Период третий. Сельские студенты (техникум)

А я пояснил:

– Просто мы недавно тебя старостой выбрали и хотим рассказать, что живём недалеко от твоего совхоза.

– Так я тебя и не видел на собрании в нашей группе, – удивился Виктор, показывая на Кольку.

– А я и не в вашей группе. Просто мы впятером из одного села. Только наше село по одну сторону Митрофановки, а твой совхоз по другую, – ответил он.

– Все из одного села?

– Да. И даже из одного класса.

– Ни хрена себе! А я тоже не один из «Райновского». Тут на четвёртом курсе наша Лидка Пшеничная учится. А в этом году со мною вместе поступил и Сашка Кравцов. Он хоть и моложе меня на год, но поступил сразу на третий курс, потому что, как и Лидка, десятилетку закончил.

– Тебе проще, – завистливо сказал Алёшка. – А мы, когда на вступительные ехали, переживаний натерпелись. Зато на учёбу уже проще было. Чемоданы вот только по грязи еле допёрли.

– А почему вы по разным группам?

– Так это не от нас зависело. Куда кого записали, тот туда и попал. Вот Кольку так вообще в зоотехники записали, хоть он тоже на агронома поступал. Зато мы в одну комнату поселились в общежитии, – вмешался в разговор я.

– Вы ж тоже в шестом? А комната у вас какая?

– У нас пятая.

– А я в восьмой. После ужина зайду к вам в гости.

– Ты что, уже в столовую записался?

– Да. Нам с Сашкой Лидка тут много хитростей про столовую пояснила. Вечером зайду расскажу, пока вы не записывались.

Когда мы вернулись в общежитие, у нас под дверью оказался чей-то чемодан небольшой и огромный узел с вещами. А тётя Маша нам объяснила, что на свободное место поселила к нам ещё одного мальчика. И что пока дверь комнаты была под замком, мальчик пошёл в гости к родственникам, которые живут и работают в техникуме.

Толик сказал:

– Может, родственника директорского к нам посели. Вот бы да! Мы бы тогда все дела через него решали.

Вещи новосёла мы занесли в комнату и положили на свободную койку. А он сам появился ближе к вечеру. Назвал он себя Костиком. Ростом оказался намного ниже даже Кольки, худой, и на вид он нам показался не старше третьеклассника. Федька не выдержал и спросил:

– А тебя что, не после седьмого записали? Или директорских родственников с первого класса в студенты зачисляют?

– Каких родственников? – не понял Костик.

– Да, нам комендантша сказала, что у тебя родственники здесь, и ты к ним пошёл, пока мы дверь не открыли.

– Дядя мой здесь живёт. Только он не директор, а конюх

– А чего ж ты у него не поселился? Нам на собрании рассказали столько строгостей про жизнь в общежитии, что тебе мало не покажется, – любопытничал Толик.

– Я привык, три года в общежитии прожил.

Мы вопросительно повернулись к Костику, а он, видя наше изумление, продолжил:

– В нашей деревне школа только до четвёртого класса. А с пятого и по седьмой в школе при институте Докучаева учился. Там общежитие для тех, которые не в институте живут.

– В нашу группу записан парень Владимир, который тоже в такой школе учился. Только он пешком туда ходил, – вспомнил Алёшка.

– А знаю, Вовка Павленко – мы с ним в один класс ходили.

– Так он нормальный, а ты почему не вырос.

– Не знаю, – грустно пожал плечами Костик, – может, я лилипутом буду.

Костик оказался записанным в Колькину группу, Он только на собрание не успел. Мы ему объяснили, что ключ от нашей комнаты будет у Мошненко. Чтобы они вместе шли с занятий, а если потребуется раньше уйти, то может взять у Кольки ключ, но чтобы не потерял его. Потому что у нас получается по одному ключу для каждой группы.

А вечером к нам, как и обещал, зашёл Виктор. Он принёс и показал листок зелёной бумаги, расчерченный квадратиками, заполненный отпечатанными в квадратиках цифрами и буквами з, о, у. Пояснил, что это он уже оплатил талоны на питание на сентябрь месяц. И рассказал много интересного про эти талоны. На месяц, в котором тридцать дней, талоны стоят сто двадцать рублей. Но можно, если есть продукты, например, вычеркнуть все ужины. Или если знаешь, что в субботу сразу после занятий уедешь куда в гости до понедельника, то можно при оплате вычеркнуть обед и ужин субботы, всё воскресенье и завтрак понедельника на эти числа. Завтраки стоят восемьдесят копеек, обеды два пятьдесят, а ужины семьдесят копеек. Старшекурсники заранее всё рассчитывают и много денег экономят, оплачивая питание на следующий месяц.

Только обдумывать следует всё заранее. Потому что потом, в течение месяца, если не пошёл на обед или опоздал на ужин, никто за неиспользованный талон деньги не вернёт. Бухгалтерия принимает только целиком не использованные талоны, если студентов в колхоз посылают или еще куда, кто уезжает надолго. А ещё талончики неиспользованные ни в коем случае нельзя выбрасывать. Потому что в бухгалтерии талоны месячные только трёх цветов: белые, зелёные и жёлтые. Через три месяца опять будут талоны того цвета, какой остался не использованным и можно будет получить два обеда или ужина – в зависимости от того какой талон сохранился и за какое число.

Первые дни у нас не получалось вовремя приходить на завтрак. Пока бегали в туалет, умывались, делали физзарядку – часы показывали уже семь двадцать. Старшекурсники с других комнат через десять минут спокойно топали в столовую. А мы пока кровати заправляли, пока тетради с карандашами и ручками искали, пока ждали друг друга – прибегали в столовую за пять минут до начала занятий. Даже ругались, выясняя из-за кого задержались в тот день, а из-за кого в этот. А два раза даже не успели на завтрак. Потом Колька первым догадался не ждать остальных, а, заправив свою постель, сразу бежал в столовую. На следующий день так стали делать и остальные. Или потому что не ждали один другого, или стали проворнее, но стали успевать в столовую без десяти, а иногда и без пятнадцати восемь. Успевали позавтракать и спокойно шли в тот кабинет, который указан в расписании для первого урока. А потом Федька обнаружил, что старшекурсники, если даже не успевают позавтракать до восьми часов, продолжают кушать и их всё равно впускают в кабинет на занятия. Решили, что и мы, если будем не успевать позавтракать, то тоже лучше будем опаздывать на первый урок, чем оставаться голодными.

Голодать мы стали, как только у нас закончились домашние запасы. Чтобы хоть вечером есть не хотелось стали чаёвничать. Поэтому сразу же вскладчину купили большой алюминиевый чайник. Чай кипятили на плите. А так как отопительный сезон ещё не начался и нам не выдавали ни дров, ни угля ходили в лесополосу собирать сухие веточки, для нагревания чайника, а потом и в лес стали ходить, там можно было насобирать веток потолще. Но потом нам Костик показал, как они кипятили воду в стакане в их школьном общежитии. Заставил купить нас пачку лезвий для безопасной бритвы. К вершине каждого из двух лезвий прикрепил по одной жиле длинного медного провода с изоляцией – такому, какими были проложена радиосеть по общежитию. Примотал белыми нитками эти лезвия к разным сторонам тоненькой щепочки так, чтобы они не касались один к другому. Опустил это сооружение в стакан с водой, а зачищенные края на другом конце провода вставил в электрическую розетку. В стакане послышался шум, потом от лезвий стали отделяться меленькие пузырьки, а вскоре вода в стакане стала бурно кипеть.

Алёшка сказал, что если купить электрическую вилку как на электроплитке, то втыкать в розетку этот кипятильник можно не опасаясь, что током стукнет. Но Костик заверил, что они так три года воду кипятили, и никого ни разу не стукнуло. А нам не хотелось показывать, что мы трусливей школьников, и поэтому вилку не стали покупать, но воду в стаканах стали кипятить регулярно. Я чай сладил мёдом, сильно экономя его. А остальные подсмотрели, как старшекурсники хранят сахар-песок. И тоже купили себе по полкилограмма сахара в пол-литровые банки. Сахар в банках не рассыпался по тумбочке и не становился сырым.

На уроке физкультуры физрук Колесников сказал, что будет выявлять тех, у кого лучшие результаты в разных видах спорта и предлагать записаться в спортивные секции. Пояснил, что занятия спортом не только помогают укреплять здоровье и усвоение учебных материалов облегчают, но и ещё будут учитываться при выпуске. Уверял, что если у кого будут трудности на выпускных государственных экзаменах, то участие в спортивных секциях зачтётся. Я сразу же спросил, в какие секции можно записываться, и записался в лёгкую атлетику, на прыжки, на лыжи и на борьбу. И во время физзарядки утренней упражнения выполнял старательно. Старался, чтобы у меня получалось даже лучше, чем показывает ответственный за физзарядку. А потом ещё и Федьку подговорил вечерами бегать вокруг футбольного поля, ведь оно располагалось сразу же за уборной нашего общежития.

Уроки были интересными, и записывать мы почти всё успевали. А некоторые преподаватели специально медленно диктовали то, что важным считали. Нам сразу же выдали ученические билеты, по которым мы получили все учебники нужные, и в читальном зале библиотеки могли по нему получать любые книжки и журналы. Но мы пока в читальный зал не ходили. С первого участка приходили трое пацанов местных к нашему общежитию, чтобы подраться с теми, кто по одному идёт в общежитие. Накидывались на тех, которые по одному или вдвоём шли. Били ни за что, а просто, чтобы подраться. Такое было совсем неприятно. Переживал, что и мне могло достаться в таком случае. Но мы ходили всегда все вместе, и на нас они не нападали, а прятались в сквере. Два раза их старшекурсники прогоняли. Но шеи им намылить не успевали. Потому что они быстро убегали, а наши догонять их не стали.

Главным, даже подавляющим, в первые дни было постоянное чувство голода. Даже наевшись во время завтрака или основательно подкрепившись на обеде, вскоре вспоминалась домашняя привычка перекусить чем-нибудь вкусненьким. Но перекусить было нечего не только вкусненького, а никакого. И через пару часов уже по-настоящему хотелось есть. Заглушали это ощущение старанием на занятиях, тщательными уборками в комнате, интересными разговорами, а я ещё и попытками физкультурных тренировок. Но желание поесть всё время пробивалось на первый план, несмотря на все наши усилия. В учебном корпусе бегали к бачку с водой на переменах. А в комнате кипятили чай. Но сладости у всех были на исходе. Зато иногда удавалось прихватить из столовой пару кусочков хлеба. Хоть дежурные и ругались за это. Но помня, что вскоре проголодаешься, старались незаметно сунуть в карман кусочек, а лучше два. Лидка Пшеничная как-то зашла к нам вместе с Витькой, познакомиться с земляками. Когда разговорились, объяснила нам, что голодать мы будем только первые два месяца. А потом наши организмы привыкнут к распорядку дня, и чувство голода будет возникать только перед тем, как придёт время идти в столовую.

Вскоре появилась возможность отсрочить привыкание наших организмов к голоду. Установилась хорошая погода, и двум нашим агрономическим группам объявили, что мы целую неделю, если не пойдут дожди, будем ездить в соседний колхоз на уборку кукурузы. Ездить стали в тот колхоз, в котором жили парни с нашей группы, Раковский и Тимофеев. Сашка жил в Михинке, где располагалась контора колхоза, и его отец работал заведующим мех. мастерских. А Толик жил в соседнем маленьком посёлке, который называл то Верный, то Осиновкой. Оказалось, что раньше там у них был отдельный колхоз. И, как у нас в Бедном теперь улицы называли по наименованиям старых колхозов, так у них посёлки отдельные. Его родители были пожилыми. Отец не ходил на работу, потому что болел, а мать ходила на разные полевые работы. Ещё у него было две сестры старших, но они жили отдельно в Таловой.

Утром нас привозили на работу прямо к кукурузному полю. Там уже стояли подводы, запряжённые лошадьми, в одной из которых лежала куча мешков. И ожидал сердитый полевод. Полевод выдавал каждому по мешку, показывал, с какого ряда начинаются неубранные початки, и нас расставляли по одному на ряд. Работа была не сложной. Требовалось двигаться по своему ряду. На каждом стебле кукурузы выросло по одному, чаще по два, а иногда и по три початка. Прямо на растении початок очищали от обёрток, отламывали, и кидали в мешок. Когда початков в мешке набиралось столько, что было тяжело его носить, ходили высыпать собранный урожай в подводу. Подводы ехали за нами по тем рядам, на которых мы уже убрали початки. Подвод пять, и носить было не далеко. Главное, не отставать от товарищей.

Но когда подводы загружали, и они уезжали, на смену им приезжал трактор с прицепной телегой. В телегу высыпать было неудобно, потому что борта высокие. Но Екатерина Евдокимовна в первый же день назначила Витьку Даншина ехать в телеге и высыпать початки из мешков в кузов. Но из-за того, что трактор был один, каждый раз, когда приходилось занимать ряды на новой делянке, каждый старался не занимать первые ряды или последние. Потому что трактор ехал посредине, и крайним было далеко носить свои мешки на выгрузку. Полевод строго следил, чтобы не пропускали ни одного неубранного початка. Тех, у кого обнаруживал, громко ругал и требовал возвращаться и проверять, где остался несломленный початок. Классные руководители нам тоже грозили, что снизят оценки по поведению тем, которых часто возвращают.

Самым ожидаемым было время обеда. На обед отводилось час времени. К его началу приезжала колхозная повариха и привозила в молочных флягах борщ, гарнир, мясо, хлеб и чай. Густого, наваристого борща наливали не как в техникуме – неполные тарелки, а по полной глубокой алюминиевой миске. При этом ещё и настойчиво добавку предлагали. Потом в эти же миски наваливали до верха гарнира, клали по несколько крупных кусков мяса и всё заливали подливкой. Первый раз мы почти все заказали добавку борща. А потом, как узнали по сколько дают второго, то стали меньше нажимать на борщ, а налегать на питательное второе. При этом оказалось, что и второго можно брать добавку. С голодухи мы так наедались в обед, что потом с трудом двигались. А вдобавок повариха разрешала хлеб брать с собою хоть по три куска, хоть по пять.

Возили нас в колхоз чаще всего в кузове грузового автомобиля. Потом эти автомобили уходили в рейсы, и мы возвращались в техникум в тракторных тележках, буксируемых теми колёсными тракторами, которые отвозили собранные нами початки кукурузы на колхозный ток. Как только отъезжали от поля, девчонки затягивали песню, остальные подхватывали. Пели не смолкая, пока не приезжали в техникум.

Если заезжали в населённый пункт, проезжали мимо групп людей или даже обгоняли одинокого пешехода, затевали песню бодрую, громкую, старались петь залихватски и с задором.

Я старался понять такое наше поведение. Ведь никто не заставлял нас петь, не требовал этого. Но как только колонна машин или тракторов начинала движение, в каждом кузове сразу начинали звучать песни или частушки. Не выдержал и спросил об этом Михайлусова:

– Федь, а чё, у людей в дороге появляется потребность в песнях, как в еде, когда голодные?

– Почему потребность?

– Сам посмотри, как только выезжаем, так сразу начинаем песни орать.