Анастомоз

Злость меня обнимает, кровью жаркой полна.
– Если так, то прошу твоего молока,
Чтобы сил его пряных мне позволила ярость
Превзойти в неминуемой схватке врага.
И сжимает она королевскую грудь,
В губы ткнула мне черный упругий сосок,
И закрыл я свои в восхищеньи глаза,
И заполнил мой рот животворный поток.
Вязкой жидкости горечь раны полнит мои,
Грудь, конечности и возрождает огни,
Утонувшие было средь дней безутешных,
В распорядка уныньи пустом и прилежном.
Снова стал я к безумью готов соблазненья,
Одолев суетливый тайфун обновленья,
Разорвавший на клочья мою злую судьбу.
Ухмыляясь, меня изучает полковник,
И в глазах его похоть с тоской верховодят.
Распаляя себя, он склонился вперед,
Грудь вторую сжимает, пытает и мнет,
Скалит он недовольные волчьи клыки,
И сосок между пальцев зажимает в тиски.
Неужель было мало несчастий и бед,
Неужели насильников стал удачным проект,
Королевское семя жизнь зачало вовне
Восхищенного лона и снова войне
К нам придти предстоит, чтобы маршем и гимном
Наши были озвучены окопы-могилы.
Два гвардейца меня провожают в гараж,
Здесь позволено взять мне любой экипаж.
Полицейский «фрегат» взор мой очаровал,
Что в углу за броней чернотелой застрял.
Его ржавые крылья, его мятый капот
Время помнят моих громогласных забот.
Много раз видел в зеркале я машину сию,
От погони спасаясь во тьме и хмелю.
Я занять пожелаю с другой стороны
Место полное злобы и жадной вины.
И сажусь я за руль костяной и резной,
Трепет древней машины возрождаю живой,
И на пыльном стекле пули быстрой следы
Возбуждают во мне боль мечты бунтовской.
Проведу я фрегат по спирали бетонной,
Наслаждаясь рычащей его прямотой,
Он прорвется на улицу из двери укромной,
Тишину ослепив двуязыкой тоской.
Промозглым утром тем туман скребет о камень,
Из желчных фонарей высасывает пламя,
Любовный бьется стук о сомкнутые ставни,
Сто тысяч извращений недвижность штор скрывает,
Взошло светило над стеною городской,
И восход расплывается гнойной слезой.
Я себя тороплю, с каждым днем в этом мире
Все становится меньше привлекательных дев,
Года будет с излишком, чтобы всех их измерить,
Выбрать самых всех спелых для мрачных утех.
Я боюсь, заржавели стальные оковы,
Плети спутались, переплели все хвосты,
По укусам разноцветные кляпы тоскуют,
Латекс ждет возвращенья лубрикантной весны,
И как звери, чью силу хозяин смиряет,
Прячут ярость свою в неприметном шкафу,
Вечнотвердые фаллосы – злобные твари,
Рвутся нежной добычи разорвать красоту.
Года хватит с лихвой насладиться насильем,
И дары принести всем богам опостылым,
И никто не посмеет отобрать у меня деву,
Коли словом своим защитит королева.
Я смогу очищенье во тьме обрести,
И себя от унылых страданий спасти.
Мимо свалки проносит меня мой фрегат,
От которой исходит вдохновляющий смрад,
И грифоны облезлые, разрывая мешки,
Крыс разгоняют восхищенными воплями,
В исступленной досаде крича друг на друга,
Клювы в трещинах древних стучат суетливо,
Обвисают на них презервативы
Волочатся в объедках ободранные крылья,
Перья сломаны, глаз опорочен бельмом,
Хвост облезлый по грязи бьет в неистовстве злобном,
Спор за тухлое мясо стал столетней войной.
И разносится клекот над трассой пустой,
Нет ни ярости в нем, ни тоски о былом,
Много лет уж бесплодье терзает их гнезда,
Вырождение их увлекло мелкокостно,
И все чаще птенцы небесам неприятны
И коротким крылом грязь взбивают в канаве.
Под сиденьем, что справа блестит от меня,
Чемодан есть из тех, где обычно хранят
Воспаленные тайны империй изгнивших
Или письма, что жены неверные пишут.
Поворот миновав, я коснулся замка,
Но моя для него не подходит рука,
Возмущенно кричит он о горестном взломе,
Голос кажется мне неприятно знакомым.
Но уже нахожусь я у нужного дома,
С изумленьем взирая на высокую стену
Из пригодного для бомбоубежищ бетона.
И венчает ее вся в колючках спираль,
Вынуждая защитное поле мерцать.
Пред фрегатом открылись кружевные врата,