо, когда получается осознать все аспекты, и на это в нашем мире нужно время. (Я потом долго искала в интернете хоть что-то похожее на то, что со мной случилось, и вот что я нашла.
Википедия:
Самадхи (от санскрита «погружение, собирание», буквально «зафиксировать, закрепить, направить на что-то внимание») – термин, используемый в индуистской и буддийской медитативных практиках. Описывается как полное поглощение в объекте медитации. Самадхи есть то состояние, достигаемое медитацией, которое выражается в спокойствии сознания, снятии противоречий между внутренним и внешним мирами (субъектом и объектом). В буддизме самадхи – последняя ступень восьмеричного пути (благородный восьмеричный путь), подводящая человека вплотную к нирване.
Так, что еще?
Самадхи – это сверхсознательное состояние. Это слияние с Богом или верховным брахманом.
Состояние самадхи неописуемо. Нет ни средств выражения, ни языка, чтобы о нем рассказать.
Переживается это состояние на личном опыте в ходе непосредственного интуитивного познания. Можно ли объяснить вкус леденца?
Состояние самадхи – это абсолютное блаженство, радость и покой. Это всё, что можно о нем сказать.
В самадхи созерцатель утрачивает свою индивидуальность и отождествляется с высшим «Я».
Как река впадает в океан, так индивидуальная душа вливается в высшую душу – океан Абсолютного Сознания.
Это потрясающее чувство единства и целостности. Это переживание полностью вне сферы действия чувственного восприятия.
В состоянии самадхи стремящийся не сознаёт ни внешних, ни внутренних объектов. В этом состоянии нет ни мышления, ни слуха, ни обоняния, ни зрения.
Только одна Божья милость может провести вас в миры трансцендентального опыта, или нирвикальпа самадхи (из книги Шри Чинмоя «Медитация»).
И очень похоже, что эта Божья милость приключилась со мной в тот момент. Охренеть: народ годами долбится в медитациях, чтобы получить возможность понять, пережить это, а Ленке – на, пожалуйста, безо всякого. Будь счастлива. И выходить из этого состояния не хочется, настолько это офигительное чувство. И существует, безусловно, процент людей, которые не могут выйти из этого состояния. Сознание сливается, уходит, а тело их умирает. Это реально так, можно умереть или свихнуться, и в интернете тоже об этом информация есть. Но мне и тут повезло, меня вернули.)
Наверное, вид у меня был настолько дурацкий, что вполне себе реальный Чеглоков как заорет:
– Почему вы смотрите на меня так?
Я очнулась.
Он продолжил:
– Вот куда вы потом исчезаете? Раз-два, и нет вас.
Я такая:
– Не поняла?
– Почему вы не любите этого человека, которого вы должны любить?
А я говорю:
– Что?
Я приходила в себя и пыталась все это дело осознать и сгладить. С одной стороны, я понимала, что со мной только что произошло невероятное событие, настолько невероятное, что это нужно как-то осмыслить; с другой стороны, об этом нельзя никому рассказывать, иначе сочтут за ненормальную, а значит, это надо как-то скрыть, сделать вид, что ничего особенного не произошло.
Не могла же я ему сказать: «А знаете, Валерий, я сейчас только что сознанием проникла через ваш непосредственно правый глаз, а там, знаете ли, ничего и нет. Вы вроде как картонный; но это тоже иллюзия, даже картона нет, вы мне просто кажетесь. Но не огорчайтесь, я тоже вам просто кажусь. А времени, знаете, совсем нет. Ничего нет. Пустота, пропитанная электричеством. И никого по отдельности нет. Всё едино: весь мир, всё целое. И вы вот мне пришли мораль читать, буклеты какие-то приперли, а я вам прямо сейчас на полном серьезе могу, как знакомый вам Иисус, заявить: „Смерти нет“. Возрадуйтесь: я только что пребывала в вечности, а теперь я вернулась, чтобы принести вам эту благую весть». Умора, правда?
Ни хрена мне было тогда не смешно; я была в разобранном состоянии, и это надо было как-то скрыть. Вдруг волна такая теплая накатила на меня. Ощущение, что очень теплый ветерок прошел сквозь меня. Я как будто не плотная, а, скажем, из марли. Я сидела, от произошедшего просто офигевшая. Я так на чай покосилась, думаю: отравил меня незаметно, что ли? Сыплют людям отраву, а потом волокут в свою церковь. Я серьезно тогда об этом подумала. В дальнейшем я отмела эту мысль, так как он не настаивал и толком не говорил ни о церкви, ни о религии тогда, в тот день, вообще. (Я даже полагаю, что мужик этот от природы своей обладает очень сильной харизмой и гипнозом. Голос такой низкий, тянется медленно. Не осознаёт этого совсем.)
Я уже более-менее отошла, даже стала о чем-то шутить.
Но невероятность того, что только что случилось, оно же вошло в меня, я же не могу это игнорировать, а сказать об этом так прямо ну никак, и поэтому я спросила:
– А вы употребляли когда-нибудь наркоту?
И это не был вопрос в полном смысле этого слова. Я знала, что он употреблял. Он мне никогда об этом не говорил; но то, как он выглядел, как держался, как говорил и многое-многое другое, неосознаваемое, но дающее четкое представление о том, кем этот человек был, кто есть и кем будет. Поэтому это был не вопрос, это был повод повести разговор в этом направлении. К разговору об измененном сознании.
– Ну.
Он смутился, и у него вышло какое-то суетливое движение. Он как-то вдруг нагнулся над столом, широко расставив руки. И взгляд его сначала упал на стол, но он его подобрал и закинул куда-то на потолок, высоко задрав подбородок, и только потом пристроил его на меня. На лице широкой растяжкой повесилась глупая, как будто извиняющаяся улыбка. И вот в этом всем я вдруг отчетливо увидела, как он стыдится, как он очень хотел бы, чтобы этого не было, но оно есть, и вопрос есть. И вроде это было так давно, но вот этот вопрос, он вдруг вернул все обратно и хлопнул прямо сюда, почти на стол, а врать никак нельзя (Церковь запрещает). И это движение – как попытка выкрутить себя из обступивших с трех сторон вопроса, его желания скрыть и невозможностью соврать. И, немного споткнувшись о нижнюю губу, робко шагнула правда: