Анастомоз

Волоски на руках поднимались когда
Электрический вал с дрожью я превозмог
И немало погибло бы юных солдат,
Если штурм пожелал бы занять сей чертог.
Механических стражей полон выцветший сад,
Их орудья на солнце усталом блестят.
Провожает меня их внимательный взгляд,
Глаз кошачьих придирчивый морок плывет
И зовет и манит и сжигает живьем.
Прозревают они всех опасностей блеф,
В постижении мудрости пуль преуспев.
Мне известен район сей, здесь часто бывал
Я когда знак на жертвы свои помещал.
На плече приносил деву я обнаженной
И сознания благоразумно лишенной,
Чтоб на грудь ее черного поместить паука
И пока она бредила в кожаном кресле,
Обретая в себе арахнида бесчестье,
Я мечтал о грядущих златых временах,
О кометах падучих и сна панацее,
И о смерти прекрасной моей королевы.
Открывает мне дверь юный воин нагой,
Член упругий цепочкой обвит золотой,
Кольца ловко проткнули соски и пупок,
А в глазах удовольствия мрачный исток
Все хранит свои нежные латекс и сталь,
Черной кожи тоску, соблазненья янтарь,
Где с улыбкой пустой недовольные страсти
В пресыщенья жестокой печали увязли.
Светлой прядью небрежной смущенно прикрыт
Глаз насмешливо-чистых неземной малахит,
Ногти черные вдвое длиннее моих,
На запястьях оковы из кожи блестящей,
С томной стали кольцом, наслажденья манящим.
И щипцами изъедена бровь золотая,
Увлеченный порок ей изгиб предлагает,
И в движении губ поцелуев межлунных
Пыль сияет в восторге штормов многоструйных.
Я за ним перешел в холла сумрак туманный,
Где средь пальм притаились орхидеи-мулатки
И меж люстры подвесок обвисло-хрустальных
Бьется свет в исступленно-глумливом припадке,
Статуй мраморных стража под аркой стоит,
И колонн маслянисто мерцает гранит.
В том тропическом мареве юная плоть
Словно злой лихорадки виденье плывет,
И качает бедром, бледной нежности морок,
За собою манит под оборванный полог.
Возлежит на кровати в три шкуры медвежьих,
Под шелками, вобравшими ровность прилежно,
Узкоплечий старик в парике чернокудром,
Замер он в созерцаньи потерянно мудром.
У изножья его на огромном экране
Отрок длинноволосый, в тенях и румянах
Растирает по члену чужому помаду.
О тестикулы бьется локон златотугой,
Губы черные пенной исходят слюной,
Тонких стая цепей член сжимает собой.
– Я тебя узнаю, королевский бастард,
Сын владычицы – шлюхи и роты солдат.
Ты к предательству склонен как солнце к затменью,
Сохраняешь его ты забывчивой нефтью,
Удивить нас желаешь бесподобным явленьем
И людей о себе с отвращеньем заставить
Говорить словно ты есть предвестник страданий.
Униформу на твоем обесчещенном теле
Алхимических войск лицезреть мне приятно.
Сам служил в них когда-то, управляя големом
И сжигая врагов философским напалмом.
Сей мундир я нашел в доме рыжеволосой,
В перерыве меж наслажденьями громкими,
Ожидая, пока к ней, опутано-сонной,
Сознанье вернется, неуверенно-робкое.
Плыл за окнами белым соглядатаем холод,
Между щелями окон хвалебные оды
Пел потерянный вьюгой ветер смурной,
Восхищаясь тому, как кричала и выла,
Юной прелести дева, терзаема мной.
Одинокой оставив, на восток был отправлен
Вслед за братом отец усмирять наглецов,
Пожелавших отнять у королевства
Несколько изувеченных тьмой островов.
Я открыл шкаф рассохшийся, глухо скрипевший,
Где меж платьев, сорочек и кружев распутных,
Сей мундир пребывал, отдыхая от битв,
Весь в ожогах и шрамах, упрямо-беспутных.
Без погонов и знаков различия,
На петлице гомункулус сворачивается,
Происхождения святые таинства
Глумливой усмешкой в нем отзываются,
Подвывающей от мира сложности.
Наград же к мундиру тому не имелось,
Без намеков он на милую доблесть былую.
И когда я его без стесненья примерил,
Оказался он мне и приятен и в пору.
Подношу я к лицу эту грубую ткань,
Запах ртути ничем из нее не изгнать,
В сердце бьет он как яростный мизерикорд,
И о лунных степях мне с восторгом поет.
Перед зеркалом шатким, янтарно надтреснутым,