Бортовой журнал Стрижа

Железка вздохнул с облегчением. Формулировки до уставных ещё пилить и пилить – кстати, «запрос назваться» надо занести в блокнотик с коллекцией курсантских перлов, – но есть, есть уже в этих… кхм, соколятах толк. Определённо есть.

– Предупреждаю, что вы находитесь в околокосмическом пространстве Россий…

Не сразу, далеко не сразу осознал Железка, подхваченный волной всеобщего экшена, что руки парторга Ересько давно уже не пусты. В них сейчас красовался гибкий полимерный лист планшета, по экрану которого бежали два десятка графиков. С безмерным удивлением Железка опознал в них данные с майндридеров.

Насущное «Это вам зачем?» и параноидальное «Кто дал вам доступ?» слились у преподавателя в единый вопрос. Ересько благостно улыбнулся.

– Так ваше начальство меня за этим и прислало. Сейчас же во всех… м-м, критически значимых государственных объектах идут проверки лояльности персонала, но по закону к этому привлекаться могут никак не сотрудники, а токмо независимые внешние эксперты. И госконтракт с Церковью возрождения как раз в прошлом месяце по этому поводу подписали…

В эфире прозвучало одно из непечатных ругательств, которые за Железкой по блокнотикам собирали уже курсанты. Те, в чьих лобных долях к этому моменту возникла идея перевести системы своих истребителей в боевой режим, были благосклонно отмечены программой в планшете парторга.

Железка закусил губу.

«Но ведь всё, чёрт дери, идёт по сценарию! Мы ведь и науськиваем сейчас этих сопляков, чтоб не ждали первого удара от волка в овечьей шкуре! Чтоб не взвешивали „должен“ и „а вдруг не должен“, поведясь на „ах, мы мирные хиппари“ в исполнении террористов. Право бить первыми, когда мы на своей территории, каждому бойцу в подкорку закладываем! Так чего ж тебе сейчас перед этим попиком трястись? Вот только хрена я позволю ему ярлыки на моих ребят вешать!..»

– Огонь!! – вопит кто-то в третьем ряду, начинает чуть не басом, срывается на фальцет. Но прежде чем палец курсанта сводит на джойстике-гашетке, Железка сигает к серверной стойке и с мясом дерёт из неё шнур питания.

Парень, которому не дали выстрелить, обиженно глотает воздух, словно дитя, у которого из рожка выпал вожделенный шарик мороженого. С плохо скрываемым облегчением выдыхают те, кто медлил даже тогда, когда пассажирский лунник недвусмысленно начал закладывать боевой разворот. Планшет Ересько отрисовывает двадцать ровных линий потерянного сигнала. А сам зараза парторг начисто игнорирует перст Железки, указующий ему на выход, и разливается соловьём:

– Что ж, и без закономерного финала наверняка вы опознали сию битву, вот только на месте вашем там искусственные интеллекты были. И если б найден был способ поймать в строки кода хоть каплю патриотизма, коим вы, безусловно, обладать должны, да вложить сие качество в искусственные разумы, это бы много ценнее было, чем все модули логического анализа, которые в итоге и привели к…

Спохватившись, что сболтнул лишнего, Ересько закончил хрестоматийным:

– Во многом знании много печали, ежели без души знание то используется…

Но это не помогло. Обстановка накалялась, как сопла стартующей ракеты. Теперь уже восстали курсанты, накрытые осознанием того, что сверхнормативный Железка прикрыл их от засланного «внешнего эксперта». Того, что не позволил пришлому чужаку оценивать своих подопечных по каким-то бредовым критериям.

– То есть Церковь больше не считает искинов дерзостью перед Господом? – грохнуло за плечом Соньера.

Анри бросил взгляд на говорящего. А тот ещё и с места встал для наглядности. Джейк Ветров, сын ирландки и новгородца – смешать, но не взбалтывать. «И фамилия для полётов самое то, в отличие от тебя», – некстати отметил внутренний уничижитель в башке Соньера.

– А я уж было настроился на проповедь в духе «ударили по одному борту – подставь другой», – с неподдельной серьёзностью отмочил Джейк. Курсантов взорвало припадком гогота. Железка одобрительно хлопнул себя по колену. Добивать, впрочем, было ему и только ему.

Дождавшись, пока последние смешинки закатятся в дальний угол, Железка свистящим шёпотом вопросил парторга:

– Я смотрю, товарищ-щ Ерес-сько, вас некое… хм, знание печалит. Ис-споведаться не желаете?

«Вот почему у возрожденцев рясы тёмные, – подумалось Соньеру. – Чтоб не видно было, ежели обделался».

Вслух он это, само собой, не сказал. «Если так Джейк ляпнет, все заржут, а если ты – не заржут, – добавил уничижитель. – Проверяли уже на той неделе, помнишь?»

– Я, может, тоже опечалиться хотел, – под грохот захлопнутой за парторгом двери сообщил курсантам Железка. – Теперича, когда этого надоедалу сплавили[8 - М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»], давайте по делу. Успеем хотя бы поговорить о критическом времени принятия решения.

***

Словосочетание «дорога домой» для Яна всегда значило чуть больше, чем электронная регистрация на поезд и отслеживание границ климатических зон из окон поездов. Это еще обязательно было связано со случайным попутчиком, которого мироздание подкидывало для ответа на острые вопросы о смысле жизни, и чем-нибудь таким, истинно русским. Обыском на проходе к «Соловью». Сломанным турникетом на Курском или Павелецком вокзале. Цыганкой впридачу на станции Придача…

Ян и его брат, Велимир, за глаза – Имир Великий, для родных – Инь (на контрасте с братом) часто мотались домой. Хотя у них было еще и гнездо на одном из ладожских островов, но в штатном режиме семья предпочитала юг и домик на берегу речки Девицы под Воронежем. В штатном – это когда брат, или отец, или дед Кир, или все вместе не вляпывались в какую-нибудь историю с очередным хакерским взломом, отчего всей семье приходилось уносить ноги на север. Но в последние год-два все было очень тихо. Ян и Имир поступили в Аэрокосмический институт Бауманки в Москве, только Имир – на программиста, а Ян – на раздолба… инженера-оптика. Так и мотались по тысяче километров десять раз в год, а то и чаще. Воображаемый тахометр, впаянный под лопатку, уже давно был скручен во имя психического спокойствия.

Палящее солнце, мигом прожарив плечи до костей, садануло по сетчатке. Ян тряхнул соломенной шевелюрой, изрядно потемневшей в вечно дождливом Петербурге, и с прищуром осмотрел платформу. Знакомых лиц не было, мама на шею не кидалась, отец не спешил отобрать сумку. Ха, неужели счастье подвалило?

Парень бегом преодолел подземный переход, прогромыхав багажом о края всех ступенек. Отсутствие почетного эскорта говорило только об одном. Дед Саша молча потеснил всех широким плечом и прилетел встречать внука единолично. Прилетел – ключевое слово. И наверняка привёл по пеленгу второй флаер за собой.

Они столкнулись лоб в лоб на площадке у главных часов вокзала. Секундное замешательство и фора на момент крепких объятий – тот короткий промежуток времени, за который мозг судорожно пытается проанализировать всю поступившую инфу и сделать оргвыводы.

Но до лирики и глубины дело не дошло. Приученный к миру вечного дедлайна, мозг Яна задвинул подальше две новые морщины на лбу деда и замахал красной тряпкой из сектора «ахтунг на хвосте, хозяин».

– Дома все в порядке, дед?

Александр Валько, он же дед Санька, был немым. Ну, то есть когда-то он был вполне себе говорящим, но потом что-то там случилось на маршруте Земля-Луна еще до рождения Яна…

Хотя «что-то там», конечно, немного неправда. Ян с братом знали семейную историю на пять поколений назад так, что от зубов отскакивало. И у каждого в их роду была своя цена за радугу на сердце – сбывшуюся мечту или просто покой, если света не добился. Александр Валько вот стал немым. Кирилл Заневский – немного с приветом. И это было меньшее, что могли с них взять на финише гонки.

За спиной бушевал вокзал. Люди и чемоданы, роботы-носильщики и автоматические тележки, дроны видеонаблюдения и звенящий рой охранных металлоискателей плотно утрамбовывали пространство вокруг двух флаеров. Ян вопросительно смотрел деду в лицо. Обычной успокаивающей улыбки в духе «полет нормальный, импровизируем» – не было. Однако и возведённых к высокому небу глаз как формулировки «лучше не спрашивай» – тоже. Ян вздернул бровь. Ну-у?…

Дед Санька передернул плечами, изобразил глазами какую-то замысловатую спираль вверх и пальцами показал у виска нечто среднее между «чокнуться» и «застрелиться». «Круто, – подумал Ян, пристраивая сумку под сиденье флаера и надевая шлем, – мир, труд, май и генереж. И кого там сорвало на этот раз?»

Флаеры взмыли в небо прямо с парковки. Плюс один штраф. Объехать, пардон, облететь верхним эшелоном пробку в узком просвете Кольцовской улицы. Второй штраф. И, наконец, с обязательным превышением скорости выскочить из мешанины проводов, гудков электробайков и посвиста аэроциклов на приволье Дона. Штраф номер три.

– Чертов ты Воронеж, вороная ты Онега, – ругнулся сквозь зубы Ян, отключая городской режим управления, – Москва, тонким слоем размазанная, вот ты кто…

Смешок деда в динамиках шлема стал ему ответом. Два красно-черных флаера выровнялись и пошли бок о бок.

Машины были старыми. Проверенными, прокачанными, с совсем не штатными движками и локаторами… Шлемы тоже были старыми. Было б подключение к имплантам с ментальным модулем – не помешала бы дедова немота, и диалог в канале связи стал бы куда более вербально и матерно насыщенным. Ну а так…

– Мама? – спросил Ян, на автопилоте начиная перебор вариантов с самого горячего обитателя домика на Девице.

Покачивание крыльев соседней машины с совсем малой амплитудой.

Ян кивнул самому себе. Мама ни при чем. Почти. Не локомотив, но в сцепке.

– Папа?

Размашистое «нет». Ну да, папа включается в систему координат ада только за секунду до конца света и с набором вариантов предотвращения оного.

– Дед Кир?

То ли тепловые потоки с приближающегося Дона сыграли злую шутку с летящими, то ли это все-таки была предательская дрожь пальцев деда Саньки при звуке имени, так похожего на удар киркой о скалу, но флаер чуть качнулся с боку на бок.

– Инь, что ли?.. – эфир вспыхнул удивлением и недоверием. Если бы флаер мог идти по рельсам, быть приклеенным к воздушному потоку, – то так выглядело бы «ДА» в исполнении пилота Валько.

И тут же, словно не желая даже таким способом отвечать на расспросы, дед выжал газ и ушел в отрыв. Большая охота началась. Кто угодно мог сходить с ума по поводу и без, но два флаера обязательно резали небо над Рекой ревом движков.

Дон ослепительно сверкнул в долине между холмами. Ян, взявший форсаж лишь на секунду позже Валько, на полном ходу влетел в бризовый динамик сразу за крутым берегом. Флаер рванул носом вверх, пытаясь выкинуть Яна из кабины. И пока руки, сведенные до хруста в суставах, выворачивали руль, пока машина каким-то нелепым галсом уходила от столкновения с раскаленным меловым обрывом – в голове Яна пульсировала маленькая и слишком нелепая здесь и сейчас мыслишка: тренажеры Андре не помогут. Пока французская птица хотя бы на флаере себе крылья не обломает, пока на крайний случай кайт в небо собственноручно не поднимет, толку не будет. Только нытье, только мечты, только это вот насмешливое «что ж ты, Ян, тогда на летчика не поше…»

– Кхм.

Мысли об Андре отрубились мгновенно. Охота продолжалась, но ошибка, допущенная над обрывом, перетасовала роли. Обычные гонки превратились в бои без правил.