Досуговый центр доктора Рима

Сумок стало больше. Золотая пряжка со львом отражает листья, и она определенно сделана на заказ. Это сумка Глеба.

– Нам нужно кое-что проверить, только не рассказывай Косте, – на всякий случай озвучиваю я и чувствую, что Линда это ценит.

Если Костя узнает, что мы были на поляне с сумками без него – мне конец. У нас с Линдой появляется очередная тайна: ещё парочка таких секретов от Кости, и мы можем стать друзьями. Линда поправляет на шее кулон и прячет его под кофту. Наверное, Нина купила очередную безделушку.

– Что это за вещи? Где все эти люди?

Вокруг становится почти темно. Мы находимся под куполом, я чувствую пульсацию в горле, будто подавился собственным сердцем.

– Нам нужна только одна сумка, остальные тоже заберут, это такая игра. Знаешь, автомобильный квест? – говорю я первое, что приходит в голову.

Линда приподнимает брови, и определённо мне верит. Где я научился нести всякий правдоподобный бред? Я готов сделать сальто. Но не умею.

– Не думала, что ты вообще про такое знаешь. Круто! Что нам нужно найти? Где карта? – Линда оживлённо ходит вокруг сумок, не прикасаясь ни к одной, осматривает территорию.

Она подозрительно много знает о подобных мероприятиях. Я, конечно, в курсе про её любовь к машинам, но на авто-квест вряд ли бы отпустил. Но, зная Линду, могу с уверенностью сказать: она вряд ли спрашивала бы разрешение.

– Нам не нужна карта, нам просто нужно забрать нашу сумку. – Берусь за кожаные ручки, и понимаю, что не могу её поднять. Глеб, чёрт бы тебя побрал! И сумку твою! И лес этот!

Голова сильно кружится. Издалека доносится взволнованный голос:

– Пап, пошли к реке, дай мне руку.

13. Линда

Они ужинают в самом красивом ресторане в городе. И окна можно увидеть замечательный вид на ночной Красноярск и местный Биг Бен. Линда не любит часы: ей всегда мало времени. Когда Стас приезжает, она знает заранее: у них не более двух часов. Изредка он приезжает на пять часов, тогда приходится с грустью отмерять каждый час.

Почему нельзя разбить все часы в городе? И Биг Бен, и эти его дорогущие часы, которые подарила жена. Зачем он надел их сегодня? Ещё раз напомнить, что свой день рождения он провёл с семьёй? Линда представляет, как жена дарит маленькую коробочку, а Стас прижимает жену к себе и благодарно целует в щеку.

Линда не рассказывает о том, что встретилась в центре с братом, она не рассказывает о том, что нарушила своё же правило, приехав в воскресенье. Она также молчит о том, что уже ненавидит его часы. Она молчит, но больше всего на свете ей хочется закричать. Закричать и проснуться. А ещё, чтобы время остановилось.

– Мне нужно тебе кое-что сказать. – Его голос кажется таким далёким, но всё ещё родным.

Глаза нисколько не изменились с их первой встречи, через стёкла очков они кажутся чуть больше. И смотрят с такой же заботой и нежностью. Во только теперь этого мало. Как долго придётся терпеть все эти бесконечные разговоры? Сколько праздников ещё нужно справить в одиночестве? За все эти годы накопилась обида, размером с океан: огромный, шумный, разбивающийся обо всех, кто к нему подходит. Линда тоже готова разбиться обо всех, кто к ней подойдёт.

– Хочешь уйти от меня? – Линда думает, что Стас специально надел часы, чтобы всё стало понятно без слов.

Линда чувствует, как время тонкой струйкой песка утекает, пока она продолжает сидеть в ресторане. Продолжает сидеть и накручивать – а что ещё ей остаётся? Жить в постоянной неопределенности и страхе потерять. А ведь она и без того постоянно теряет Стаса, каждый божий день. Каждый раз, когда он уходит к своей настоящей семье – она его теряет. Она так скоро потеряет и себя тоже.

– Нет, другое, – Стас говорит спокойно.

Иногда кажется, что его невозможно вывести из равновесия. Но его руки говорят больше, чем нужно. Он и правда не на шутку разволновался.

Как же Линде хочется взять, бегающие по столу, пальцы в свою руку, чтобы они остановились. Чтобы остановиться вместе с ними. Как же хочется взять его всего себе.

– Неужели решил бросить свою жену? – Линда делает акцент на слове «свою».

Она сама хочет принадлежать ему. Сколько можно быть на втором месте?

Линде не нравится, что у него есть вторая жизнь. Вторая женщина. Она быстро допивает стакан с водой, но во рту сухо как при сильнейшем похмелье. Зачем он бегает из одного дома в другой и никак не найдёт покоя? А как Линде найти покой, если всё постоянно в подвешенном состоянии? Как ей найти покой, если сердце укутывают в тёплое одеяло на несколько часов, а потом оставляют нагишом на морозе. Попробуй, выживи.

– Нет, я хотел поговорить о твоём…

Линда встаёт и надевает пальто. Дома у неё весит синяя куртка, похожая на ту, которую она потеряла в детстве, когда поехала с отцом на рыбалку. Ей хочется надеть эту куртку и устроить себе выходной. Выходной от вокзала, выходной от вечной зимы.

Линда никогда не позволяла себе уходить посреди разговора. Она не хочет больше оставлять своё сердце и ждать, пока его укроют. Ей неважно, о чём Стас хочет поговорить. Её любимый человек принадлежит другой женщине, а Линда не принадлежит никому. Если бы она могла сейчас хоть кому-то позвонить, она бы плакала в трубку. Она бы кричала, била по приборной панели и выпускала злость. Если бы она могла… Линда никогда не плакала в телефонную трубку.

Ехать за рулём, давясь слезами – плохая идея. Как же долго она привыкала водить машину на каблуках. Стас за ней не пошёл, значит, нет ничего важнее, чем уехать отсюда.

Нет ничего важнее педали газа. Нет ничего важнее пустоты, съедающей изнутри. Линда чувствует, как её сердце не доходит до поезда и падает на рельсы. Она чувствует, как всё внутри разбивается на маленькие кусочки. Внутри происходит страшное – снаружи тоже.

Линда никогда до этого не попадала в аварию.

14. Георгий

– Да. Я буду через десять минут, всё мы успеем.

Георгий опаздывает больше, чем на час; все его друзья знают, что он приедет последним, но всё равно продолжают названивать каждые пятнадцать минут.

Кожаная куртка после тренировки кажется тесной, Георгий расстёгивает её и выпивает залпом полбутылки воды. Хорошо, что в машине всегда лежит полная бутылка на всякий случай. Он надевает солнечные очки и чувствует себя свободным и счастливым. Прикуривает сигарету и не чувствует вкуса. Друзья по команде удивляются, когда после плотной тренировки Георгий выходит на улицу и первым делом достаёт сигарету. Все только дыхание с горем пополам восстановили, а он уже курит.

«Надо по пути ещё заехать за кофе», – думает он.

Телефон снова звонит. Георгий не обращает на него внимание. А какой в этом смысл? Если торопить человека подобным образом, можно получить разве что обратный эффект. На рингтоне хорошая песня: они с другом однажды затеяли в баре драку под неё. Хороший был вечерок!

Георгий тушит окурок в машинной пепельнице и выжимает педаль газа на трассе, но не потому что опаздывает, а потому что любит скорость. Машину он чувствует, как свою третью руку. Машина безопаснее и комфортнее, чем любой другой транспорт. Георгий любит держать ситуацию в своих руках. То же самое он чувствует на льду, получая шайбу – контроль. Разгоняясь на коньках, он хочет остаться в скорости, застрять в моменте.

«Если бы можно было останавливать время», – думает Георгий, проводя рукой по щетине.

«Надо побриться», – последние мысли перед тем, как ему придётся резко выкрутить руль.

Красная ауди вылетает навстречу так стремительно, что на раздумья остаётся меньше трёх секунд. Обычно именно столько хватает хорошему водителю, чтобы избежать любой аварии. Георгий жмёт тормоз и берёт левее, ауди пролетает в сантиметре. Главное, на полной скорости не съезжать на обочину – занесёт.

В зеркало заднего вида Георгий видит, как ауди зарывается в огромную гору песка, сваленную на обочине. Эту гору специально отсыпали, чтобы спасти неопытного водителя? Таких гор несколько, они и правда гасят скорость лучше любого столба. И безопаснее. Возможно, в машине даже кто-то остался жив.

Георгий достаёт аптечку, ставит свою машину на аварийку, по пути сбрасывает звонок друга и набирает телефон скорой помощи.

15. Линда

Линда открывает глаза. Ей кажется, что она в белом платье. Во сне она выходила замуж за мужчину, которого видела впервые. Он нёс её на руках. Корсет сдавливал грудную клетку, Линда не могла дышать. Туфли были безумно неудобными и не по размеру. Ноги онемели, воздух перестал попадать в лёгкие. Когда мужчина поднял её над землёй, Линда задышала и заплакала от счастья.

Потом ей кажется, что она в палате отца. Вокруг светлые стены, деревья стучат в окно, голова откликается болью на каждый удар веток. Или сердца. Пахнет спиртом и чем-то горелым.

Манная каша? Линда терпеть не может каши. Она пытается сесть, но лучше бы этого не делала. Сгустки боли взрываются в каждой части её тела, кроме ног. Тело в синяках и ссадинах, на левую руку, похоже, наложили гипс. Правая рука слабая, будто на ней лежало по меньшей мере килограммов сто. Кулак сжимается, и по спине разбегаются мурашки. Когда одеяло оказывается в стороне, в горле застревает крик, Линда кашляет. Кашель разносит боль по всему телу. Кроме ног.

– Очнулась, умница. Парнишка твой уехал вчера, не дождался. – Медсестра бегает по палате, поправляет шторы, забирает нетронутую манную кашу.

«Бутафория, а не еда», – думает Линда, кривясь от боли.