Преферанс на вылет

Но однажды отец призвал братьев в кабинет и ошарашил их заявлением, что пора им приобщиться к величию рода и не пренебрегать демонстрацией положенной атрибутики. Себастьяну достался родовой перстень, по размеру чуть меньше того, который носил диБашомон-старший. А Доминику – гербовый знак, свидетельствующий о принадлежности к роду. И отец строго-настрого запретил им расставаться с врученными регалиями. Да сыновья и не пытались отказываться от такой чести.

Доминик даже начал надеяться, что отец с годами образумился и сумел как-то обуздать свою беспричинную ненависть. Тем более, что и наказания за последний год ему начали выпадать пореже… но сказанное ему отцом на пятнадцатилетие мгновенно его отрезвило. И последовавшая в тот же день поездка семейства в Гербовую палату Шателя только убедила его в мысли, что диБашомон ни Агделину, ни его самого не простит никогда.

А отец, оказывается, притащил сыновей в это пафосное заведение не просто так. Он зачитал обращение к Председателю геральдического Совета с просьбой официально установить отсутствие родства между ним и Домиником и на законодательном уровне вывести бастарда из рода. Запретить ему носить имя диБашомонов, оставив право только на материнскую фамилию – диЗальвио. И обязать отныне семейство диЗальвио кормить и воспитывать их отпрыска.

В определенном смысле Доминик даже не очень удивился. Понятно было, что с годами Бассу перейдет семейное имущество по правилу майората, а его самого быстро выставят за пределы имения под первым же благовидным или не очень предлогом. Он, правда, не ожидал, что Оноре диБашомон рискнет устроить публичное разбирательство и полоскать грязное белье семейства при свидетелях, но, видимо, очень уж тому хотелось насладится сатисфакцией за необходимость терпеть подле себя неродного ребенка.

А потом секретарь Герольдмейстера предложил им троим проследовать за ним для осуществления процедуры проверки. Собственно, ничего сложного в ней не было. У Оноре, Себастьяна и Доминика диБашомонов взяли кровь и слили ее в некий артефакт, предложив подождать результатов в приемной. И если Оноре диБашомон все время ожидания просидел с крепко сжатыми губами, видимо, не так просто ему далось публичное признание в неверности жены, то Басс «оторвался» на Доминике по полной программе. И тот был вынужден выслушивать всю грязь, которую старший брат счел нужным на него вылить. А потом их пригласили в кабинет к ДиДаррону, Председателю геральдического Совета Галлии.

Тот скучным голосом зачитал принятое решения об изгнании бастарда из рода диБашомон и запрете на ношение им этой фамилии, оставив право только на материнскую фамилию – диЗальвио. Но был нюанс. Данное решение касалось не Доминика, а Себастьяна.

Ай, да матушка! То есть отец не зря подозревал ее в измене, только ошибся с моментом ее осуществления? И с родственными чувствами заодно. Дом понимал, что ведет себя неприлично, но поделать ничего не мог. Он смеялся. Нет, хохотал. Нет, он ржал, как взбесившийся жеребец, и мог только тыкать пальцем в ошарашенные лица отца (теперь уж точно отца!) и брата и хрипеть сквозь смех: «Значит, вот оно как! Значит, вот кто из нас ублюдок!» И продолжал посмеиваться, пока процедуру проверки для возмущенных граев не повторили еще дважды, но, к великому сожалению Оноре диБашомона и Себастьяна теперь уже диЗальвио с тем же успехом.

А еще Дом не мог сдержать нервного смеха, потому что уж больно несчастным выглядел отец, перехитривший самого себя. Потому что тот только сегодня утром, не иначе как в качестве подарка к пятнадцатилетию, объяснил ему, что таскаемый им целый год, не снимая, гербовый знак таковым не является. Это артефакт, созданный специально для бастардов. Блокирующий в организме выработку семенной жидкости. Чтоб получать удовольствие от общения с противоположным полом они могли. А размножаться – нет.

Так что если Оноре нужны продолжатели рода диБашомон, то оба сына ему в этом отныне не помощники. Старший оказался чужаком, а младший… поторопился он, отрубая младшему возможность к размножению, ох, как поторопился! Теперь только если самому еще раз жениться и постараться, чтоб на сей раз наследник точно унаследовал отцовскую кровь!

И возвращаться в имение Дому никак нельзя. Вон как отец с братом на него смотрят, у голодных тигров и то взгляды менее кровожадные! Прикопают под ближайшим кустом на выезде из города и забудут, что он был. И пока родственнички не успели прийти в себя, он обратился к ДиДаррону с вопросом в какое из государственных учебных заведений его могут принять. Желательно то, где готовят защитников отечества.

Председатель геральдического Совета Галлии как истинно военный человек очень возрадовался такому проявлению патриотизма и сообщил о возможности прохождения обучения в кадетском корпусе внутренних войск. Доминик немедленно согласился. Даже если бы ему предложили учиться на укротителя тараканов или таксидермиста, он и на это бы пошел. Куда угодно, лишь бы подальше от этих… родственничков. И кротко попросил отца отдать ДиДаррону его документы.

И Оноре диБашомону пришлось повиноваться. Был бы перед ним кто-то другой, он бы может еще и рискнул поторговаться, но с Председателем геральдического Совета кантона рыночные отношения априори неуместны. Пришлось смириться и вместе с Себастьяном покинуть Геральдическую палату. А Доминика на долгих четыре года отправили в казармы.

Он бегал кроссы, преодолевал полосу препятствий, рыл окопы, учился рукопашному бою и был счастлив. Потому что здесь и сейчас это была жизнь, а не унылое прозябание в имении в постоянном страхе. И упорно занимаясь он зубами выгрыз свой шанс: ежегодно пятеро лучших выпускников получали право поступить без экзаменов на учебу в Академию сыска Хельвеции.

Впоследствии он слышал краем уха, что его отец возмущен выбором места обучения сына. Уже будучи курсантом Академии он несколько раз получал письма с печатью диБашомона и даже диЗальвио, но безжалостно выбрасывал их в мусорную корзину. Да чтоб о вас, гадах, Мертвые боги не вовремя вспомнили! Они все ему никто. У него больше нет родственников и точка. Как-то даже появилась мысль сменить фамилию… но, подумав, он от нее отказался. У него теперь своя жизнь и занятие он нашел себе по душе, а если его отцу не нравится увлечение сына сыскным делом, то это его проблема.

А потом ему повезло. Когда весь их выпуск отправили на практику по городам и весям страны на розыски некой пропавшей граи, именно ему удалось напасть на ее след, полгода жизни угробив на задание правительства. Нет, найти граю так и не удалось, скорее всего она покинула страну, но ему выплатили обещанную премию и первоначальный капитал на открытие собственного сыскного агентства он честно заработал… Пришлось, конечно, на первых порах и в засадах померзнуть, и под дождем во время слежки помокнуть, но репутацию агентство «Ищейка» с годами заработало отменную.

Поэтому сейчас Доминик диБашомон мог себе позволить позлорадствовать, сидя в теплом кабинете в уютном кресле и глядя вслед уходящим клиентам. Больше он никуда бегать не намерен. Отныне в агентстве он намерен выполнять только руководящие и консультативные функции.

Восемь бубей

Мы ищем не там, где надо, и потому не можем их найти…

Сесилия Ахерн

– Вот он хочет взять восемь взяток, могу я со своим вторым козырным королем вистовать?

– Обязательно!

– А ничего, что я больше ничего не возьму? Ты сам говорил: недобор указанного количества взяток означает штраф, в смысле запись в гору…

– При восьмерике тебе достаточно одной взятки, а она у тебя есть и есть.

– Опять «плавающая» взятка в игре… а он, часом, не перезаложился?

– Не факт… возможно, при его фишке у него больше восьми и не получается. И заход опять же не его, а заугольный… так что мог он мудро решить, что «лучше стол без двух, чем сам без одной».

– Слушай, а если бы мы оба сказали пас, он бы так и ушел «чистым»?

– Не обязательно. При игре втроем – да, в вот при игре вчетвером, если оба вистующих спасовали, то остается еще одна возможность: раздающий получает право оценить карты одного из них и завистовать. Если и он этого не делает, то да, розыгрыш данной раздачи на этом заканчивается, игрок получает очки в пулю за выполненные обязательства.

– Хитро…

* * *

Если теневой хозяин города чего-то больше всего на свете и не любил, так это несвоевременных побудок. Справедливости ради, следует вспомнить, что еще он не любил полицейских, остывший кофе, осенние холода и отдавать деньги. А также плохие дороги, барахлящие светильники и рагу из баклажанов. Вечно гадящих голубей. Сезон обложных дождей. И необходимость мириться с глупостью окружающих. Короче, проще было перечислить, что он любил, список бы вышел куда как короче. Но среди особенно нелюбимых вещей и занятий несвоевременные пробуждения все-таки стояли на одном из первых мест.

А тут, извольте видеть, дежурящий сегодня Бархан теребит его за плечо и сипит что-то о срочном сообщении. Ну и кого там могло принести такого срочного, что поспать спокойно не дают?

– Там эта… швабра Клотильда из гостиницы Саважа.

Вот молодец все-таки Барханчик, прям талант, одним словом сумел определить и теловычитание девицы и ее обязанности в месте работы. И чего швабре надо?

– Говорит, что у нее какая-то информацию, которую ты просил сообщать в любое время дня и ночи.

Если это то, о чем он душевно «попросил» весь персонал гостиницы «Азалия», то ночную побудку он ей, так и быть, простит. А просил он их получше приглядывать за поселившимися там неделю назад проверяющими из Департамента охраны труда. То, что к охране труда эта парочка имеет такое отношение, как он сам к исполнению главных партий в балете, было написано у них на физиономиях. Двое молодчиков с на редкость цепкими глазенками уже который день шерстили документацию завода Гайслера по производству медтехники. Причем напрягал его не сам факт проверки, а непонятная цель, с которой это делалось. На какой такой предмет понадобилось проверять условия работы на предприятии, числящемся в концерне вспомогательным? И занимающемся узкоспециализированным производством дезинфекционно-моечных машин, дезинфекционных паровых камер и кипятильников, сборников для хранения очищенной воды, паровых стерилизаторов медицинских отходов и до кучи еще и вертикальных шкафов для хранения всей этой мутоты?

Что реально искали и хотели найти там эти проверяющие? Он уже связался со смотрящими в Мьеже и Перлитоне, где наблюдалась такая же картина. И они заверили его, что проверка охватывает все города федерации, где есть хоть какое-то производство. И никто не может толком понять для чего все это затеяно… И кем. И чего по результатам проверки следует ожидать.

В сущности, плевать ему на ту медтехнику, у него не было интересов на этом заводе, но его начали проверять первым, а, значит, потом придет очередь остальных. Город немаленький, в нем развито отечественное машиностроение, станкостроение, ковроткачество, есть даже предприятие цветной металлургии Майстра, перенесенное в Галлию, где имеются собственные запасы бокситов… Но самое главное, двигаясь последовательно, эти проверяльщики однажды доберутся до тех предприятий, где у него интересы есть. Причем именно что прямые и кровные. Аффинажный завод диГармо, стекольное производство Ялленгейма, косметическая фабрика братьев Каурьян, завод красителей и пластмасс Бреольена, от четверти до половины тамошнего персонала работали на него. В изготовлении дополнительных изделий и артефактов были задействованы все категории служащих, от ведущих специалистов, до подсобных работников, и терпеть пришлых, норовящих сунуть носы в его карман, теневой хозяин города не собирался.

Но прежде чем что-то предпринимать, следовало собрать информацию. Так что там ему собирается поведать эта… швабра?

– Провуар Лыч, эти… из гостиницы… не просто проверяющие из охраны труда. Это практиканты из Академии сыска.

Умная девочка, знает правильное обращение, но дерзкая, здороваться не научили. А прорвалась она к нему по делу, такой подляны Лыч от судьбы не ожидал. Значит, в этот раз курсантам выпускного года Академии сыска досталась выездная практика. Нет бы, как обычно, включить их в одну из полицейских групп, чтобы дать возможность молокососам набираться опыта в процессе реального расследования, но нет, не повезло, в этом году, похоже, решили запустить их в свободное плавание. Значит более трех сотен почти готовых специалистов-сыскарей будут что-то в его вотчине вынюхивать и старательно топтаться на чужих мозолях. И убрать по-тихому курсантиков не получится, вернее получится, но тогда топтаться уже не на мозолях, а на их же выдранных кишках будет лично диФаушер, отвечающий за работу государственной службы сыска.

И подкупить кого-то из них – не вариант, откажутся наотрез, потому что им кровь из носу надо выслужиться перед начальством. От результатов добросовестного прохождения практики зависит их итоговая оценка, а, значит, место распределения, и грядущая карьера. Поэтому зачем им рисковать? Но что же они все-таки ищут? И откуда, кстати, у этой девицы такая явно неафишируемая информация? Но спросить он не успел.

– Провуар Лыч, – неожиданно подала голос сама девица. – Они сегодня закончили ревизию завода медтехники, а с завтрашнего дня начнут проверку на косметической фабрике Каурьянов.

Эх, это сколько же всего ему придется прятать от пронырливых курсантов! Останавливать побочное производство до конца проверки, вывозить излишки готовой продукции, готовиться к неустойкам из-за срыва поставок… Хотя, если на завод Гайслера они потратили всего неделю, вряд ли на братьев Каурьянов им понадобится намного больше времени…

– Тебе откуда знать?

Девица молча вытащила из кармана форменного передника горничных копир и предупредила:

– Это не мой, к утру надо вернуть.

Лыч вставил артефакт в приемник печатника и нажал клавишу воспроизведения. И уже с первых страниц удивленно поднял брови. Ай, да швабра! Притащить копию готового отчета о ревизии завода медтехники! Все здесь: отмеченные правонарушения, фамилии, выводы, рекомендации, и подписи двух курсантов выпускного года Академии сыска.

– А ты не догадываешься, что им нужно?

– Вроде как ищут какой-то жутко ценный артефакт, который вроде как сперла какая-то девка… а заодно гребут всех, кого заподозрят в разных нарушениях. Но это не точно.

– Слушай, Тильда…