Ловцы снов

Я молчал, оглушённый его напором.

– Просто возьми чёртов сонотиций. – Марсен сунул прозрачный шарик мне прямо под нос. – Бери, или я запихаю его тебе за шиворот.

– Нет!

– За шиворот, Сим.

– Алло, – раздался в пространстве голос Эгле.

Я подпрыгнул от неожиданности, дико озираясь. Честное слово, как какой-то пещерный человек, при котором впервые творили звукомагию. Только через несколько секунд до меня дошло, что Марсен ретранслировал ответ Эгле.

Он многозначительно шевельнул бровями и беззвучно повторил: «За шиворот».

Я взял сонотиций. Зажмурился. И твёрдо сказал:

– Да.

– Что – да? – Спокойно спросила Эгле. Кажется, она узнала мой голос и ничуть не удивилась.

– Ответ на твой вопрос. Хочу ли я ещё с тобой разговаривать. Да.

– Я не так спрашивала, – всё тем же ровным голосом возразила Эгле.

– На предыдущий вопрос у меня тоже есть ответ, – поспешно сказал я. – Просто…

Я бросил взгляд на Марсена. По его лицу было невозможно понять, о чём он сейчас думает. Я даже не знал, слышит ли он сейчас ответы Эгле. Да как-то… как-то это стало уже и неважно. Не знаю, как и почему, но меня будто подхватил и понёс поток. Как будто раньше я обманывал сам себя, отвлекал собственное внимание – как тогда, когда пытался выкинуть песню из головы. А сейчас меня застали врасплох, и я больше не мог притворяться.

– Я терпеть не могу своего донора по имени Вигге Марсен, хотя прекрасно знаю, что до сих пор хожу ушами кверху только благодаря ему, – быстро заговорил я. – И ещё благодаря тебе, да, это так. Скорее всего… – Тут мне всё-таки пришлось сделать над собой усилие. Но после того, как я взял сонотиций, это уже были мелочи. – Скорее всего, именно поэтому я его и не переношу. Мне кажется, что я у него в долгу, но мне абсолютно нечего предложить взамен. От этого я и бешусь, я ненавижу быть в долгу, я чувствую себя виноватым. А это я тоже ненавижу, поэтому и пытаюсь сделать так, чтобы виноват был он, а не я. У меня не получается. Прости, что сказал про тебя ту чудовищную глупость.

Чуть не сдох, пока всё это тараторил. Но стало легче. Сонотиций, говорящий голосом Эгле, молчал. Мне показалось, молчание было удивлённым. Хотя, возможно, из-за того, что я всё ещё смотрел на Марсена. И…

Чёрт побери, мне удалось его впечатлить. Осталось в этом мире хоть что-то, чего этот самодовольный тип ещё не видел и не слышал. К чему не был готов. И это был я. Я, который звучал теми же мелодиями и гармониями, что и он сам.

– Вот оно как, – неожиданно беззаботно сказала Эгле. – А что насчёт Марсена? Ты же не найдёшь новый повод считать его виноватым? Скажем, в том, что мы с тобой чуть не поссорились.

«Чуть не поссорились». Эта фраза разбилась в моей голове, превратившись в самое прекрасное в мире эхо.

Чуть! Не!

Не поссорились.

Мы с тобой.

– Я говорю с его сонотиция. – Мне пришлось сесть на землю, а то я, пожалуй, улетел бы. – Представляешь, у него сонотиций. Да. Он использует в качестве переговорного устройства сонотиций. Как древний звукомаг. Как Агами Амано, например.

– Круто, – серьёзно сказала Эгле. – Сколько у тебя уйдёт на дорогу до набережной?

– Э-э-э… минут двадцать, если ехать, а не идти.

– Тогда до встречи.

И она дала отбой.

Я встал с земли. Отряхнулся, протянул Марсену сонотиций.

– Ну что, доволен? – мрачно спросил я.

– Очень, – с чувством ответил Марсен, убирая сонотиций в карман. – Не то чтобы я думал, что мои песни достались какой-то свинье. Но всё-таки здорово знать, что это совершенно точно не так. Кстати, кое в чём ты ошибаешься.

Мне было интересно, поэтому я даже пропустил мимо ушей «какую-то свинью». Неважно, раз уж я – совершенно точно не она.

– Тебе есть что предложить взамен.

Он говорил это без улыбки. У него был необычайно тёмный и тяжёлый взгляд.

– Кровь, внутренние органы и бессмертную душу не дам. Моё, – ответил я. – Ни в какие сомнительные общества вступать не буду. То, чего дома не знаю, тоже не получишь, это точно будет что-то мамино, а я и так её всё время расстраиваю. Кстати, мама замужем, если что. Познакомить могу, но имей в виду – папа у меня исследователь Тихих Земель, и он хорош в драке. Со звукомагом, может, и не справится. Но он, кажется, недавно понял, как воспроизвести эффект Тихих Земель. Тогда ты рискуешь уехать отсюда навсегда. Нам на память ты оставишь пару-тройку зубов, а с собой увезёшь ещё более кривой нос. Может быть, в мешочке.

Ну вот. Он опять даже не улыбнулся.

«Видно, его удивляет только публичное признание собственных промахов, – злорадно подумал я. – Конечно, ведь нести подобную чепуху он умеет и сам».

– Идёт, – кивнул Марсен. – Кровь, потроха, бессмертную душу и маму с пожитками – тебе. Сомнительные общества – мне. Я всё равно не это имел в виду.

– А тогда что?

Следующую фразу он произнёс настолько серьёзно, что мне почти стало страшно.

– Можно мне с вами?

Вот что он спросил.

Это я у него должен был спрашивать. Это то, что я спросил у звукомагии годы назад. Мне сказали: «Нет».

– Если ты будешь хорошо себя вести, – строго ответил я. – Тебе стоит знать, что у нас тёрки с одной из местных шаек. С моря мы обычно возвращаемся на самом последнем автобусе. А ещё мы любим пройтись ночью. Не ной потом, что мы тебя не предупреждали.

Гулять так гулять. Посмотрим, покорит ли крючковатый нос Марсена бдительное сердце моей мамы. Тут уж я останусь в выигрыше, как ни крути. Если она велит Марсену отправиться подальше, то я вздохну с облегчением, хоть один человек в городе будет на моей стороне.

А если нет…

Ой, да тем лучше. Настолько лучше, что даже признаться себе в этом оказалось легче лёгкого.

Глава 11. Облака

Как оказалось, я совершенно зря сомневался в обаянии крючковатых носов. Они, в смысле, Марсен и мама, столкнулись где-то поблизости от Кейна. И, конечно же, поладили. Уж не знаю, в чём там было дело. Да, на месте моей мамы я бы тоже был как минимум вежлив с человеком, от которого зависит жизнь моего ребёнка. Но просто я понаблюдал за Марсеном и понял, что он ещё и страшный притворщик и подлый хамелеон. С моей мамой и сеньорой Элинор он превращался в нечто невыносимо вежливое, предупредительное и отвратительно приветливое. Такой наследный принц на прогулке, вежливость которого заключается не в том, что он не допускает косяков, а в том, что не замечает их за другими. Даже заподозрить было нельзя, что этот человек способен… ну, хотя бы на слово «задница». В разговорах с Кейном (когда они думали, что мы с Эгле не слышим) ещё и не то проскальзывало. Тут всё было очень просто – два друга, знакомые целую вечность и обожающие людоедские шуточки.

Ну, и наконец, самым подлым его перевоплощением был облик, который он принимал, когда я на него злился. Как я и сам уже потом заметил, мои упрёки обычно были упрёками ко всем взрослым сразу. У Марсена на это был очевидный ответ. Он смущённо чесал кончик носа согнутым указательным пальцем, пожимал плечами и виновато улыбался. Выглядел он при этом, как нашкодивший школьник в кабинете у директора. То есть, нельзя было поинтересоваться: «А ты ничего не попутал?». И при этом не выставить себя полным кретином.

Со стороны Марсена это было нечестно. Просто нечестно.