Преферанс на вылет

– Спрятались… удрали… кстати, искомой девицы нами на заводе не обнаружено. Или она хорошо замаскировалась… а потом тоже удрала.

– А с чего кому бы-то ни было удирать после вашей проверки? Вспоминайте, чем именно вы ее спугнули?

Курсанты исступленно били себя во все части тела и клялись самым для себя дорогим, что ограничились в беседах с работниками завода исключительно стандартным спектаклем «плохой и хороший дознаватель». ДиНоргье кричит на свидетелей и стращает их, диБашомон утирает им слезы и утешает. ДиНоргье угрожает посадить собеседников на лет несколько, диБашомон предлагает им сотрудничать со следствием в обмен на смягчение наказания.

– Значит, если вы больше никого и нигде не стращали, она должна быть где-то там…

Курсанты снова поклялись, что кроме завода Гайслера, они больше нигде не могли спугнуть Паулу Адлер.

– Ну, почему же больше нигде, – неожиданно подал голос Бертран Венуа, – грай диНоргье, очевидно, забыл, что позавчера он учинил скандал в доме утех «Колокольчик» граи диКампанула. И даже требовал принять меры к одному из местных «цветочков», напавшему на него с применением артефакта.

– Даже так, с артефактом, а ну-ка с этого места поподробнее! – заинтересовался диФаушер. Он-то помнил специализацию Паулы и не исключал возможности ее отсидки в одном из домов утех. Нет, не в качестве секс-работницы, натура и фактура не те, а именно как изготовителя и содержателя в рабочем состоянии артефактов, которых в таком заведении наверняка уйма: от поддерживающих внешность и здоровье до осветительных и запирающих. Возможно она даже сумела изобрести некие новые секс-арты, девочка-то талантливая…

Оказалось, что позавчера Жан-Пьер диНоргье, сочтя, что после выполнения основной работы по сбору информации и запугиванию персонала завода, он заслужил развлечение, направился в самый известный в Тьеллимаре дом утех – «Колокольчик». Куда позже и был вызван наряд полиции для разбирательств между курсантом и одной из работниц. Полиция, однако, не сочла нужным удовлетворить требования диНоргье об аресте девицы и отбыла из дома утех вместе с ним…

Значит, из мест, где сработала провокация, на выбор у нас завод и дом утех. ДиФаушер подумал и принял решение:

– Завод… да и задержанные с него никуда из камер предварительного заключения не денутся. Тем более, что хозяин с сыном прибудут только завтра… а вот разобраться с какими такими артефактами наперевес секс-работницы позволяют себе нападать на моих курсантов… считаю намного более интересным. Что ж, показывайте дорогу диНоргье! И Вы, диБашомон, тоже едете с нами!

Потому что совпадения, как считал диФаушер – это всегда интересно. Особенно интересным выглядит позавчерашнее применение артефакта и последовавший за ним вчерашний всплеск Капли. Совпадение? А совпадение ли? Или одно вытекает из другого? Какие артефакты вообще есть в «Колокольчике»? Кто отвечает за их работу? И что ж там такого курсант ухитрился натворить, если сначала к нему применили некий артефакт, а потом понадобилось вызывать еще и полицейский наряд? Который, что характерно, так и не нашел состава преступления и повода наказать девицу с пониженной социальной ответственностью?

А еще по дороге диФаушер силился понять, откуда ему известна фамилия ответственной за местный дом утех. Казалось бы, неоткуда, но в голове настойчиво крутилось какое-то воспоминание, причем, почему-то связанное с преподавательской средой. Потому что нечасто встречается такая необычная… и тут он вспомнил, профессор диКампанула, ну, разумеется!

Один из наиболее известных психиатров Шательского университета! Корифей и столп науки! Автор всех самых известных учебников, статей и монографий по психиатрии! И что, кто-то из его семьи не нашел ничего для себя лучшего, чем подвизаться на ниве секс-услуг?

Именно этот вопрос он и задал управляющей, Виолетте диКампанула, предварительно потребовав от курсантов молчать до тех пор, пока он лично не разрешит им открыть рот.

– Ну что Вы, грай Элберт, меня, конечно, могли оставить на кафедре, но это бы означало всю жизнь терпеть шепотки о том, что я не профессионал, а так…, папина дочка. Поэтому в классическую психологию у нас пошел только Симон, наш старший брат. А остальные двинулись по прикладной стезе: Эжен стал военным психологом, Люка – тюремным. А я вот… занимаюсь проблемами адаптации психики женщин после сильных потрясений. Кстати, через полгода у меня защита диссертации, если найдете время – приходите, поболеете за меня.

Если Элберт диФаушер до сих пор имел все основания полагать, что его практически ничем в этой жизни невозможно удивить, то Виолетта диКампанула поколебала его уверенность.

– Кстати, грай, не желаете выпить?

– Если у Вас найдется виньяран из Лайтина…

Виньяран для диФаушера нашелся. Сама Виолетта предпочла куда менее градусный тиньяран с грейпфрутовым соком. Предложить угоститься молчащим курсантам нужным она не сочла. Сам же Элберт тоже об этом не заикнулся, поскольку никак не мог переварить новость о выборе дома утех как базы для сбора диссертационного материала:

– Но все же… молодая, очаровательная девушка… и выбрать дом утех… и общаться со всяким…

– Дом утех был выбран потому что появилась государственная программа для молодых специалистов, готовых возглавить средние и мелкие предприятия, это, во-первых. А что касается необходимости общаться… я психолог, это, во-вторых. Дипломированный специалист, на минуточку. А, значит, должна уметь найти общий язык с кем угодно. Вот…, стараюсь.

– И как… не сложно?

– А знаете, нет. Тем более, что на ключевые должности я перетащила своих знакомых. Одна моя подруга – бухгалтер, другая – арт-мастер, третья – начинающий модельер. Да и остальной персонал мы подобрали такой, чтоб не было склок и дрязг. А то работа в подобном месте и без того нервная.

– А почему дом назван «Колокольчик»? И почему здесь такая расцветка… всего?

– Начнем с того, что наше родовое имя в переводе с языка латишей означает название этого цветка. Издревле в Галлии колокольчики дарили невесте на свадьбу, очевидно, символизирую готовность девушки раскрыться для мужа как этот цветок. А с учетом того, зачем собственно мужчины посещают наше заведение… – и грая диКампанула выразительно пожала плечами.

– Что же касается расцветок… сами колокольчики в природе бывают именно таких цветов: белого, голубого, фиолетового, розового, сиреневого или синего. Соответственно различаются цвета одеяний и у здешних девушек, определяя спектр оказываемых ими услуг.

– Ага… дайте угадаю, чем темнее цвет, тем разнообразнее спектр?

– Абсолютно верно. Желаете посмотреть наш арт-каталог?

ДиФаушер невольно почувствовал, что в нем просыпается интерес, возможно, не столько к общению с местными «колокольчиками», сколько к здешней явно новаторской методе организации процесса прелюбодеяния.

– Желаю, – и сам чуть не смутился от того, насколько фривольно это прозвучало.

– Полный или актуальный на сегодняшнюю рабочую смену?

– Если Вас не затруднит, полный.

– Извольте, – и грая диКампанула положила перед ним бледно-лиловый бархатный талмуд с витой бронзовой застежкой, очень похожий на те семейные альбомы, в которых хранят памятные арт-снимки.

На первом листе красовалось изображение белого колокольчика с названием «Альба», дальше шли арт-снимки девушек в скромных одеяниях кипельно-белого цвета. Следующий раздел открывал белый махровый цветок под именем «Мойра» с работницами новой категории, потом появились бледно-розовая «Анна», нежно-розовая «Катарина» и тёмно-розовая «Бэлла». За ними последовали голубая «Целестина» и темно-синяя «Персея», сиреневая «Каролина» и фиолетовая «Сурба». А также красная «Телла» и ярко-фиолетовая «Бренда». Некоторые цветы имели двойную и тройную окраску: белый венчик с голубым окаймлением носил имя «Маргарита», голубой с фиолетовыми прожилками именовался «Сюзетт», а черный с неровными пятнами синего и оранжевого значился в каталоге как «Карла».

Листая альбом, диФаушер заметил, что с усилением цвета наряды девушек постепенно теряли нарочитую скромность покроя, характерную для первоначальных арт-снимков и становились все более смелыми, если не сказать вызывающими. Но, что интересно, именно вызывающими, а не вульгарными. Такие бы и столичные львицы надели… Откуда у них средства на подобные… А, ну да, у них же тут свой модельер…

– Я обратил внимание на то, что… эээ… работниц начальных категорий от «Альбы» до «Бэллы» у Вас больше. С чем это связано?

– Не все любят сложные… хм… занятия. Большинство предпочитает классику. А с учетом того, что к нам поступают добровольно, мы не заставляем своих сотрудниц себя лишний раз ломать и насиловать.

– То есть подыскать… работниц уровня «Брэнда», «Телла» или «Карла»… это проблема?

– И это тоже, но ответ проще, чем Вам кажется. Далеко не все рискуют заказывать их услуги.

– А могу я взглянуть на… – диФаушер аж замялся, не зная, как здесь называется ценник.

– На прейскурант? Минутку.

И грая диКампанула произнесла в изящный зев переговорника, тоже стилизованного под цветок колокольчика:

– Генриетта, принеси нам, пожалуйста, клиентский прайс-лист.

И пояснила для диФаушера: «это моя секретарша».

Немолодая и угловатая Генриетта появилась меньше чем через минуту, буквально соткавшись из тени за креслом у диФаушера и вручила ему папку с таблицей в два столбца, где слева значилось одно из названий колокольчика, а вот справа… диФаушер сначала подивился в очередной раз степени формализации процесса выбора, но почти сразу нахмурился, с трудом продираясь через смысл витиеватых выражений:

– Нефритовый жезл… улыбка лотоса… любовное безумие бабочки… игра рыб… благожелательные жезлы… женский заяц… глаз коня… игра на яшмовой флейте… что это за белиберда?!

– Это стандартные эвфемизмы для тех, кто даже здесь стесняется называть вещи своими именами.

– А как быть тем, кому непонятно?

– Генриетта, покажи, пожалуйста, граю диФаушеру прайс-лист для внутреннего пользования.

Бесшумная как летучая мышь Генриетта опять материализовалась за его креслом и вручила ему новую папку с таблицей, от содержимого второго столбца которой диФаушер почувствовал себя, несмотря на возраст, несколько… неудобно. И порадовался тому, что давно разучился краснеть и смущаться. Потому что вот там все было перечислено предельно ясно.