Три ошибки полковника Измайлова, или Роковое бордо. Полина и Измайлов

– Как только Полина Аркадьевна налюбуется. Потом сюда приедут родственники жертв.

– Это нас не касается, – зло прервала его Лиля. – Поль, оказывай содействие следствию побыстрее. Анна на грани.

– Только пробегусь из чувства долга. Вы со мной, господин Юрьев?

– Нет уж, пусть смотрит, не вскрываем ли мы в его отсутствие тайники в стенах и паркете, – потребовал Егор, явно не собираясь оставлять меня с грубым сыскарем наедине.

И Юрьев застрял напротив гостиной в длинном широком коридоре, насквозь прошивающем огромную квартиру.

– Не закрывайте за собой комнатные двери, Полина Аркадьевна, – напутствовал он.

– Понятые где? – ласково поинтересовалась я.

– Отпустил за секунду до твоего звонка. Сейчас снова приглашу.

– Ладно, не напрягайся. Шутка.

Сложнее всего было заставить себя войти в спальню. Я видела ее только раз, когда Валя показывала мне свой дом после ремонта. Почему-то я ожидала ужасающего беспорядка. Но комната выглядела обычно. Просто постель не заправлена, будто хозяева соскочили с нее, дурачась, и побежали наперегонки под душ. Я потрясла головой и попятилась к выходу. Наткнулась на шкаф, развернулась, чтобы не глядеть на кровать, машинально открыла. В квартире была гардеробная, поэтому я не имела представления, что в нем хранят. Оказалось, ночные рубашки Вали и пижамы Саши. Розовая рубашка с рюшами и серебристо-серая пижама были еще с бирками. На дне шкафа валялись еще две срезанные бирки. Я присела, рассмотрела их, снова подняла глаза на одежду для сна. Ребята никогда не покрасуются друг перед другом в этих вещах. Захотелось же облачиться в новье перед смертью. Так захотелось, что чья-то рука просто чикнула ножницами по шнуркам, крепящим картонки, и не позаботилась поднять. Запоздало испытав острое чувство неловкости, я захлопнула дверцы. Нет, Аню можно понять, это выше человеческих сил. И Егор прав, надо выметаться. Нервишки шалят.

Мне стало до слез жалко не только Косаревых, но и Измайлова, Балкова, Юрьева и всех, кто это убийство расследовал. Почему-то именно возле шкафа я осознала, что у них не было ни единой зацепки, сучка, о котором вчера упоминал Вик. Иначе они не пригласили бы сюда друзей и родственников Вали и Саши в надежде, что те обнаружат хоть крохотное несоответствие чего-нибудь заведенному порядку. Но уже было очевидно, не обнаружат. Наверное, упрямый Измайлов и домработницу велит притащить. С тем же результатом. И помочь нечем. Мрачно все, плохо. Я вздохнула и выволоклась из спальни.

Юрьев вздернул подбородок, мол, куда теперь? Я махнула рукой и подошла к нему:

– Невмоготу, Борис. Вроде, ничего не изменилось. Гони нас восвояси.

– С удовольствием, – серьезно сказал Юрьев. Шагнул в дверной проем и сообщил: – Полина Аркадьевна осмотр закончила. Спасибо, господа, все свободны.

Маленькой гурьбой мы вывалились на улицу. Аня Минина в буквальном смысле – ступеньки крыльца не заметила, Егор еле успел поймать.

– Лиля, помнится, Валя любила просыпаться в цветовом комфорте, – придержала я за локоть измотанную Сурину. – Болтали же о сочетании тонов постельного белья и ночнушки. Ну, там, цветная рубашечка на однотонной простыне и прочее. Ты еще сказала, надо ложиться голыми, чтобы не создавать себе таких проблем. А она возразила: «Моей коже не подходит лиловый фон». И еще какой-то. Ты засмеялась: «Это даже не лечится».

– Было. К чему ты клонишь? – насторожилась Лиля.

– Да кровать застелена желтым комплектом. А в шкафу валяются бирки, на них указаны цвета – рубашки красный, пижамы синий. Разлюли-малина.

– Надо же, я и не вникла. Может, они не в тех одеждах, от которых бирки, умерли? Мы их мертвыми еще не видели.

– Если не в тех, то где красное и синее?

– Поль, я не знаю. Мы все слегка двинутые второй день. Анну вазочка с печеньем в кухне потрясла, тебя постель. Успокойся, пройдет.

– Должно, – согласилась я. – Интересно, почему Валя тряпки с бирками в шкаф повесила? Из пакетов-то вынула…

– Девочки, садитесь, – заторопил нас Егор. – Лиля, Аня плачет.

– Поезжайте, мне необходимо пройтись, – отказалась я.

Лиля понимающе кивнула. Бадацкий помахал рукой. Они загрузились в БМВ и отбыли со двора. Скрючившаяся на заднем сиденье Аня Минина не подавала признаков жизни.

Мне стало не по себе. Привязалась к постельному белью, пижаме, рубашке. Трепаться в женской компании можно, о чем попало. А реально заваливаться в красном и синем на желтое, если захочется. И вещи с бирками в шкаф вешать не возбраняется. Поэтому по слову полковника все осталось гладко-гладко. А я от бессилия действительно свихивалась. Еще разобиделась на Измайлова за «кухонные ассоциации». Не ляпнуть бы еще про постель. Вконец обабилась. Все, домой.

Я не жалела, что не села в машину Егора. Постороннему человеку, вроде Бориса Юрьева, со стороны могло показаться, будто мы с ним, Аней и Лилей дружны. Но это не так. Нас сплотила беда, вероятно до похорон. После мы вряд ли увидимся. Они и живых-здоровых Косаревых делить ни с кем не желали. Но приходилось. Ребята были открыты, разумеется, в пределах верхней границы допустимого в их кругу. Понять можно. Занятые сверх меры Косаревы просто не в состоянии были выкроить для друзей больше времени, чем выкраивалось. Поэтому новые или возобновившие знакомство люди неизбежно либо отменяли дружеское общение, либо мешали ему своим присутствием дома, в баре, в ресторане. Кто-то с этим мирится, троица не собиралась. Легко было предположить, что мертвые Косаревы «достанутся» помимо родных только Лиле, Ане и Егору.

По-моему, троица была помешана на том, что Саша с Валей слишком добры и щедры, что их нещадно обирают мошенники, что ими вообще все пользуются напропалую. Я бы этого не сказала. При мне, получив письмо от некоего героя с просьбой помочь приобрести немецкую инвалидную коляску, Саша приказал помощникам проверить его послужной и наградной списки. А Валя, прежде чем оплатить лечение больной девочки, все медицинские документы, вплоть до результатов анализов, лично прочитала. И связалась с клиникой, выяснила, из чего складывается сумма за лечение. Нет, не прикармливали Косаревы аферистов. Другое дело, что Егор, Аня и Лиля считали таковыми всех, кто «втирался к ним в доверие». Странно, за столько лет близких отношений они не поняли: эта чета была склонна скорее верить человеку в каком-то конкретном случае, чем вообще доверять. К чести друзей сами себе они не позволяли просить у Косаревых ничего. Предложенное принимали с благодарностью, но собственную инициативу жестко обуздывали.

Пару лет назад бывший благоверный затащил меня на какую-то презентацию. Там на выходе дамам давали яркие бумажные сумочки с косметикой. Я неизвестно что даже на локтевом сгибе на предмет аллергии не тестирую. И не дарю дареное, потому что глупо лишать себя радости выбирать подарки и тратиться на них. Поэтому незаметно поставила пакет возле колонны. Рядом опустили другой. Я распрямилась и увидела высокую статную шатенку в манто из чернобурки до пят. Мы в ногу спустились по мраморным ступеням на асфальт.

– Раз, два, три, – сказала я.

– Оглянулись, – поняла она.

Мы крутанулись на каблуках и засмеялись – сумочки исчезли с пестревшего дорогими шубами крыльца.

– Всегда прихватывают, – сказала я. – Причем в течение минуты. Наверное, если когда-нибудь не уложатся, расстроюсь.

– Из-за моего пакета однажды чуть не подрались. А там среднего качества чай был, – кивнула она.

– Мы все видели, – осчастливил нас мой экс-супруг.

Он приблизился с густобровым, плечистым, плотным парнем, который доброжелательно и чуть робко улыбался. Когда-то я при Настасье мужчину такого типа назвала медведем. «Какой же он медведь, – мечтательно возразила подруга, – увалень, мишка».

– Искушаете себе подобных, не сговариваясь, дамы? – продолжал веселиться бывший муж. – Тешьтесь, лишь бы не плакали. Знакомьтесь, Полина Данилина, Валентина и Александр Косаревы. Все хорошие люди. Поужинаем вместе?

И мы поехали в ресторан. Там обменялись домашними телефонами.

Первой через неделю позвонила Валя. Похвалила статью про участь больных СПИДом: «Кто-то должен был написать правду». «Вообще написать. Замалчиваемая страшная тема», – сказала я, удивляясь взволновавшему ее газетному материалу. Потом вспомнила, она же врач.

– Если ты расположена пообщаться, Поля, приглашаю к себе.

– Спасибо, Валя.

Когда я приехала, в гостиной с непроницаемыми лицами сидели Лиля Сурина и Аня Минина. Девушки учинили мне настоящий допрос, не давая хозяйке слова вставить. Почему-то в отступлениях напирали на продажность нынешних журналистов.

– Девочки, я устала – случается, меня приглашают в гости, а потом пытаются вдолбить, о ком и о чем надо писать. Ваше неодобрительное отношение к лукавой журналистике мне по душе. Очень мило со стороны Вали предоставить свой дом, чтобы вы в тепле и уюте попрактиковались в интервьюировании. Но мне, к сожалению, пора. Приятно было познакомиться, – не выдержала я.

– Извини, пожалуйста, – сказала Валя в прихожей. – Они просто ревнуют, как школьницы. Узнали, что я тебе позвонила, и примчались без предупреждения. Поля, учти, нам с Сашей никаких профессиональных услуг не требуется. Просто статью твою прочитала, захотелось поболтать за шампанским.

– Приходи ко мне. Обязуюсь не ставить в известность о твоем визите своих подруг.

На следующий день она заглянула. Мы хорошо выпили, поэтому забирать жену приехал Саша. Поднялся. Мы с Валей к тому времени увлеченно старались сжечь пирог с капустой. Косарев спас его, тоже приложился к шампанскому. Потом жарили мясо, травили анекдоты, словом, отдохнули от повседневности ей на зависть. Ребят транспортировал домой вызванный водитель, что мне понравилось и запомнилось. Косарев принял пару бокалов, потом мы часа три трепались. Большинство моих приятелей за такое время забывают, что в глаза спиртное видели. А Саша за руль не сел. Вот это чувство ответственности за себя перед всеми я в нем ценила больше всего.

Потом чередой пошли дни рождения. Я познакомилась с Егором. Лиля и Аня меня, скрепя рвущиеся от беспокойства за Косаревых сердца, приняли. Но то, что Валя называла детской ревностью, и чего в Бадацком обнаружилось больше, чем в обеих девушках вместе взятых, не иссякло. Скорее было запружено, с правом взорвать плотину, когда вздумается. Мне тоже не приходило в голову что-нибудь просить у Косаревых. Наверное поэтому ближний неродственный круг не интриговал против меня явно. А вообще-то «спасение» Саши и Вали от мерзавцев всех мастей троица вменила себе в обязанность. И действовала быстро и безжалостно, вплоть до найма частных сыщиков для сбора компромата и предоставления его старшим представителям клана, которые уже сами вразумляли младших на предмет: «Кого в дом пускаете, неразумные создания».

Под такие воспоминания я добралась до своего любимого громадного кресла, в котором могу даже лежать, свернувшись клубком. Сварила кофе, достала сигареты, устроилась. Но ни курить, ни думать больше не хотелось. Я решила обеспечить себя дополнительной информацией. И взялась за телефон, который полковник Измайлов называет главным страдальцем в моем доме.

Глава четвертая

Чаще всего в трубке звучали слово «ужас» и проклятья выродкам, способным на такие злодеяния. К моему изумлению несколько не самых глупых людей пытались доказать мне, что во всем виноваты террористы. Еще пара уникумов нашла в гибели Косаревых нечто утешительное. Женщина заявила, если супруг не в состоянии защитить в спальне ни себя, ни жену, то очень хорошо, что лично она всегда была, есть, а теперь наверняка и будет одинока. Мужчина порадовался собственной настойчивости: заставил благоверную родить троих, а не одного, как она хотела, и ему трагедия членов клана, потерявшего единственных наследников, не грозит. «Достала вас житуха по полной программе», – пробормотала я. Но звонить продолжала.