Когито Нон Эрго

Хотелось отлежаться, но нужно было успеть на маршрутку, чтобы доехать до противоположной части города, и застать продавщицу, которая могла в любой момент отлучиться, или уехать за новой партией деталей.

К счастью, когда бодрый джигит за рулём пассажирской газели под тихие матюки пассажиров уже подруливал к тёмному зданию с серыми стенами, за которым и находился авторынок, туда же прибыл белый микроавтобус мерседес, изрядно потрёпанный и тут и там побитый ржавчиной, на котором директор фирмы, в которой работала пресловутая Андреевна развозил заказы. Разворотливый, маленького роста, полный, с усами, в очках с толстыми стёклами, он как-то не вписывался в образ удачливого здоровяка в малиновом пиджаке с пачкой долларов в кармане, но ему было все равно. Свой отдых с женой и новую машину на праздники он отбивал, и ему этого по сути было достаточно. То, что его зарплата не дотягивала даже до местного авторитетного бизнесмена его не волновало. В своё время он вполне мог быть директором местного завода электрооборудования, но заниматься нудной бумагомарательской деятельностью ему претило. Он жаждал наличности здесь и сейчас. И поскорее потратить часть выручки на стаканчик дорогого пива и баньку с женщинами развязного поведения. Хобби у него было такое же скучное, как и сам бизнес.

Вслед за этим удалым директором из бусика вывалилась женщина с особенно округлыми формами. На женщине был толстый вязаный и местами уже пролинялый свитер и красная, на удивление неподходящая к свитеру футболка не первой свежести. Её ноги заплетались в чёрном платье, которое было скорее похоже на балахон монаха, нежели на одежду в которой ходят на вечерние рауты. Покрашенные в белый цвет волосы с чёрными, уже отросшими корнями ещё больше подчёркивали её отнюдь не молодой возраст.

Когда я подошёл к серому забору, около которого стоял мерседес, женщина уже суетилась, рассматривая надписи и непонятные мне аббревиатуры на ящиках, и уже собиралась закинуть один из них себе на плечо.

Я подошёл с видом скучающего путника, который всегда почему-то напоминает человека, которому нужно что-то нелегальное.

Продавщица не поняла, чего мне надо, взглянула на меня ошалелыми глазами.

– Я тут ищу некую Андреевну, меня охранник из Павловского послал… – бесхитростно начал я.

– А ты откуда? Чей будешь? Мы то уже при крыше…

Я про себя выругался на старые порядки 90-х годов, и покачал головой

– Я не за деньгами. Мне бы узнать у вас кое-чего надо.

Успокоенная старушка, быстро сориентировалась в обстановке и подала мне ящик.

– Вот держи, на второй этаж направо. Там увидишь. Одна дверь открыта, ты туда и неси.

Не знаю, почему я согласился, вроде бы не за тем совсем пришёл. Но помочь бабульке стоило, я надеялся всё-таки узнать у неё довольно-таки интересную информацию о своём странном пристанище, возможно даже узнать историю этой семьи в деталях. Почему фотография была так странно надорвана?

Видимо ничего не остаётся, как пыхтя подтаскивать ящики, и слышать грохот металлических деталек внутри.

Наконец, когда ящики закончились, мы с бабкой опустились в порезанные кресла, которые, по видимому, были оставлены здесь на время командой грузчиков, чтобы после откочевать куда-то в абсолютно другое место.

– Ну, что молчишь? Спрашивай… – схватила быка за рога бабка.

– Я… ну в общем я столкнулся тут с непонятным для меня случаем. Судьба как будто-бы сама привела меня в одно место.

– Ну а я то-тут причём? Давай покороче и ближе к телу, – торопливо и рассержено затараторила бабка. Сразу было видно прославленное в народе «рыночное образование».

– Я попал в странный дом там, в Павловском. Там ещё холодильник зелёный.

– Блин, ты что издеваешься? – Вскипела старушка, и уже порывалась встать, когда я достал фотографию, и показал бабульке.

– Ах, ну да… Вы откуда-то узнали про эту старую историю, и приехали ко мне интервью для книги писать?

– С чего это вы решили, что я писатель? – улыбнулся я, ведь писателем я так и не стал, хотя я и порывался в детстве написать стопку книжек больше, чем та, что лежала в прихожей, и отсвечивала своей золотистой, размашистой подписью «А. С. Пушкин» Слова старушки мне безусловно польстили.

– Ну я не писатель… А с чего вы взяли, что я писатель?

– Так ко мне они часто ходили после того случая. Очень такие настырные, знаешь ли, все из себя, но одеты плохонько, кроссовки старые, с одной ноги на другую переминаются, вместо брюк спортивные штаны. А ты, видать, другой… Серьёзный. Вот я и подумала, что ты книги пишешь.

– Не совсем. Просто мне… – начал было я, но потом осёкся, не рассказывать же этой, сугубо рациональной старушке про свои сны, тем более с таким удивительным содержанием.

– Ладно, я уже столько ваших перевидала, тоже представлялись по-разному. Один родственником из Карелии представлялся, другой агентом страховым.

Мне то все одно. Я эту семью издавна знаю, не было у них родственников.

Аглая, Глафирья по паспорту, она всю жизнь одинокая была, я ей все намекала, пока мы у неё чаёвничали с братом, что, мол, пришла твоя пора прошлого мужа забыть и новую жизнь начать. А та как подбородок вскинет, отвернётся от меня, баранку откусит, и словно бы и не слышала ничего.

А муж то ейный был из Сибири, уж не знаю, как она его повстречала, только уж шибко гордая она за него была. Ходил он всегда такой важный, осанистый, выправка военная, сразу видно.

А потом писать стал, я-то помню, бывало придёшь в гости к Артемьевым, а Аглая опять свой шикарный самоварчик заварит, начнёт пыхтеть над ним, а вот Романа, так звали суженого её, так и не видно. Я один раз, пока она с самоваром бегала, решилась и заглянула в его комнату, ну совсем побороло меня тогда любопытство. Специально старалась не скрипнуть случайно, не спугнуть. Благо двери у них шикарные были, белые такие, дубовые, настолько они тяжёлые, что и не скрипели почти.

В комнате, помню, накурено было сильно. Ну любил Рома курево, я-то его с детства не переношу, – Андреевну прямо передёрнуло, словно бы она снова вернулась в то время, в ту, прокуренную комнату

Так вот, -продолжала старушка. Заглянула я, значит за дверь, а там в пепельнице папироса догорает, и на старом стуле сидит Роман. А вокруг книжки всякие, раскиданы чертежи, Рома так напряжённо, в какой-то ему лишь понятной остервенелости что-то чертит на бумаге. А потом смотрю, глаза поднял, встал из за стола, как ужаленный, да как крикнет на меня, я аж осела.

«Как ты ко мне врываться осмелилась так бесцеремонно, я тебя просил?»

Я стала оправдываться тогда, мол, на чай хотела позвать, а он мне обратно

«Какой чай? У меня тут дело победы решается, дело революции вершу»

Ну я тогда отпрянула, а тут и Аглая с подносом подоспела. Бросила поднос на стол, как есть, и на меня накинулась, словно я у них икону выкрасть задумала.

Сгребла меня в кучу и давай к входной двери толкать. А на самом пороге повернула меня к себе и прошептала виновато так:

«Не спрашивай меня Манюня, я тебе всего объяснить не смогу. Но он гений, он действительно важное дело делает, сказал, что от этого зависит судьба страны.

Сможет он своего добиться, выживем и буржуев под корень искорчуем, не сможет, погибнет страна»

Я котомку свою схватила и прытью оттуда бежать. А Глаша ещё долго меня взглядом провожала.

С тех пор меня захватило страшное любопытство, я все пыталась как-то намёками спросить, чем занимается муж Глаши, она сразу замолкала и уходила, то в хлев, скотинку покормить, то на кухню, позже возвращаясь с её любимым чаем. Она большая чаёвница была, помню…

Но однажды помню высказалась все-же, что нынешние физики и нынешние медики скоро позавидуют открытиям в своих отраслях.

Из чего я поняла, что он был физиком. А вот сын его старший, тот сразу уехал в город, когда отучился в местной школе. Надо отметить, что и процесс обучения его был своеобразным. Мы, помню, тогда за мясом стояли в магазине, и пришла женщина, седоволосая и грузная, её вдруг в очереди все стали пропускать, это была местная учительница. У неё уже тогда было плохое здоровье, она постоянно доставала из кармашка своей пятнистой блузки пузырёк с каплями. Ну и я взялась помочь этой старенькой женщине, а пока мы шли по грязным глинистым улочкам, я не удержалась и спросила, а этого странного паренька с окраины деревни она тоже учила?

Она мне ответила, что да. Был Юрий с детства нелюдимым, всегда сдерживал себя во время уроков. Иногда, когда задавали особенно трудные задания, мальчик с каким-то особенным рвением тянул свою щуплую ручонку вверх, но потом, очутившись под прицелом едких взглядов одноклассников резко опускал её, и как бы зажимался, уходил в себя.

– И что? Ему не помогали учителя?

– В том и дело, что по словам его классной, а её кстати звали Валентина Георгиевна,

его все сторонились. И если другие одарённые дети в потоке часто оказывались целью довольно едких насмешек, то Игоря просто старались не замечать.

Сама внешность молодого человека не только не давала ему стать лидером в коллективе, но и напротив отталкивала от себя доброжелателей. Дело в том, что у мальчика были очень пронзительные и глубокие глаза, цепкие и захватывающие, словно некий дьявольский огонёк обитал на глубине их чарующей бездны.

Кроме того, мальчика от других отличала причёска. Да, именно. У него был короткий ёжик, и, хотя корни волос были тёмными, сверху они были белыми.

Словно бы он поседел в детстве.