Оценить:
 Рейтинг: 0

Триумфальная арка. Ночь в Лиссабоне

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 >>
На страницу:
52 из 56
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Опять ты со своей скудоумной логикой, школяр несчастный. Да, вечерами я, если угодно, ходячая дверь «Шехерезады», но уж никак не человек на свежем воздухе. Говорю тебе: мы слишком много сидим в помещениях. Мы в помещениях думаем. В помещениях живем. В помещениях впадаем в отчаяние. Вот скажи: разве на вольном воздухе можно впасть в отчаяние?

– Еще как, – буркнул Равич.

– Но только оттого, что мы слишком много живем в помещениях. А ежели ты к свежему воздуху привык – никогда. Да и отчаиваться на лоне природы куда сподручней, чем в квартире или на кухне. К тому же душевней как-то. И не возражай! Страсть вечно возражать – признак узости западноевропейского ума и вообще заката Европы. Что за манера вечно доказывать свою правоту? У меня сегодня свободный вечер, и я хочу пожить настоящей жизнью. Мы, кстати, слишком часто пьем в помещениях.

– И писаем тоже.

– Оставь свою дурацкую иронию при себе. Данности бытия грубы и тривиальны. Только наша фантазия дарует им подлинную жизнь. Только она превращает унылые жердины для просушки белья во флагштоки наших грез. Я прав?

– Нет.

– Разумеется, нет. Да и не больно хотелось.

– Конечно, ты прав.

– Вот и ладно, братишка. Мы и спим слишком много в помещениях. Мы превращаемся в мебель. Каменные дома переломили нам хребет. Мы теперь ходячие диваны, ночные столики, несгораемые шкафы, строчки в договорах аренды и платежной ведомости, мы теперь ходячие кастрюли и ватерклозеты.

– Правильно. А еще – ходячие партийные директивы, военные заводы, сумасшедшие дома и приюты для слепых.

– Что ты все время меня перебиваешь, маньяк со скальпелем! Пей, молчи и живи в свое удовольствие! Ты только глянь, во что мы превратились! Если память мне не изменяет, только у греков были боги пития и веселья – Вакх и Дионис. А у нас вместо этого Фрейд, комплекс неполноценности и психоанализ, а еще боязнь искренних слов в любви и половодье громких слов в политике. Жалкое племя! – Морозов подмигнул.

Равич подмигнул в ответ.

– Жалкий жизнелюб, старый циник-мечтатель!

Морозов ухмыльнулся:

– Зато ты у нас герой-романтик без мечты, на короткий миг мироздания обретший имя Равич.

– Но на очень короткий. Если по именам считать, это уже моя третья жизнь. Что за водка у тебя? Польская?

– Балтийская. Из Риги. Лучше не бывает. Плесни себе еще, и давай посидим спокойно, глядя на лучшую в мире улицу, благословляя этот дивный вечер и поплевывая в морду отчаянию.

Пламя в коксовых печурках уютно потрескивало. Уличный музыкант со скрипочкой встал на краю тротуара и заиграл «Auprе?s de ma blonde»[16 - «Подле милой блондинки моей» (фр.).]. Прохожие его толкали, задевали инструмент. Смычок соскальзывал, но скрипач невозмутимо играл дальше, никого вокруг не замечая. Скрипка заунывно стонала. Казалось, она мерзнет. Между столиками прохаживались два марокканца, предлагая посетителям аляповатые ковры искусственного шелка.

Мимо пробегали мальчишки-газетчики с вечерними выпусками. Морозов купил «Пари суар» и «Энтрансижан». Он проглядел заголовки и брезгливо отодвинул газеты в сторону.

– Фальшивомонетчики, – буркнул он. – Ты не замечал, что мы живем в век фальшивок?

– Нет. Мне-то казалось, мы живем в век консервов.

– Консервов? В каком смысле?

Равич кивнул на газеты.

– Думать больше не нужно. Для тебя все заранее обдумано, разжевано, пережито. Консервы. Только вскрыть. Поставляются на дом трижды в сутки. И не надо больше ничего самому разводить и выращивать, готовить на огне вопросов, стремлений и сомнений. Консервы. – Он ухмыльнулся. – Нам нелегко живется, Борис. Зато дешево.

– Мы живем среди фальшивок. – Для наглядности Морозов приподнял газеты. – Ты только посмотри на это. Они строят военные заводы во имя мира; концентрационные лагеря во имя правды; в тогу справедливости у них рядятся партийные распри; политики, эти бандиты, у них спасители человечества; свобода – только громкое слово, ширма, чтобы прикрыть жажду власти. Все липа! Умственная туфта! Пропагандистские враки! Макиавелли доморощенные! Идеалисты подзаборные! Ну хоть бы словечко правды! – Он скомкал газеты и сбросил их со стола.

– Мы и газет слишком много читаем в помещениях, – поддел его Равич.

Морозов рассмеялся:

– Точно! На свежем воздухе ими хотя бы огонь…

Он осекся. Равича рядом не было. Морозов услышал, как тот вскочил, а теперь успел заметить, как он проталкивается сквозь толпу в направлении проспекта Георга Пятого.

Морозов замешкался лишь на секунду. Потом вынул из кармана деньги, бросил их в блюдечко, что служило подставкой для рюмки, и кинулся вдогонку за Равичем. Он не понял, что стряслось, но поспешил вслед за Равичем на всякий случай, если тому понадобится помощь. Хотя полиции вроде не видно. И непохоже, чтобы Равич убегал от частного детектива. Народу на улице полно. Тем лучше, подумал Морозов. Если его, чего доброго, опознал полицейский, легче ускользнуть. Равича он снова углядел уже только на проспекте. Как раз переключили светофор, и скопище машин, дожидавшихся зеленого, с ревом ринулось вперед. Не обращая на них внимания, Равич, словно лунатик, пытался перейти улицу. Он чуть было не угодил под такси. Водитель обматерил его на чем свет стоит. Морозов едва успел ухватить Равича за рукав и оттащить обратно.

– Ты с ума сошел? – заорал он. – Тебе что, жить надоело? Что с тобой?

Равич не отвечал. Он не отрываясь смотрел на другую сторону улицы.

Машины шли сплошным потоком. Одна за одной, в четыре ряда. Не проскочишь. Равич стоял на краю тротуара, весь подавшись вперед и не сводя глаз с противоположной стороны.

Морозов легонько его встряхнул.

– В чем дело? Полиция?

– Нет. – Равич не отрывал взгляда от мелькающих авто.

– Тогда что? Да скажи же!

– Хааке.

– Что? – Глаза Морозова хищно прищурились. – Как выглядит? Скорей!

– Серое пальто…

Пронзительная трель полицейского свистка донеслась откуда-то с середины Елисейских Полей – регулировщик перекрыл движение. Равич кинулся на проезжую часть, лавируя между последними машинами. Темно-серое пальто – это все, что он успел запомнить. Он перебежал проспект Георга Пятого и улицу Бассано. Откуда вдруг столько серых пальто? Чертыхаясь, он пробивался вперед как можно скорее. На перекрестке с улицей Галилея, слава богу, движение было перекрыто. Он перешел на другую сторону и, расталкивая прохожих, метнулся дальше. Добежав до Пресбурской, он проскочил перекресток и тут замер, словно наткнувшись на стену: перед ним раскинулась площадь Звезды, громадная, кишащая машинами и людьми, что ручейками и потоками вливались в нее из соцветия окружающих улиц. Хана! Тут никого не найдешь.

Он повернул, медленно побрел по Елисейским Полям обратно, пристально вглядываясь в лица встречных прохожих, – но порыв и ярость вдруг угасли в нем. Как-то сразу накатила пустота. Опять он обознался – или Хааке опять от него ускользнул. Но как можно обознаться дважды? И чтобы человек второй раз как сквозь землю провалился? Но есть ведь еще и боковые улицы. Хааке мог свернуть. К примеру, вот сюда, на Пресбурскую. Машины, люди, опять машины, опять люди. Конец рабочего дня, час пик. Прочесывать нет смысла. Опять упустил.

– Пусто? – спросил подошедший навстречу Морозов.

Равич только головой покачал:

– Должно быть, мне опять призраки мерещатся.

– Но ты его узнал?

– По-моему, да. Так мне показалось. Но теперь… я вообще ни в чем не уверен.

Морозов глянул на него пристально.

– Есть много похожих лиц.

– Да, но есть и незабываемые.

<< 1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 >>
На страницу:
52 из 56