Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька

Настенька не совсем соглашалась с такими доводами, говоря, что драка-то вероятно была, но дважды упасть головой на магнитофон Вадим не мог, а в том, что он упал первый раз при ней, она была почти уверена.

– Между прочим, – добавила Настенька, когда девушки совсем пришли в себя, умылись от слёз и сели в кресла. – Что-то мне Юра говорил ещё про этого Аль-Саида? Подожди-ка. До меня сейчас только начинает доходить. Он сказал, что Аль-Саид в больнице, так как был заражён СПИДом…

И подружки вдруг обе посмотрели друг на друга широко раскрытыми глазами, полными ужаса.

Тишину разорвал Наташин почти шепчущий испуганный голос:

– На-а-стя, ты же была с ним.

У подружек как по команде брызнули из глаз слёзы, и они обе снова зарыдали.

В тот момент девушки ещё не знали, заболела ли Настенька СПИДом, но за окном квартиры разразилась гроза, заливая Москву потоками воды, выливавшейся бесконтрольно из небесных бочек, и она казалась плохим предзнаменованием.

Иные двадцатитрёхлетние люди к этому возрасту успевали занимать положение в обществе, приобретали командные привычки, могли назидательно указывать пожилым людям, что и как делать, смело занимались государственными делами. Но это те, кому выпала доля чуть ли не с малолетства присовокупиться к командно-административной системе и втянуться в неё, рано выходя из романтики детства, чтобы очень скоро высохнуть и увять в ворохах бумажной волокиты. Их мало, чем можно испугать.

Настенька и Наташа давно оформились и выросли физически в молодых женщин, уже даже познали грубую мужскую любовь и скупые ласки, но по-прежнему оставались в глубине души девочками, жаждущими не покоя, но радости вечной любви, не тихой семейной пристани, а кипения страстной неугасаемой жизни. И они испугались, что вдруг это не успеет прийти, как всё кончится. Они боялись, хотя и не знали, что уже к концу этого тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года число больных СПИДом в мире достигнет почти ста тысяч, из которых практически все почти сто тысяч должны будут умереть в течение нескольких лет, ибо не найдено противоядие болезни. Не известно было им, что на одного заболевшего приходилось, по меньшей мере, десять заражённых, которым предстояло заболеть в ближайшие восемь десять лет.

Новая чума века разлеталась по странам и континентам, избрав в качестве побудителя будущей смерти самое светлое чувство – любовь, испокон веков существовавшую для продолжения рода человеческого. Почти половина больных жили и уходили из жизни досрочно в Америке, чуть меньше в Африке, остальные по другим континентам.

К этому времени уже три года Соединённые Штаты Америки бурлили чуть ли не ежедневной информацией о школьнике Райане Уайте, заболевшим СПИДом в четырнадцать лет. В родном городе Кокомо он стал изгоем, не успев никому причинить вреда, и вынужден был бежать от проклятий, насмешек, палок и камней, бежать со всей семьёй в другой город Цицеро.

СПИД убивал сначала морально затем физически.

В аспирантском общежитии на Ленинских горах, в корпусе "Д", Олег Поваров снова встретился сначала с Валей, а потом с Юрой, но и, разговаривая с каждым в отдельности, он не много сумел узнать, хоть и пристыдил обоих за дачу ложной информации относительно празднования Рождества. Они в конце концов рассказали всё, что могли вспомнить, но оказалось, что ни один из них не знал Настеньку и тем более как её найти. Юра рассказал о случайной встрече с девушкой и странном эффекте от разговора с нею, но это не помогло узнать, где она живёт или учится. Помнили они по встрече, что Настенька училась там же, где и Вадим, то есть в том же институте, но возможно на другом факультете, так как Вадим не знал французского, которым хорошо владела Настенька.

Лейтенант вынужден был встречаться ещё раз и с сотрудником МИДа Соковым в его кабинете в министерстве, где снова заметил нервозность дипломата, который, как оказалось, тоже не знал на каком именно курсе и факультете учится или училась, что он особенно выделил, подруга или просто знакомая Вадима, что, опять же, было им подчёркнуто. С удивлением Поваров слушал, как Соков пытался втолковать ему, что по его сведениям, полученным от компетентных врачей, не каждый, побывавший в контакте с заражённым СПИДом, обязательно заразится сам, а потому не стоит комитету безопасности так много интересоваться персоной Сокова.

Поваров не мог не возразить на это и сказал спокойно:

– Но мы знаем, что вы вне опасности, вы же не являетесь гомосексуалистом.

Соков буквально взорвался негодованием:

– Мы же обсуждали раньше этот вопрос, и я вам говорил, что терпеть не могу мужчин в качестве партнёров любви. Зачем вы снова спрашиваете?

– Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, Борис Григорьевич. Я как раз и сказал, что нам это известно. И мы интересуемся не вами, а подругой Вадима…

– Опять обращаю ваше внимание на мою фразу "или его знакомой", поскольку я не уверен, что она была его подругой, – с нотой протеста в голосе перебил его Соков.

– Прошу вас не нервничать, Борис Григорьевич, – спокойно, но на-стойчиво сказал Поваров. – Я не занимаюсь расследованием преступления, и вы не на допросе. Что вы отвечаете мне как на следствии? Меня интересует лишь девушка, о которой мне известно пока лишь то, что зовут её Настя, что она была приглашена Вадимом, который, как я понял, был вашим хорошим приятелем или другом и даже помогал чем-то в устройстве вас на работу. Но это к делу не относится. Важно то, что эта Настя, может быть, была в контакте с Аль-Саидом и в этом случае имела возможность заражения СПИДом, а это чревато, как вы знаете, другими заражениями.

Олег хотел поскорее успокоить собеседника и отвлечь от собственной личности, потому продолжал говорить, не останавливаясь:

– Я, занимаясь этим делом, узнал просто страшные вещи. Буквально на днях у нас получили дополнительные данные по одному больному, не просто заражённому, а уже больному СПИДом, который работал довольно долго в Танзании и занимался там гомосексуализмом. В Москву он возвратился пять лет назад и прямо из аэропорта попал в больницу. Представляете, пять лет назад, когда мы вообще ничего не слышали о СПИДе. И потому тогда его лихорадку, понос и увеличение лимфатических узлов отнесли к обычной болезни и поставили диагноз – железистая лихорадка. А как только снизилась температура, его тут же выписали из больницы. Только в этом году в марте у него определили саркому, вызванную СПИДом.

Между тем парень оказался чрезвычайно любвеобильным. Подумать только, что, будучи фактически больным, он имел двадцать четыре половых партнёра, пятеро из которых получили от него вирусы СПИДа. И вот на днях выяснилось, что один из этих пятерых успел заразить шестнадцатилетнюю девочку, которую называет своей невестой, а другой подарил вирусы своей жене и любовнице.

Вот и смотрите, какая быстрая и опасная получается цепь. Некоторые наши специалисты считают, что СПИД уже выходит из-под контроля и может погубить миллионы жизней, если будет так прогрессировать в своём развитии. Поэтому-то нам необходимо срочно найти вашу девушку.

– Это не моя девушка, – проговорил Соков охрипшим голосом и начал откашливаться, прочищая горло.

Олег, старавшийся не смотреть прямо на собеседника, тем не менее, заметил, что лицо его вновь начало покрываться крапинками пота при упоминании лейтенантом симптомов СПИДа. Это заставляло всерьёз задуматься о причинах такой реакции.

Соков вытер лицо белым носовым платком, отметив, между прочим, что в кабинете жарко, и сообщил, что сам недавно хотел найти Настю в институте, но не очень представляет, как это сделать, так как не знает на каком курсе она училась с Вадимом и продолжает ли учёбу. Её же могли и послать за рубеж на стажировку, а может, она уже закончила институт, если была на последнем курсе. Прошло ведь почти полтора года с того события. А имя Настя так популярно.

– Вы не пробовали пойти в институт и просто встретить её, если помните внешность? – Спросил Поваров.

– Нет, и боюсь, что могу не узнать в лицо. Мы больше не встречались с нею, а у меня столько проходит здесь людей, среди которых красивых девушек очень много.

– Вы считаете, что Настя красива?

– О, это несомненно. Я помню, что восхищался ею за столом.

– Ну, тогда вы её узнаете при встрече. Давайте, если хотите, съездим вместе в институт и посмотрим. Вдруг вы её встретите?

В этот день Настенька пришла в институт несколько раньше обычного с твёрдо принятым решением в голове. Прямо из прихожей, не сбрасывая весеннего плаща, она направилась в преподавательскую, где, как и ожидала, увидела Валентину Ивановну, сидящую за письменным столом на стуле, подложив под себя кипу толстых книг. Попросив её выйти на пять минут, она повела почувствовавшего что-то недоброе преподавателя в одну из немногих свободных в утренние часы аудиторий и, не вдаваясь в подробности, сказала, что пришла попрощаться, так как решила навсегда бросить учёбу, поскольку не верит, что сможет стать хорошим учителем, а научные изыскания в области языка при нынешней меняющейся к худшему обстановке в стране повидимому никому не будут нужны.

Валентина Ивановна была очень эмоциональным человеком и бу-дучи сама всецело поглощена вопросами обучения, проблемами языко-знания, английской литературы и культуры, находясь постоянно в среде себе подобных увлечённых иностранными языками людей, она даже представить не могла, чтобы кто-то кроме самых нерадивых лентяев, проскочивших в институт благодаря чьей-нибудь сильной протекции, считал себя ненужным и желал бы уйти из святилища науки добровольно. Она искренне верила, что здесь в стенах высшего учебного заведения руками учёных педагогов делается будущее страны и, когда в её группе оказалась совершенно бездарная студентка, которая не запоминала ни новые слова и выражения, ни даже самые простые временные категории, но имела очень влиятельную в Москве семью и потому оставалась в институте, то Валентина Ивановна стала умолять эту студентку самостоятельно покинуть институт, говоря ей как можно ласковее и убедительнее:

– Милая вы моя, поймите, что вы не сможете учить детей. Вы же будете их калечить. Вы им испортите жизнь. Ну, разве так можно? Я вас очень прошу, пойдите в другой институт, где после окончания вы не принесёте столько вреда.

– Да я и не собираюсь учить, Валентина Ивановна, – уверяла студентка.– Мне нужен диплом и всё.

– Но это же диплом учителя, – не сдавалась преподаватель. – Я не могу взять на себя ответственность за ваш диплом. Вдруг вы всё-таки пойдёте в школу. Ведь это будет ужас! Нет, я вам никакие оценки ставить не смогу, просто не имею морального права. Идите и жалуйтесь на меня куда хотите.

Студентка была вынуждена перейти в другую группу, а Валентина Ивановна, если встречала её в коридоре, то спрашивала, чистосердечно удивляясь:

– Вы ещё здесь? Ну как же вам не стыдно? Предупреждаю, у меня вы экзамен не сдадите.

Но та студентка так и закончила институт, получив нужный ей диплом, не имея нужных для этого знаний, и Валентина Ивановна только сокрушённо качала головой. И вот вдруг совершенно наоборот, её лучшая студентка, радость и гордость её, говорит, что решила бросить учёбу.

Валентина Ивановна сначала не могла поверить услышанному и так и сказала:

– Нет-нет, этого не может быть. Настенька, ты взрослый человек. Разве такими вещами шутят?

– Но я не шучу, – довольно сухо и резко ответила Настенька. – Я правда так решила и, к сожалению, уже ничего нельзя изменить.

– Да ты заболела, девочка. Это бывает. Пойди, отдохни. Я скажу, что отпустила тебя. А потом приходи, как отдохнёшь, со своей работой. Она же у тебя почти готова.

– Извините, Валентина Ивановна, но я ухожу совсем, – хмуро сказала Настенька, подняв кулачок правой руки к губам. Идя в институт, она была уверена, что справится с собой и не заплачет в разговоре со своим главным препятствием на пути принятия такого решения, но что-то внутри начинало сдавать, и она поняла, что надо уходить.

И тут маленькая женщина, сидящая на стуле без подложенных толстых книг и кажущаяся ещё меньше в большой аудитории, красивая женщина в элегантном чёрном с вышитыми розовыми цветами платье, удачно скрадывающем горб на спине, подняла снизу вверх на Настеньку свои огромные глаза полные слёз и прошептала:

– Что же ты со мной делаешь, девочка?

Валентина Ивановна заплакала, а Настенька, порывисто обняв её,

сказала почти на ухо: