Три ошибки полковника Измайлова, или Роковое бордо. Полина и Измайлов

– Конечно! Химики воспользовались бы ядом, а фармацевты и врачи в состоянии передозировать наверняка абсолютно все. За самоубийство точно сошло бы. Поль, скажи мне, наконец, почему погибают в расцвете лет всегда лучшие? С Сашей я почти не общалась, но Валя – душа человек. Последний раз у тебя виделись, она меня консультантом звала. Я уже собралась разбогатеть.

– Ольга Суховей тоже.

– Кто это?

– Валин заместитель.

– Сколько раз просила, говори мне заместительница. Кофе вон уже среднего рода, победили употребляющие его низы. А с женскими должностями и профессиями никак не разберутся. Сочувствую этой Суховей, как самой себе. Переживает?

– Коньяк глушит.

– Это по-нашему. Надеюсь, без снотворного?

– Типун тебе на язык, Настасья.

– Ладно, Поля, у меня тут гора историй болезней. Вале в какой-то мере повезло, она их больше в глаза не увидит.

– В отличие от тебя она имела возможность бросить свой Центр в любую минуту.

– Но не бросила. К тебе точно не приезжать? Я хотела дома прибраться.

– Точно. Завтра увидимся.

– Завтра операционный день, я до вечера в клинике. Это ты у нас тунеядка.

– Тогда послезавтра.

– Звони, раз уж всполошила.

«И у Настасьи приработок сорвался, – подумала я. – Точно, Валя ее уговаривала выкроить время, чтобы поработать в Центре. По-моему, хотела помочь. Подруга моя назвала сумму очередной прибавки к зарплате, Валя воскликнула: „Доколе же над золотыми головами и руками будут издеваться“. И, тактично выждав минут десять, предложила вести прием у себя. Сколько людей, которым Косаревы платили жалованье, которые рассчитывали на них, сидят сейчас, как на иголках. Тоска».

Я посмотрела на часы. День миновал. Я тысячу слов сказала, но в ответ ни одного, потребного сыскарям, не услышала. А они, бедняги, вторые сутки так бились. Пора было готовить Вику ужин. Если сведений никаких не раздобыла, то хоть накормлю человека. Ему сейчас все равно, что в тарелке, но это не повод халтурить. Я спустила ноги на пол, привычно встретилась ступнями со шлепанцами, и тут зазвонили в дверь.

Приученная к набегам своих неуравновешенных приятелей и приятельниц, я потопала открывать. И была заранее благодарна любому, кто отвлечет меня от мыслей об убийстве. В глазок взглянуть по своему обыкновению не удосужилась. И едва в обморок не грохнулась, увидев на пороге собственной квартиры Илону, домработницу Косаревых.

Пятидесятилетняя пышечка, признающаяся, что забыла, какого цвета ее «природные» волосы, была, как всегда, тщательно причесана племянницей парикмахершей. И накрашена строго по указаниям сожителя племянницы – начинающего визажиста. Одевалась она по собственному врожденному, но не развитому достатком вкусу. При внешней приятности состояние Илоны я определила бы термином невменяемость.

– Здравствуйте, Полина Аркадьевна, – медленно сказала она высоким, но с явной хрипотцой голосом. – Я к вам.

– Добрый вечер. Проходите.

Я сообразила, что раньше никогда к Илоне не обращалась, видела мельком, имя ее знала от Вали, а об отчестве представления не имела.

– Ваш адрес мне дала Валентина Алексеевна, – продолжила Илона, застыв посреди прихожей и глядя мимо меня.

– В каком смысле дала? – опешила я. – Когда? Да пойдемте же в комнату. Кофе хотите? Водки? Как вас по батюшке?

– Зовите Илоной.

– Тогда и меня зовите просто Полиной. Как насчет адреса…

– Водки я выпью.

Пока я наскоро готовила закуску, Илона, притащившаяся за мной в кухню, словно боялась оставаться одна, молча, прямо сидела на стуле. И лишь выпив рюмку и равнодушно сметав яичницу с помидорами, заговорила вновь:

– Перед новым годом Валентина Алексеевна выдала мне премию в размере месячного жалования. Хозяйка была не жадная, таких поискать. А потом и говорит: «Отдыхайте, Илона, до четырнадцатого января. Вы пристраиваться не умеете, про вас все забудут – о себе не напомните. Поэтому, если со мной что-нибудь случится, идите к Полине Аркадьевне. Она вас определит на хорошее место, не к самодурам каким-нибудь». И адрес продиктовала. Я ей: «Про что вы, Валентина Алексеевна»? А она: «Это на всякий случай. Жизнь непредсказуема». Сначала я подумала, чудит. Потом решила, намекает на увольнение и по доброте душевной отдает вам. Расстроилась, плакала, вспоминала, чем могла не угодить. И вдруг такое.

Илона впервые за вечер подняла на меня покрасневшие глаза.

– Как моя фамилия? – быстро в лоб спросила я.

– Извините, не знаю, – покаянно прижала пухлые руки к груди скромная домработница. – Валентина Алексеевна не назвала, а я слово лишнее побоялась сказать.

– Она давала вам мой номер телефона?

– Нет. Разве я бы побеспокоила без звонка. Вы поймите, в голову же не пришло, что это серьезно и на самом деле пригодится.

Она не притворялась, я была убеждена в этом. Монолог любой сложности можно отрепетировать. Но не сфальшивить в ответе на неожиданный вопрос очень трудно.

– Илона, вас не удивил такой отпуск?

– Не очень. Богатые люди. Вдруг съездить куда-то надумали. Весь мир в их распоряжении, чего там. И мне докладываться не обязаны. Велено отдыхать, поблагодари и отдыхай себе, Илона.

– А как бы вы поступили, не имея моих координат?

– Через агентство работу искала бы.

– Не лучше ли было бы обратиться к друзьям Валентины Алексеевны, родственникам?

– Нужна я кому? Чего им души собой бередить, – покорно вздохнула Илона.

– Я обязательно вам помогу. Двое моих знакомых как раз ищут опытную экономку. Еще и выбирать будете.

– Спасибо, не обманула Валентина Алексеевна, – всхлипнула Илона. – Ко мне сегодня из полиции приходили. Я им про вас, про совет хозяйки ничего не сказала. Затаскают еще. Мне-то уж точно все нервы вымотают.

– С чего бы? Вы же, собственно, в двухнедельном отпуске.

– Так ключи хозяйские пропали. Я, когда Валентина Алексеевна дома, из сумки их не достаю, она впускает. Тридцатого у меня уже все сверкало, так что тридцать первого утром я пришла только посуду приготовить – достать из серванта, вымыть, перетереть. Сделала, значит, денежку получила, адрес ваш. Тут подруги Валентины Алексеевны явились, Лиля и Аня. Я не решилась спросить, не увольнять ли она меня надумала. Пожелала здоровья, счастья и побежала на метро. У себя сумку поставила и не заглядывала в нее. Я с ней только к Валентине Алексеевне езжу и в гости. Сегодня парень из полиции – занудный, суровый – спрашивает: «Ключи от квартиры Косаревых есть»? «Есть, конечно, – говорю, – они с утра до ночи работают, я без них квартирой занимаюсь, продукты покупаю. Иногда раз в неделю видимся». Он потребовал показать. Я сунулась, а ключей нет. И куда делись, ума не приложу. Я их отродясь не теряла. Как в детстве мама на веревочке на шею повесила, так и поняла, что надо беречь. Разве что в транспорте вытащили. Если выследили, какие апартаменты они отпирают, могли.

– Да кто же мог выследить, Илона? В подъезде охрана, там чужие не ходят, – возразила я.

– Вот охранники и выследили. Мне рожи обоих никогда не нравились, – заявила домработница.

– Неужели ключами соблазнились, а толстым кошельком с двойной зарплатой нет?

Илона посмотрела на меня с жалостью:

– Я, как все нормальные люди, кошелек в кармане ношу и рукой держу. А крупные деньги в бюстгальтер прячу.