Три ошибки полковника Измайлова, или Роковое бордо. Полина и Измайлов

Ряды приятелей Саши и Вали успели уже расстроиться. Кто-то из более близких и давних доказывал мне, что, по меньшей мере, год с ними не встречался. А некоторые, и в дом толком не вхожие, уверяли, будто Косаревы без их общества недели прожить не могли.

– Странно все как-то, – сказал директор одной из Сашиных фирм, которого я знала еще в университете. – Обычно, когда убивают бизнесменов такого уровня, только и разговоров о том, кому перейдут деньги. А тут каждая собака была в курсе, что все остается в семьях. Материально эти смерти были выгодны только родителям, бабушкам и дедушкам. Абсурд.

– А есть какие-нибудь двоюродные, троюродные братья или сестры? – спросила я. – Все равно Сашу с Валей предпочтут заменить кем-то из своих.

– Точно не знаю. Но часто дальние родственники объявляются на похоронах. Пока, вроде, деды убиенных сами впрягаются. Отцы документацию затребовали. Этим мужикам по пятьдесят, пятьдесят с небольшим. Успеют еще детей наделать, вырастить, выучить, натаскать. Вряд ли дальним что-то засветит.

Ольга Суховей, заместитель Вали, та самая, которую родня отрекомендовала Измайлову в качестве лучшей ее подруги, была со мной едва знакома. Она сразу захотела уяснить, какое мне дело до Косаревых, и есть ли у меня хоть по капле такта и совести. Пришлось втолковывать, что я журналистка, и со мной лучше разговаривать спокойно, чтобы все понимала правильно.

– Тем более пошла на.., – озверела она.

– Не надо так, Ольга. Я не собираюсь писать о Косаревых. Истерия в СМИ вот-вот начнется и без меня. Но по-человечески я имею право разобраться в случившемся. Вопрос-то всего один. В последнее время вы ничего необычного за Валей не замечали?

– Ты Полина, да? – вдруг прояснилось сознание бизнес-леди. – Это с тобой мы на Валюшиных именинах про саратовские огни пели?

– И как пели! Народ рыдал от восторга и требовал концерт в одном, а то и двух отделениях, – подтвердила я.

И подумала: «Тогда ты, как и сейчас, порядком надралась».

– Тоже расследуешь? – горько вопросила она. – Плакать надо, за души их молиться, а вы расследуете.

– И кто еще?

– Полиционеры. Лилька, Анька и Егор донимают. Родственники заколебали. Я ничего не замечала. А все косятся, будто обязана была, или замечала, но скрываю. Я ее деду говорю: «Разве что самодисциплина у Вали начала зашкаливать». Он мне: «Вы с коньяком поаккуратнее. Руководителю надо уметь держать себя в руках». Представляешь?

– Как это, зашкаливать? – не поняла я.

– Так. Всем объясняю, никто не врубается. Самодисциплина, это когда человек что-то делает через «не хочу», причем основательно, как не каждый страстно желающий в состоянии. Валюша пахала, как проклятая. Новое отделение очень быстро открыла. А видно было, что без охоты, что сама себя заставляет. Я спрашивала: «Зачем спешить»? Она отшутилась: «Важно не зачем, а куда». Ну, виновата я в том, что только это и могу рассказать?

– Нет, конечно. Вы отдохните, Ольга. Погодите! С Валей раньше случалось подобное?

– С вами со всеми отдохнешь! – вновь разъярилась она. – С ней не случалось, у нее это хронически. Мне, мне нужны были престиж, зарплата, премии. У меня квартиры нет и машина позорная. А у нее все есть, ей все по фиг, только Сашка на уме. Но она умела притворяться заинтересованной. Только тут вдруг видно стало – все по фиг навсегда. Пока! Надоели мне любопытные до черта.

– Пока, – пробормотала я.

И поздравила себя с единственной добытой новостью – Ольга Суховей напивалась не эпизодически, а регулярно. Впрочем, не факт. В медицине короткие скамейки запасных. Много ли людей усадишь ждать освобождения двух кресел – заведующего отделением и главного врача, если их традиционно занимают по блату. И вот в кои-то веки умной, терпеливой, трудолюбивой бабе повезло с работой. Не успела ни квартиру купить, ни машину сменить, как стряслось несчастье с Валей. Оставят ее теперь в Центре? Под чьим он будет началом? Не продадут ли? Тогда Ольга точно вылетит. Присосешься тут к бутылке в ожидании худшего.

Я, как водится, выбранила себя за то, что не могу относиться к людям однозначно. И напоследок набрала номер родимой Настасьи.

– Что? Что случилось? – завопила она дурным голосом.

– Настя, это я, Поля.

– Поняла, поняла. Но тебе же еще два дня молчать!

От ее беспокойства у меня внутри воцарился январь. Когда мороз, сугробы, а щека ощущает рьяное солнечное тепло. Это непередаваемо здорово. О чем я немедленно подруге и сообщила.

– Мне самой приехать или бригаду вызвать? – озадачилась Настасья.

– Бригаду. Где двое с носилками, один с лопатой.

– Поля, только не это! Что бы ни случилось, надо жить. У тебя ребенок!

– Настасья, ты, о чем подумала, а? В своем уме?

– Когда тебя вижу или слышу, в твоем, – огрызнулась она. – Поэтому и волнуюсь. Так зачем тебе понадобился могильщик?

– Косаревых убили. Обоих.

– Ничего себе! – воскликнула докторица и что-то выронила из надежных хирургических рук.

Чертыхнулась, извинилась перед Богом, незатейливо выматерилась. Я вспомнила Ольгу и подумала: «Это у них профессиональное». И проявила участие:

– Градусник разбила? Теперь твою клинику ломать надо?

– Бутерброд не удержала, – сердито сообщила Настасья. – Он, разумеется, маслом вниз.

– Впредь мажь с обеих сторон.

– Кончай издеваться, малоежка несчастная, жалкая. Рассказывай.

Я изложила то, что изволил сообщить мне Виктор Николаевич Измайлов. И сразу спросила:

– Как тебе способ убийства?

– Во времена всеобщего вооружения садистский.

– Значит, Вик правду говорил, это не легкая смерть?

– Прикинь сама, человек чувствует нехватку воздуха, вдохнуть – рефлекс безусловный, во сне, не во сне, надо. А он очнуться и пошевелиться не может. Приятно?

– Но все-таки быстро.

– Извини, Поля, сердце мгновенно только пуля останавливает. А мозг гибнет без кислорода свои пять минут при любом раскладе. У живых более чем приблизительные представления об умирании. Поэтому кто-то мог решить, что удушение спящего – щадящий способ.

– Вик сказал, бесшумный. И один слабосильный играючи справится с двумя молодыми и здоровыми.

– Ну, если твой Викник сказал, – недовольно протянула Настасья, полагающая, что Измайлов мне не пара еще упорнее моей мамы, – то да.

– Настя, как мыслишь, кто убийца по образованию?

– Спроси что-нибудь полегче. Я бы исключила химиков, фармацевтов и врачей.

– Надо же. А я наоборот…

– Поля, если уж людям что-то подмешивали в питье, эти обошлись бы без подушки.

– Отравили попросту?