Преферанс на вылет

Доминик диБашомон зло улыбнулся вслед уходящей паре. Повеселила его семейка диЛагрю, ох, как повеселила! Что муж с потугами на великосветскость, что жена с ухватками рыбной торгашки. Как пакостить втихую, так они первые, а как отвечать за свои художества, так оба в крик. Кто ж их заставлял сначала неудобный брачный контракт заключать, потом его же нарушать, и надеяться с его помощью остаться чистенькими? Агентство «Ищейка» всегда выполняет взятые на себя обязательства. Хотя ситуация у семейства и впрямь сложилась нестандартная…

Филипп диЛагрю так стремился улучшить благосостояние своего древнего, но обедневшего рода, что не постеснялся взять в жены Леону, дочь богатого, но ни разу не благородного рода купцов Мюэр. Говоря по-простому, продался зажиточным торговцам шерстью вместе с титулом. Ее отец, Гастон Мюэр не мог отказаться от столь выгодной сделки, но заранее оговорил несколько условий. И юристы купца оказались более подкованными, чем у аристократа. Когда уже после медового месяца до молодожена дошло, что вожделенных денег ему напрямую в руки не дадут, он, говорят, страшно разгневался. И попытался надавить на тестя в плане доступа к финансам. На что тот хладнокровно напомнил условия брачного контракта, согласно которым именно тесть берет на себя оплату существования молодой семьи диЛагрю.

Его совместное с супругой жилье в предместье Флеоль будет отреставрировано по высшему разряду. Столичный дом уже приведен в порядок. Оплату подвоза продуктов и жалованье прислуге тесть так же берет на себя. Модная одежда со всеми аксессуарами будет поставляться своевременно. Мотомобили последней модификации тоже. Ложи в столичных театрах для семьи бронируются на весь сезон. Счета из ресторанов пересылаются Гастону. Будущим детям обеспечат самое блестящее образование. Чего Филиппу не хватает?

Филиппу не хватало свободы. Возможности почувствовать себя холостым и никому не должным. Устроить кутеж в ресторане с друзьями. Посетить ипподром. Оторваться на природе с актрисульками. Развлечься в игорном доме в чойс с высокими ставками. Содержать любовницу, как он привык!

Не так он представлял себе брак, совсем не так! В его представлениях об идеальном браке беременная молодая жена безвылазно торчала в его родовом поместье, наводя там порядок, пока он с мешком денег продолжал вести привычный образ жизни в столице. А именно доступ к этому мешку жадный тесть и зажал. И жена, назначив ответственного за ремонт поместья, и, между прочим, выдав ему на это нехилую сумму, прикатила вместе с ним в столичный Шатель, как будто она ему зачем-то там нужна. Ему теперь что, всю жизнь только на нее любоваться?

Да. Ты теперь женатый человек, напомнил тесть. Остепениться пора, не молоденький вертопрах. Отцом семейства скоро станешь, а все о развлечениях мечтаешь. Никто же не просит, чтоб ты хоть крону, да пусть хоть мелкий раппен сам заработал, я вашу семейную жизнь и так оплачу, но с чего ты решил, что семья Мюэр станет потакать тебе в оплате добрачных удовольствий? Изволь вести себя прилично, чтоб жена не имела поводов на тебя жаловаться. А если хоть одна паршивая газетенка уличит тебя в измене… так на то разводы существуют. И в качестве компенсации за моральный ущерб Леоне очень подойдет, например, недавно отремонтированный фамильный особняк в предместье Флеоль…

Филипп бесился и чуть не на стенку лез, но поделать ничего не мог. Кто же знал, что жена, которую он за личность не считал, и из которой намеревался тянуть деньги бесконечно, окажется крепким орешком, под стать своему скряге-папаше? И что она, оказывается, умеет говорить «не рентабельно», «это лишнее» и просто «нет». И жизнь его, ограниченная со всех сторон надзором семейства Мюэр, станет обеспеченной, но скучной…

Но добрались Мюэры не до всего. Никто из их общих знакомых, и уж тем более сам Филипп, им даже не заикнулся, а сами ушлые торговцы шерстью не пронюхали, что есть у него остатки былой роскоши в виде маленького поместья в Винголе. Сдаваемое в аренду поместье приносило немного свободных денег, на которые Филипп и позволял себе редкие, но во всех отношениях приятные гривуазные приключения. Это, конечно, не те лихие эскапады, от которых бывало когда-то вздрагивала половина населения столицы кантона Галлен, но хоть какая-то отдушина…

Но в последний год Филипп все чаще стал замечать, что жена не просто ослабила контроль над ним, а наоборот, сама стала регулярно куда-то ездить в одиночестве. Магазины, прогулки, рауты… Сначала он обрадовался… а потом задумался. Нет, на ее возможные измены ему было наплевать, но, согласно одному из пунктов брачного контракта, пойманный за столь неодобряемым занятием неплохо проседал в финансовом плане… Если поймать жену на горячем, то можно будет как минимум смягчить денежный ошейник… а уж если результатом расследования станет развод по ее вине! И Филипп обратился в агентство «Ищейка».

Нанятый сыщик предоставил ему доказательства того, что Леона диЛагрю регулярно проводит время с молодым диМорро. И обстоятельства встреч упорно наталкивают наблюдателей на мысль, что светскими беседами встречи эти не ограничиваются. Доминик диБашомон изучил все собранные агентством материалы… и назначил супругам диЛагрю встречу. Нет, приглашения он им выслал отдельно, но вот беседу решил провести с ними обоими.

Увидев свою пару в кабинете сыщика оба диЛагрю резко подобрались. И не дожидаясь, пока кто-то из них успеет начать высказывать претензии, диБашомон первым взял слово.

– Уважаемые супруги диЛагрю! Прежде чем вы начнете кричать и возмущаться, я должен сделать небольшое признание. К сожалению, мне не было известно, что вы практически одновременно решили воспользоваться нашими услугами по слежке за супругами. Это выяснилось уже в процессе выполнения заказа, и поставило наше агентство в весьма щекотливое положение.

– А разве можно брать заказ сразу у обоих? Как насчет следования этике? – немедленно осведомился Филипп.

– Обычно нельзя. Но, видите ли… Если грай диЛагрю заключал договор в столичном отделении от своего имени, то грая диЛагрю предпочла сделать анонимный заказ на проведение расследования в отделении Флеоля. И из-за ее повышенной любви к секретности и факту предварительной уплаты гонорара мы были вынуждены выполнить оба договора.

– И что у Вас получилось выяснить? – не вдаваясь в подробности о причинах своей скрытности, пожелала узнать Леона.

Доминик диБашомон молча положил перед каждым из супругов папку. Утопающий за спасательный круг хватается менее жадно, чем эта парочка за компромат, отметил он. Дойдя где-то до третьей страницы, каждый из супругов развернулся друг к другу со словами:

– Ты!…

– Граи! – максимально миролюбиво сказал Доминик. – Перед тем, как вы соберетесь высказать друг другу взаимные претензии… причем, желательно, не здесь, я хотел бы уточнить: наше агентство выполнило свои обязанности по договорам?

Супруги, сжав зубы, кивнули.

– У вас есть к нам претензии?

Кто б сомневался, что они будут! Причем, что характерно, именно у той, из-за которой они и образовались:

– Вы не должны были брать оба наших…

– Знали бы анонима под вуалью, не взяли бы! Потому я приношу сейчас свои извинения! И кстати… грая диЛагрю… я считаю своим долгом Вас предупредить: Вы, в отличие от своего супруга, сумели сделать максимально неудачный выбор… сердечного друга.

– Это почему еще?

– Да потому что это ты в торговле, может, и неплохо разбираешься, а в светских мужиках – увы! – не мог промолчать Филипп. – Головой думать надо, а не другим местом, кого в конкубины берешь! Анастас твой третий сын в семье, на майорат претендовать не может, и за душой у него ни раппена. Он окромя как стишки под луной завывать, чтоб потом по койкам сомлевших дур скакать, толком ни к чему больше не пригоден. У него специализация такая – по стареющим бабам.

– Это ты кого стареющей назвал?!

– Ушки прочисти. И заодно почаще в собственное удостоверение личности заглядывай, – гаденько улыбнулся грай диЛагрю, – вдруг год рождения забывать перестанешь!

– Да ты!… Я посмотрю, как ты запоешь, когда я с тобой разведусь и за него замуж выйду!

– Только сначала ты выплатишь мне все, что полагается по брачному договору за измену, а потом вылетишь из семьи ощипанной птичкой с подмоченной репутацией! Я посмотрю с каким «удовольствием» диМорро соберется жениться на той, которая своим реноме намертво перекроет ему путь в высший свет Галлии! И, кстати, помни, что наши суды не склонны прощать жен-изменщиц, поэтому детей ты больше не увидишь!

– А как насчет твоих измен? Ты на старости лет все на девок из кордебалета кидаться не перестаешь!

– Зато мои девки точно знают, на что могут рассчитывать, и ни на семейные отношения, ни больше чем на скромные выплаты не претендуют! И хорошо понимают, что языком трепать – не в их интересах!

– Грая диЛагрю, – мягко вмешался диБашомон, – мне очень жаль, но Ваш муж абсолютно прав как в оценке своих… ммм… приятельниц, так и в характеристике, данной Анастасу диМорро. Я Вам больше скажу, некоторые его знакомые дамы сначала согласились оплатить его долги, а потом им пришлось повторно изрядно раскошелиться, чтоб их встречи и подарки оказались им забыты. Вы меня понимаете?

Оставив Леону диЛагрю молча хватать воздух, которого ей стало резко не хватать, Доминик повернулся к Филиппу.

– Грай диЛагрю, я сейчас обращаюсь к Вам, как к более хладнокровному собеседнику. Не в моих правилах давать клиентам непрошенные советы, но, судя по всему, граю диЛагрю целенаправленно обольщали с не самыми благовидными намерениями. И, возможно, Вам с ней следовало бы с глазу на глаз обсудить сложившуюся ситуацию с целью принятия некого решения, устраивающего вас обоих.

Так что сейчас Доминик диБашомон зло улыбался вслед уходящей паре. Повеселила его семейка диЛагрю, что да, то да. Причем позиция Филиппа представлялась ему в чем-то более…, пожалуй, честной. И дело было не в пресловутой мужской солидарности. Изменяешь супруге, бывает, кого нынче этим удивишь, но делай это с умом. Прав Филипп, подбирая себе в любовницы дрыгающих ножками девчушек из третьего ряда кордебалета. Они молоденькие и без особых претензий, которым внимание титулованного ухажера – уже за счастье. А что драгоценностями их каждый день не осыпает, так потому, что, скупая жена с тестем денег не дают. И развестись ему нельзя – подрастают дети, да и при разводе все имущество отнимут. Зато заверений в любви и умелых ласк девчушкам перепадает с лихвой. Так что они легко ведутся на страдания попавшего в финансовый капкан «бедненького» Филиппа, жалеют его и ни на что не претендуют. И таких временных партнерш ему легко простят.

А вот Леона допустила большую ошибку, связавшись с Анастасом диМорро. Это отнюдь не милый бескорыстный мальчик, это хищник, только прикрывающийся романтическими устремлениями. Не подходящий он для нее персонаж, как ни крути. Даже если он и обещал грае диЛагрю жениться, то вряд ли был в курсе финансовых условий ее договора с мужем и размера неустойки в случае измены, это, во-первых. Да и мозгов у него, не как у Филиппа, а куда как меньше, это, во-вторых. Хватить их может только на вульгарный шантаж. Так что не факт, что уже завтра-послезавтра грая диЛагрю не прибежит сюда с плачем и просьбой добыть у бывшего любовника компрометирующие ее письма, не факт! Доминик мог с ходу назвать минимум трех дам, вынужденных оплатить короткую память этого хлыща, и мог поспорить на сумму, равную месячному доходу их агентства, что всего их было намного больше!

Говоря о честности по отношению к женщинам… так ли уж сильно его метод общения с ними отличается от действий Филиппа? С поправкой на то, что сам он не женат? Нет, он не мешает знакомым дамам проводить ночи в его постели, и даже проживать в его доме. Не забывает вовремя поздравить с праздниками, вывести в театр или оперу, не скупится на цветы и подарки… Но всегда ставит очередной претендентке условие – он женится только на той, которая подарит ему ребенка. Иначе никак. Потому и не женат до сих пор, хотя какие только попытки его сожительницы не предпринимали! И предлагали собственных малышей от предыдущих браков, и узнавали все о возможности усыновить брошенного крошку, и лгали о беременности, и даже заводили детей на стороне, но заканчивалось все одинаково – расставанием и разочарованием. Он-то знал правду…

У него могла быть совсем другая жизнь, если бы не нрав отца.

Оноре диБашомон гордился тем, что принадлежал к старинному галльскому роду. Чем именно полагалось гордиться в случае принадлежности к старинным родам, Доминик как не понимал тогда, так и не осознал до сих пор. Такие же местечковые жители, как и прочие, единственное отличие старинных родов от остальных – склонность фиксировать на бумаге или пергаменте имена предков. Потому что никакими другими качествами или поступками, достойными даже не запоминания, а хотя бы простого упоминания род диБашомон не выделялся. А если чем и выделялся…, то достаточно специфическим образом.

Вот прапрадедушка Андрэ отличался повышенной задиристостью и норовил вызвать на бой каждого, кто, по его мнению, на него не так посмотрел. Сколько шрамов у него было, даже лекари считать умаялись. И что? Во время очередного выяснения отношений соперник ранил его, да так удачно, что забияка диБашомон на глазах у свидетелей истек кровью. А прадедушка Люсьен славился тем, что мог за один вечер выпить бочонок вина. И что? Так и умер с диагнозом «лопнула печень». Дед Бартоломео хвастался тем, что не обошел вниманием ни одну девицу или молодую женщину в округе. И что? Получил от разозленного ухажера очередной пассии вилы в живот на заброшенном хуторе, где его даже искать поначалу не пытались. И нашли-то его, когда он уже давно остыл и был несколько поеден мелкими грызунами. Кто бы Доминику объяснил, чем тут можно или нужно гордиться?!

Тем не менее его отец древним происхождением очень кичился, а возражать ему было не самым умным занятием. Потому что для не согласных с его мнением, да еще и осмеливающихся спорить с ним в качестве основного аргумента в ход мгновенно шли кулаки. А иногда и хлыст. Суров был Оноре диБашомон и скор на расправу.

Зато и сообразителен. Не желая закончить жизнь так же рано, как его несдержанные предки, он выбрал себе менее опасное занятие: начал коллекционировать артефакты. И в их имении уже три зала были переделаны под музейные. Где за стеклом в витринах стояли, лежали и пылились самые невероятные, по большей части абсолютно никому не нужные предметы.

Вот зачем кому-то в наше время может понадобиться кисть, которой когда-то творил сам ДиРамболье? Даже если она попадет в чужие руки, такие же шедевры новому владельцу создать не удастся! Талант не передается через предметы, как бы кому-то этого не хотелось! Или в чем смысл владения артефактом для поддержания сердечной мышцы, принадлежавшим великой актрисе Лилии Буарди? Мало того, что он давно разряжен, так и изготавливался он по индивидуальному заказу, исключающему возможность воспользоваться им кому-то из посторонних.

И так, в какой экспонат ни ткни: либо не работающий, либо не востребованный. А денег это увлечение, между тем, пожирало неприлично много. Страсть собирателя поглощала все доходы семьи. Столько, что порой не хватало на самые необходимые вещи. Говорят, когда-то имение диБашомон славилось на всю округу своими приемами: приглашались гости, демонстрировались самые новые веяния моды, подавались самые изысканные яства и редкие вина, велись умные дискуссии, танцевали пары… Ничего этого Доминику увидеть не удалось. Дом на его памяти всегда был скучным, запыленным и неухоженным. И жили в нем такие же скучные, пыльные и никогда не улыбающиеся обитатели.

А его мать вообще напоминала призрака. Агделина диБашомон всегда носила серые, как будто застиранные платья, редко заговаривала с окружающими, ходила по дому, не поднимая головы и старалась как можно реже покидать свои покои. Потому что любая ее встреча с мужем заканчивалась одинаково: потоком обвинений и рукоприкладством. И после одной такой встречи она заняла положенное покойным место в родовом склепе диБашомон. А все ее портреты были немедленно унесены подальше от глаз, на захламленный чердак.

И тогда Оноре диБашомон перенес свое внимание на пятилетнего Доминика. Если до этого маленький Дом думал, что отец его просто за что-то не любит, то теперь пришло осознание, что тот его ненавидит. И что бы тот ни сказал, или ни сделал, итог был один – очередное наказание. Лишение еды, прогулок, воспитание розгами, пребывание в карцере, его отец был весьма изобретателен. И слуги не торопились выполнять просьбы мальчика. И вместо новых вещей приходилось донашивать обноски за старшими. И учиться его отправили в окружную гимназию с детьми слуг, а не в более подходящее по статусу заведение.

И Дом никак не мог понять, когда и чем он успел так перед отцом провинился, он же ничего дурного не сделал? Это при том, что старшего брата никогда не наказывают ни за шалости, ни за трату денег, ни за приставания к служанкам. Почему такая разница в отношении к сыновьям? Почему отец любит только Себастьяна и всегда вымещает злость на Доминике?

Потому что ты бастард, однажды обмолвился двенадцатилетнему Доминику Басс. Незаконный ублюдок. Потому что наша милая мамочка тебя с кем-то на стороне нагуляла. Не иначе как с грязным пейзанином. Потому что ты не достоин носить фамилию диБашомон. И лучше бы тебя вообще не было!

С этого дня Доминик перестал задаваться вопросом откуда в отце… а в отце ли? Взялась такая лютая ненависть к одному из детей. Это Басс был похож на отца, коренастый, крепкий, темноволосый, а Дом пошел в материнскую породу. Иногда, рискуя лишний раз попасться Оноре диБашомону на глаза, он пробирался на чердак, чтобы посмотреть на изображение Агделины диБашомон, урожденной диЗальвио. И с возрастом все чаще чувствовал, что смотрится как в зеркало. Те же светлые волосы, те же светлые глаза, то же изящное телосложение… Понятно, почему отец так звереет, когда его видит: он живое напоминание о жене-изменщице!

Но если ему так неприятно его видеть, зачем продолжать держать живой раздражитель при себе? Отправил бы его в какой-то пансион или училище, спихнул бы родственникам покойной жены, и ему было бы спокойней, и Доминику легче. А этого не происходило. И Дом однажды понял, что даже смерть неверной жены не смягчила ненависти диБашомона к ней, продолжая разъедать его душу как проказа. Нет ее, значит, за ее грехи будет расплачиваться ее отродье. Пока Оноре не сочтет счет закрытым. А этого не будет, пока он жив. Или пока жив Доминик.