Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы

В груди что-то радостно и волнительно завибрировало, предвкушение, волнение и невероятная красота утра смешались в гимн ее новой жизни. Со старым я уже простилась, подумала Фатима, пора выйти в новый мир.

Волны в последний раз лизнули ее ноги, она сорвала с головы маску и встряхнула мокрые волосы. Воздух был таким свежим и таким наполненным энергией. Улыбка расцвела на уставшем лице, она быстро и тщательно осмотрела берег – никого, и никаких камер, она была здесь одна. Не переставая улыбаться, Фатима повернулась спиной к скалам и посмотрела на темное море, в котором она похоронила свое прошлое. Ее карьера убийцы, ее сумасшедшая тайная жизнь осталась там, в этих темных водах, навсегда похороненная, как и сотни тайн за сотни лет. Она покорила свой Эверест, она оставила след, она сделал то, что считалось невозможным. И теперь она хотела уйти, понимала, что так надо, что ее время прошло. Колесо жизни сделало полный оборот, она отработала свой контракт с судьбой, больше она не была посланником смерти.

Легкая грусть кольнула сердце, но радости и предвкушения было больше. Перед ней лежал весь мир, тысячи возможностей и тысячи счастливых дней. И ее ждал сын. И где-то под этим небом по пыльным дорогам этого мира ходил мужчина с необыкновенными голубыми глазами, мужчина, чье имя она дала сыну. Я могу найти его, подумала она, и улыбка стала шире. Теперь, когда я свободна, я могу… Могу что? Она закусила губу, но не опустила глаза, зачем играть в предсказателя? Жизнь интересна тем, что совершенно непредсказуема, и нам незачем пытаться увидеть то, что от нас не зря скрыто. Она не знала, что собирается делать дальше, но она точно знала, что могла бы начать, просто начать жить и слушать свое сердце.

Я родилась еще раз, пришла мысль, а в небе, стремительно набирающем яркость, кружили и танцевали птицы, приветствуя новый день, это моя третья жизнь. Жизнь после жизни.

Но как пуповина не отпадает сразу после рождения, она понимала, что Фатима не может исчезнуть с первыми лучами солнца, как привидение ночи; ей еще надо вернуться домой и закрыть все свои контакты, обрезать и уничтожить всё, что связывало ее с той эпохой жизни, где она была Фатимой, лучшей наемной убийцей.

– Я и осталась ею, – прошептала она, – и всегда буду.

Уходить надо непобежденной, с гордо поднятой головой, оставить в истории свой сияющий образ, а не ждать, когда время превратит тебя в бледную копию былой личности. А это неизбежно. Сильные люди прячут свою боль, не показывают миру свои раны и в моменты слабости предпочитают быть в одиночестве, такова цена. А что стоит за красивым образом, и готов ли ты нести эту ношу – каждый сам решает. Всегда легче жаловаться, плакать у кого-то на плече и просить помощи, быть как все и не предъявлять к себе высоких требований. И так трудно рассчитывать лишь на себя, стискивать зубы и идти вперед, когда больше нет сил, и плакать в темноте от боли, чтобы мир никогда не увидел твоих слез. Но для таких, как она, другого пути не было и быть не могло.

Фатима достигла своей вершины, поднялась над всеми и засияла, как звезда. И теперь пришла пора раствориться в этом триумфальном свете, исчезнуть, оставляя людям легенду. Это было правильное решение. Такова ее судьба.

Мы приходим сюда, чтобы учиться, так говорят буддисты, и половину Книги Жизни она уже изучила, пришла пора двигаться дальше. Темную сторону жизни она знала вдоль и поперек, там больше не было тайн и не было места для роста. Что ж, у нее осталась еще половина жизни впереди и половина мира, которую она совершенно не знает – светлая половина. И она чувствовала, что пустится в это новое исследование с той же страстью и вниманием, с какими когда-то давно окунулась в омут человеческих пороков и зла. Потому что еще одно отличительное качество сильных людей – никогда не останавливаться, никогда не сдаваться. Жизнь предлагает тебе тысячи дорог, и ты выбираешь одну и идешь по ней, а если понимаешь, что это не твой путь, просто сворачиваешь на другую, но никогда не садишься на обочину и не жалеешь себя, наблюдая, как другие путники уходят вдаль, за горизонт Познания бытия.

Что ж, подумала Фатима, моя дорога привела меня на вершину, но за этой вершиной лежит новая страна, совсем другая, незнакомая… и где-то впереди в неясной дымке снова упираются в небо незнакомые вершины, маня и искушая, бросая вызов вечным странникам и неукротимым сердцам.

Волны спокойно шумели, едва касаясь носков ее мягких ботинок, свежий ветер отбрасывал мокрые волосы, солнце уже встало, но как будто еще не успело прогреться и наполниться жаром, и теперь его слегка теплые утренние лучи нежно гладили ее лицо, целуя его, как невидимый влюбленный. Ей казалось, будто само мироздание положило новый день и новое начало к ее ногам. Это был момент абсолютного триумфа и перерождения.

Раскинув руки, Фатима сделала глубокий вдох, откинула голову и улыбнулась новой жизни.

3

Она вышла из волн, как Венера, как богиня какой-то темной и таинственной красоты. Затянутая в черный костюм – он предположил, что это снаряжение для дайверов – идеальная фигура излучала силу, но одновременно была такой изящной, такой идеальной. И как она двигалась! Грация и утонченность, сила и гибкость, он никогда не видел ничего подобного, ни одна девушка – а он повидал немало танцовщиц, гимнасток, моделей и начинающих актрис – не могла сравниться с этой загадочной океанской дивой.

Откуда она взялась, кого высматривает и где ее снаряжение, если она дайвер – все эти вопросы исчезли, их затмила красота незнакомки. И если ее фигура и сам силуэт были мечтой, то лицо… Нет, у художника просто не было слов, чтобы описать это совершенство. Он никогда не жаловался на зрение, из своего укрытия на выступе, он прекрасно мог разглядеть каждую черту этого волевого, красивого лица. И его глаза жадно впивались в эту красоту, наркотик любого художника.

Четкие скулы, кремовая кожа с блестящими бриллиантами капель, черные брови вразлет, изгиб рта, в котором явно проступал твердый характер… Но самое прекрасное – это глаза! Черные, большие и горящие, сила, идущая из них, буквально пригвоздила его к месту, он боялся пошевелиться, боялся вдохнуть, потому что любой неосторожный звук мог обратить на себя ее внимание, а что-то, какой-то древний инстинкт подсказывал ему, что это опасно. Что это смертельно. Да он и не мог пошевелиться, он попал под ее чары, она была пришелицей из другого мира, недоступного простым людям, она несла в себе магию каких-то других измерений, и всё, что он мог – любоваться ею и не упускать ни секунды, потому что любое волшебство заканчивается.

Я запомню, вертелась в голове мысль, пока его взгляд запечатывал в памяти каждый изгиб ее тела, каждую капельку на прекрасном лице, я сохраню этот подарок Вселенной.

Ветер развевал ее черные как смоль волосы, мокрые и волнистые, и это тоже было прекрасно. Она остановилась, почти выйдя из воды, как будто боялась ступить на сушу и потерять свои чары, внимательно осмотрела берег, а потом так же легко и грациозно выскользнула из объятий моря. Еще несколько бесценных секунд она смотрела на отвесный берег, и он весь сжался в своем укрытии, боясь, что потеряет свою благословенную невидимость, но она отвернулась, так и не заметив его. Ее сильная черная фигура вытянулась у самой кромки воды, она любовалась рассветом, как русалка, чудом вышедшая на сушу. Некоторое время она стояла неподвижно, а потом раскинула руки, подняла свое необыкновенно красивое лицо к небу и улыбнулась.

Анатолий, затаив дыхание, смотрел на самое удивительное и прекрасное зрелище широко открытыми глазами. Да, у него не было слов, но он и не был писателем, в его арсенале имелись другие умения, чтобы навсегда запечатлеть эту красоту. Чувствуя, как поток волшебства, именуемого Вдохновением, захватывает его, он быстро и бесшумно заменил холст и, глядя перед собой невидящим взглядом, отдался ему и начал рисовать.

4

Еще днем он чувствовал себя прекрасно, наблюдал, как мальчик носится по полю, гоняя мяч с друзьями, пока его няня и охранник – он старался быть незаметным, обыватель бы и не увидел его – терпеливо ждали на своих местах. Красивый, здоровый и, судя по всему, счастливый 10 летний мальчик, привыкший, что мама иногда уезжает по делам. Знал бы ты, что это за дела, подумал Пророк, изредка бросая быстрые осторожные взгляды на играющих детей, знал бы, что она может не вернуться.

Плохие мысли, отравляющие и неправильные, но он волновался. В этот раз она замахнулась на невозможное, решила покорить вершину, уходящую за облака. Он навел справки, Ада Терер была монстром, чудовищем в человеческом обличие. Она была убийцей, гораздо более жестокой и беспринципной, чем Фатима. И она была сказочно богата, а деньги – это он знал и по себе – в этом мире открывали поистине фантастические возможности. Ее остров – чудо, неприступный закрытый мир, и как Фатима собиралась проникнуть туда? Он понятия не имел, даже не пытался ломать над этим голову, знал он лишь одно: на этом острове смерть повсюду, а в центре этой адской паутины – та, кого люди не зря прозвали Паучихой.

– Ураган, – пробормотал он, сидя в густой тени деревьев парка, всего в нескольких метрах от него за оградой из сетки радостно смеялся и бегал за мячом мальчик – еще один трофей в ее блестящей карьере. – Ураган должен помочь.

Природа всегда была сильнее людей, может, и на этот раз она решит исход этой, в общем-то, неравной битвы, подумал он. Он знал, на что способна Фатима, он как никто другой знал ее послужной список, но остров Ады…

И теперь она снова уехала, оставила сына, чтобы рискнуть всем и снова сыграть в эту дьявольскую рулетку. И чем это закончится? Победой или смертью? Даже в лучшем случае – если она покорит эту вершину, что потом? Тихо уйдет на покой? Вот уж черт с два! Он многое узнал за свою жизнь, такая уж у него была работа, и его склонный к постоянному сбору и анализу данных мозг глубоко проникал в суть вещей и событий, давая им оценку и систематизируя реальность. И одним из основных объектов его изучения всегда были люди. «Садовники», терпеливо взращивающие свой сад; «паразиты», живущие за счет «хозяина»; «собиратели», хранящие и накапливающие всё, что входит в сферу их интересов; беззаботные «мотыльки», прожигающие свою короткую, но такую яркую жизнь. И «охотники». Неутомимые, не знающие покоя души, всегда преследующие новую цель, новую добычу, чтобы потом, когда вкус победы или горечь поражения еще не растаяли во рту, снова броситься в погоню. Победить или умереть в бесконечной борьбе.

Природа всегда сильнее людей, снова подумал он, с ней нельзя бороться, эту битву не выиграет ни один воин. Даже такой, как Фатима.

И как он мог ее винить? Мы не выбираем, какими родиться. Да, мы можем выбрать, какими нам быть… но обычно за этот выбор платишь счастьем, а он и сам был из тех, кто предпочел свою дорогу общепринятой.

Так что я тоже повинен в этом, думал он, глядя в планшет невидящим взглядом, я делаю документы, я добываю информацию, я – часть ее карьеры, всех этих игр со смертью. Но без него ее работа стала бы гораздо опаснее, возможно, она бы давно попалась в одну из сотен ловушек, расставляемых во всемирной сети ее врагами. Так что нет, винить себя не в чем, он не ответственен за то, кем она является, он лишь следует своей природе, делает свою работу и делает ее как можно лучше, потому что от этого зависит не только его репутация, но и жизнь женщины, которую он… да, которую он полюбил. К черту все эти уловки и отрицания, к черту вранье, его в мире итак слишком много, чтобы травить им самого себя. Больше 10 лет прошло, но для него ничего не изменилось. Как-то непохоже на легкое увлечение, да?

А самое пугающее, что он не представлял, что с этим делать. Обычные люди влюбляются, заводят роман, если всё идет отлично, женятся. Но как ведут себя особи противоположного пола в мире необычных людей? Когда вся жизнь идет против стандартов и правил? Этого он не знал и поэтому чувствовал себя беспомощным. Он не привык терять контроль, не видеть будущего, в его цифровой жизни всё было просчитано и четко, каждый ход имел строгие варианты последствий, а жизнь… в этой чертовой жизни, как в необычайно сложной программе, было слишком много прописанных вариантов, а человеческий мозг оказался слишком слабым процессором, чтобы просчитать хоть малую их часть.

Я хотел свободы, подумал Матвей, я ушел в параллельный мир, где нет правил и границ, где женщина может быть лучшим наемным убийцей, а бестелесный персонаж вроде Пророка – вершить судьбы настоящих людей. Все мы, обитатели этого волшебного мира, хотели сами творить свою судьбу и законы своей реальности, не жить по чужой указке и придуманным правилам. Но оказалось, что в некоторых ситуациях очень хочется опереться на что-то стандартное и незыблемое. А в этом мире необычных людей опереться не на что, здесь ты получаешь то, к чему стремился – полную свободу и полную ответственность. Здесь все дороги приходится прокладывать самому.

Мяч ушел от ноги какого-то мальчика и с громким звуком врезался в сетку прямо напротив Пророка, он инстинктивно зажмурился и выскочил из потока мыслей. Вокруг расцветал прекрасный летний день, деревья над головой шумели и пели страстную песню жизни, рядом с ним на лавочках вокруг огороженного поля сидели люди, наслаждающиеся кружевной тенью и запахом моря, который ветер всегда приносил в это время дня. Пенсионеры обмахивались веерами или просто газетами, мамаши с колясками жмурились, сонно поглядывая по сторонам и покачивая коляски, подростки сидели, уткнувшись в телефоны и планшеты, летний день в их кипящем мире не мог конкурировать с виртуальной реальностью. А светловолосый мальчик носился по полю, беззаботно смеясь в синее небо, уверенный, как и все дети, что взрослые знают лучше, что у них всё под контролем, что счастье будет вечным, как мама и солнце.

Что будет с ним, если она не вернется, задался вопросом Матвей. Наверняка она как-то позаботилась об этом, но деньги не заменят мальчику мать. Однажды он уже потерял семью, пусть и не помнит об этом. Значит, он должен обрести ее снова, вдруг пришел ответ, как будто какой-то холодный и чужой голос заговорил вдруг в его голове. Он чувствовал ответственность, сам не понимая, почему, может, потому что знал, знал правду обо всем, от момента появления маленького Яна в жизни Фатимы до сегодняшнего дня, когда она на другом конце страны пыталась покорить свой Эверест. А знание всегда налагает ответственность.

Нет, себя в роли родителя он даже не хотел представлять! Хакер, шатающийся по миру, как будто вся планета – его квартира, призрак, почти забывший свое имя, не имеющий ничего, кроме постоянно меняющихся пейзажей за окном, почти разучившийся общаться с людьми… Нет, какой из него родитель?! Он о себе-то позаботиться не может, а о ребенке, подростке?! От одной мысли об этом он чувствовал удушье, как будто жизнь незаметно накидывала ему на шею петлю и начинала стягивать. Это была паника в чистом виде, ему хотелось бежать, драться с невидимой силой до смерти, но не жить на привязи, это было страшнее и хуже, чем смерть.

Вот и ответ, подумал он, я полюбил женщину, я чувствую ответственность за ее ребенка… но я не могу быть частью ничьей жизни, я не могу быть нормальным человеком, семьянином или партнером. Я не могу.

Выходит, он гораздо более извращенная форма жизни, чем Фатима. Она-то сумела впустить хоть кого-то в свою жизнь, сумела стать, пусть хоть внешне, но нормальной частью нормального общества. А он и думать об этом не мог.

Ответственность – это ошейник с цепью, с того момента, как он защелкнется на тебе, ты уже не будешь принадлежать себе, кто-то или что-то будет управлять тобой и твоей жизнью. Ты будешь гулять, но на поводке, будешь делать всё в строго отведенное для этого время и ставить чьи-то желания выше своих, каждый твой шаг будет зависеть, но не от тебя, и каждый день твоей жизни будет похож на предыдущий. Вот что такое быть «нормальным» членом общества. Именно от этого он сбежал в параллельный мир много лет назад, и с тех пор его сущность не изменилась.

В обычном мире его давно осудили бы и порицали при каждом удобном случае… но в мире «свободных художников» не было правил, и никому не было дела до чужой жизни. Может, потому, что слишком часто приходилось опасаться за свою.

Лучше быть призраком, подумал он, чем рабом, лучше ходить по лезвию, чем жить по указке, лучше рисковать и устремляться в неизведанное, прокладывая свой путь, чем греметь цепями и смотреть лишь под ноги, медленно тащась по пыльной дроге, по которой прошли уже тысячи до тебя.

Несмотря на прекрасный день вокруг, на душе было тяжело. Он боялся за нее, впервые по-настоящему боялся. И впервые реально рассматривал возможность того, что она не вернется, погибнет на пути к своей непокоренной вершине, как миллионы неукротимых сердец до нее. И это всё равно было лучше, чем жить без мечты или отказываться от нее из страха. Противоречия разъедали душу, он понимал, что должен будет принять еще не одно слишком трудное решение, но это плата за свободу – необходимость решать, всегда, даже когда решать очень не хочется.

Сквозь темные очки он еще раз посмотрел на маленького Яна, потом глубоко вдохнул, позволяя мыслям обрести четкость в голове. Он знал, что будет делать в критическом случае, знал, что поступит именно так, а правильно это или нет – это решит сама жизнь. Если она не вернется, холодно проговорил голос его мыслей, я верну мальчика семье. Его настоящей семье, которую он потерял. Клан Ситко отчаялся найти мальчика, но, возможно, я явлю им настоящее чудо, как всегда, сделанное невидимыми человеческими руками. Да, вот и вся поганая суть мира – нет здесь никаких чудес, кроме тех, которые кто-то делает за твоей спиной, как фокусник, отвлекая внимание, прячет монетку в рукаве, а наивные дети думают, что она исчезает.

Он всё продумал за эти несколько дней, такая уж у него была натура – он всегда смотрел вперед и старался просчитать максимум возможных вариантов. И когда понял, что Фатима решила замахнуться на Аду Терер… тут начали возникать не самые приятные варианты будущего. Но тем сильные и отличаются от слабых: они могут посмотреть в лицо самой неприглядной правде. Посмотреть и принять меры.

И его неприятная правда состояла в том, что он не мог стать для мальчика семьей, он ни для кого не мог стать семьей или партнером. Это было горько, как будто он предавал Фатиму – хотя, почему он так чувствовал, он и сам не понимал – но это было правдой, он не мог и не стал бы брать на себя ответственность за другого человека. Но и не мог допустить, чтобы маленький Ян полетел по жизни, как выброшенная кем-то бумажка или пластиковый стаканчик, как принц, потерявший свое королевство. Нет, у мальчика была семья, он по рождению не был «человеческим мусором», и если вернуть его туда, откуда он пришел, где ему самое место, они уж точно обеспечат ему лучшую жизнь, проследят, чтобы он получил образование и занял свое место на вершине. Которой он, без сомнения, достоин, особенно после всего, что вытворила с ним жизнь. Да, у него будут деньги Фатимы, но деньги еще не всё, особенно, если ты ребенок, деньги скорее бремя, чем счастье – они всегда привлекают слишком много хищников, а маленький человек не способен защититься от них, даже взрослым это не всегда удается.

Что-то больно защемило в груди, он понял, что принял решение, и другого пути не будет. Душа тоже может болеть, подумал он, значит, она всё же есть. И ему было больно, он был противен сам себе, но, вместе с тем, твердо знал, что решение правильное. Больше он не мог смотреть на сына Фатимы, почему-то ему захотелось уйти, как будто он покидал место преступления. Жизнь – это тот же айсберг, подумал он, вставая с лавочки и пряча планшет в сумку, 10% видимого благополучия и счастья и 90% скрытого от посторонних глаз, 90% уродливой изнаночной стороны, грязи, которую кто-то должен разгребать. Все мы предстаем пред миром в лучшем виде: чистые, красивые и улыбающиеся, но это лишь на те несколько часов выхода в общество, а за всем этим – да, та самая изнанка. Никому не нужно видеть, как ты моешь зад, бреешь подмышки и ковыряешься в носу, мир любит лишь те 10% красоты, а остальное… пусть оно остается скрытым.

Покинув парк, Пророк еще несколько часов бродил по городу, не видя перед собой ничего, кроме смеющегося мальчика и черных глаз женщины, ставшей ему матерью. Тяжело терять, думал он, слушая гудение машин, шум ветра и долетающие из кафе звуки музыки – вечер вступал в свои права, окутывая город своей волшебной уютно атмосферой. И не так важно, теряешь ты человека, или мечту, или самого себя – всё это разрывает сердце, оставляет там раны размером с кратер на луне. И нет такого лекарства, которое приглушит эту боль. Даже само ожидание потери – уже боль, как и предвкушение праздника – уже радость. Он боялся того, что принесет ему жизнь, и злился на Фатиму, на судьбу и на самого себя. Да, на себя он злился больше всего. Какого черта он полез тогда искать эта «Диану»?! Неужели ему плохо жилось?! Или мало проблем было в его суматошной жизни?! Он забыл бы ее, как забывал всех женщин, едва они выходили за дверь. Ну, может, ее он забывал бы чуть дольше… Но теперь он попался, ошейник, от которого он бежал всю жизнь, всё же защелкнулся у его на шее, и хочет он того или нет, его уже ждет боль. Потому что так устроены люди – если даешь им что-то, они это обязательно сломают или повредят, не обязательно намеренно, просто они не умеют по-другому. Хотя бы потому, что они не умеют не умирать. А он отдал ей свое сердце.

Это были эгоистичные мысли, он это понимал, и это тоже злило его, человеческое лицемерие – «лишь бы тебе было хорошо», «я к вашим услугам» и т.д. и т.п. И кто так жил на самом деле?! Далай Лама?! В грязном, пропахшем потом, дерьмом и сексом, уродливом мире обывателей абсолютно все думали о своей шкуре, но старательно это отрицали, так ведь принято, всё те же 10% красоты, под которыми 90% подлых и трусливых мотивов. И он не сильно-то отличался от презираемых им людей – боясь, что она не вернется, он прежде всего боялся за себя, за свое сердце, которому предстояло выдержать этот удар.

Когда вечер окончательно накрыл город синим бархатом, он зашел в ресторан, не потому, что хотел есть, просто устал бродить по улицам. Да и пора было ужинать, последний раз он ел в отеле с утра – яичница и булочка с джемом. Не замечая улыбок и показного радушия, он занял столик в углу, спрятавшись от остального зала за большим аквариумом. В колонках негромко играла красивая инструментальная музыка, за его спиной пустовала небольшая возвышенность, служившая сценой, однако инструменты были на местах в ожидании музыкантов. Надеюсь, я уйду до начала живой музыки, поморщившись, подумал Пророк, от большинства посетителей он отличался наличием слуха и вкуса, поэтому редко мог слушать ресторанное пение. В основном это было возможно за границей, где в ресторанах и казино иногда выступали невероятно талантливые и пока никому не известные музыканты и певцы. Многие небольшие заведения специализировались на джазе и соул-музыке, а также на рок-музыке или электронной, каждый вечер там можно было послушать действительно стоящие выступления, а по выходным туда даже заглядывали звезды. Но на родине почти всегда приходилось слушать песни Круга или Успенской – уже сомнительное удовольствие – да еще фальшиво спетые плохо поставленными голосами… нет, от этого можно было получить и несварение.

Почтительно поклонившись, официант оставил на столе меню, спросив, не желает ли гость заказать аперитив, Пророк рассеяно покачал головой, чего-чего, а спиртного ему точно не хотелось – оно не помогало ни от стыда за себя, ни от тяжести на сердце. Не в его случае. Мой мозг – мое проклятие и мой дар, подумал он, мысли оставляли его лишь в одном случае – если он терял сознание или погружался в глубокий сон. Зато этот неугомонный механизм в черепной коробке сделал его фантастически богатым, знаменитым – пусть и в определенных кругах – и свободным. И впервые свобода эта отдавала горечью, как испорченный деликатес.

Сквозь кристально чистую воду в аквариуме он видел посетителей, они негромко беседовали, дамы сверкали украшениями, мужчины пили дорогие напитки, всем им было весело, хотя бы внешне. Туристы, решил Пророк, уехавшие подальше от надоевших жизней и одинаковых будней, когда делаешь это раз в год – это срабатывает, когда живешь в постоянных разъездах – бежать от себя просто некуда, потому что твои границы стерты, вся планеты твой дом. И мне не сбежать, подумал он, я могу уехать на другой край земли и снова поселиться в отеле, таком же, как тысячи других, быть вечным гостем и вечным странником, знающим жизнь наизусть, но лишь в теории. Например, он уже не раз бывал на праздновании масленицы в Греции, не раз видел и успел изучить традиции – костры, переодевания, песни и даже сжигание деревянного чучела в некоторых городах – но сам никогда не участвовал, это был не его праздник, не его культура, не его друзья. Получалось, что он, как настоящий призрак, мог свободно перемещаться по миру, видеть всё, но ничего не испытывать, как если бы он смотрел на всё это из окна. Такова цена, сказал он себе, ты этого хотел, быть свободным, быть над обществом, а не в нем. Да, его жизнь была шикарной и яркой… но только почему с годами она казалась ему всё более пустой и бессмысленной? А менять что-то он не хотел и не мог.

Рассеяно водя глазами по строчкам меню, он совершенно не испытывал голода. Но я должен есть, сказал он себе, как бы тяжело ни было на душе – а такие приступы скуки и бессмысленности бытия стали преследовать его всё чаще – но жизнь продолжается, а без качественной пищи лучше мне точно не станет. Он был практичным человеком, и разум, как всегда, взял верх. Пророк глянул на дорогие часы на запястье – без 5 минут 8 вечера, он не ел почти 12 часов. Поэтому ты закажешь себе отличный полезный ужин, строго сказал голос в голове, а поныть и пожаловаться на свою богатую и бесцельную жизнь можно и на сытый желудок. Это в дешевых любовных романах и сопливых фильмах для недалеких домохозяек люди, переживая трагедию, перестают есть, спать и вставать с кровати, а в реальном мире нет у большинства такой возможности. Хочешь или нет, но придется поднимать задницу и тащиться на работу, придется выполнять обязательства, взятые на себя, есть, не чувствуя вкуса, механически одеваться, принимать душ и подолгу ворочаться без сна по ночам. Но жизнь продолжается, и с каждым безвкусным куском пищи, с каждой вымученной улыбкой или бесконечно тянущимся днем ты просто существуешь и ждешь, что завтра станет хоть немного лучше.

Так что он сделал заказ, не представляя, как будет запихивать в себя всю эту еду, но точно зная, что будет, потому что телу нужно питание, тело хочет жить, даже если душа пребывает в смятении. Суп с мидиями оказался совсем даже не безвкусным, организм, давно не получавший пищу, отбросил всё, кроме основного инстинкта – выжить, несмотря ни на что, так что мысли ушли, растворились в этом празднике вкуса. Проглотив содержимое красивой – и, несомненно, дорогой – тарелки, Пророк принялся за стейк… И вот тогда это началось.