Период третий. Сельские студенты (техникум)

– Интересно.

– Хотя мужик в Россоше рассказывал, что в войну машинисты уезжали из дому на своих паровозах, и могли по несколько месяцев домой не вернуться. И от дома оказаться за многие тысячи километров.

– А почему они после работы, без паровоза не могли домой уехать?

– Так в войну, все на железной дороге солдатами считались. И машинисты, и кочегары, и даже стрелочники. Они как в армии считались. А из армии не поедешь домой по желанию. Мы вон из техникума и то заявления писали, что девятое число пропустим.

Чтобы ноги окончательно не закоченели, все время усиленно разучивали танец чарльстон. С непривычки сбивались со счета, когда ногу просто нужно на месте провернуть, а когда в сторону откидывать. В клубе на танцах старшекурсники очень лихо танцевали. А мы пока стеснялись. Даже старшие ребята из первого курса, пока не выходили на танец. Хотя в комнате все тренировались, и у некоторых уже получалось неплохо. Зато я на танцах уже несколько раз танцевал вальс с девочкой из нашей группы Таней Сенчуковой. Она одна из наших девочек умела кружиться в вальсе. Умела вроде бы и Нина Полесская, но она была намного старше, и я её приглашать стеснялся.

В Лисках поезд наш остановился на товарной станции. До вокзала было далеко, и пацаны хотели бежать к вокзалу бегом, чтобы согреться. Но я предложил другой план. Зная, что в нашем направлении порожние поезда за углём идут очень часто, заверил, что на товарном поезде доедем гораздо быстрее. Пока пацаны бегали в широком промежутке между путями, чтобы согреться, я пытался разобраться, как нам найти нужный поезд. На товарной станции поездов было огромное количество. К одним уже были прицеплены паровозы и они продували тормоза. Другие стояли ещё без паровозов. А с горки спускали вагоны, формируя новые составы, и диспетчер по радио очень громко командовала стрелочникам, на какой путь направлять очередной вагон с горки, куда ехать какому маневровому паровозу, а какому магистральному прицепляться к какому поезду.

Постепенно вычислил, где находится какой путь, и заметил, как составители поездов, нажимая кнопку на прикреплённых к столбикам зарешёченных устройствах, переговариваются с диспетчером. При этом их вопросы и ответы диспетчера гремели со всех громкоговорителей, густо развешанных на столбах между путей. Быстро вычислил, на каких путях находятся поезда, готовые к отправке, у которых паровозы прицеплены в нужном направлении. Потом выждал, когда поблизости не окажется ни одного железнодорожника, подошёл к устройству и, удерживая нажатой кнопку четко сказал:

– Диспетчер, на четвёртом и на двенадцатом пути составы на Ростов или на Харьков?

Пацаны ошалели, когда услышали мой голос со всех громкоговорителей. А диспетчер без запинки ответила:

– С двенадцатого на Ростов, а с четвёртого в Харьковском направлении.

Вернувшись к пацанам я спросил:

– Слышали?

Они загалдели:

– Ну, ты даёшь!

– А как ты догадался?

– А за это не нагорит?

– Теперь бежим к нашему.

Пробравшись под вагоном поезда, стоявшего ещё без паровоза, я сказал Павлу:

– Этот к вам. Выбирай вагон открытый или на площадку садись, если твоя станция недалеко. А мы спешить будем, нам ещё через семь путей переходить, а паровоз к нашему уже подали.

Пока спешили к своему поезду, Павла состав тронулся, и мы боялись, что на свой не успеем. Но когда пришли к двенадцатому пути на поезде ещё даже тормоза не продували. Но тут обнаружилась новая трудность. На тормозной площадке ехать по холоду, да ещё и к вечеру, было не резонно. А вагонов с крышами и с открытыми дверьми не находили. Были крытые вагоны, но двери на них были задвинуты до упора, щеколды закреплены толстой вязальной проволокой и вдобавок ещё и пломбами были зафиксированы. Встречалось очень много порожних вагонов из-под угля. Но, во-первых они были без крыши, а во вторых, чтобы забраться в вагон у его торца закреплялись специальные скобы в виде лестницы, а внутри вагона таких лестниц не было и мы бы не смогли из них выбраться.

Наконец придумали решение. Нашли три железнодорожных платформы, на которых перевозили станки. Каждый станок был укрыт брезентовым покрывалом. Подсадив Кольку на платформу, заставили его проверить, можно ли залезть под брезент. Оказалось, что можно. Приходилось только сдвигать верёвку, опутывающую брезент внизу. А под верёвкой оказалось ещё много брезента не используемого. Поэтому если влезть под брезент, то можно даже лежать на нём, защитившись от ветра как плащом. Проследили, чтобы вблизи не было железнодорожников, и быстро забрались на платформы. На каждой стояло по четыре станка. Договорились, что поедем по три человека на двух соседних платформах. Витька, заявил, что поедет, на той платформе, на которой буду ехать я.

Не успели мы хорошенько устроиться, как поезд наш тронулся. Переехав по мосту Дон, поезд развил очень даже высокую скорость. Евдаково и Сагуны проскочили даже не сбавляя скорости, в Подгорном немного снизил скорость, но не остановился. Витька вылез из своего укрытия и пришёл ко мне посовещаться:

– Что будем делать, если он до самого Ростова без остановок будет переть? На такой скорости прыгать опасно будет. Ступенька из пластины, по которой залезали, низко, наверно, до полвины колеса в высоту. Но даже со ступеньки, если он так будет лететь, – разобьёшься.

– Да, он даже на семафорах не сбавляет. Видно, ему устраивают так, чтобы побыстрее нёсся.

– И что делать теперь?

– А тебе в Россоше придётся слезать. А там ты на рабочий поезд до своей Райновской вполне успеваешь.

– Да мне и не надо до Райновской. Я из города быстрее на попутках домой доберусь. А от станции мне домой далековато даже. Я ведь на втором отделении живу. А шоссейная почти рядом с нашим отделением.

– Так в чём же дело?

– Мне кажется, что он и в Россоше не остановится.

– В Россоше обязательно станет. Даже если не станет, там станция большая, поездов много и вокзал большой. В крайнем случае, ехать будет потихонечку, так, что свободно спрыгнешь.

– Ты так думаешь?

– Да я уверен просто.

– А как же вы с ребятами? Ведь у вас даже не станция, а полустаночек небольшой, пролетит, и глазом моргнуть не успеете.

– На большой скорости мы прыгать не будем, зато на Журавке все поезда останавливаются. Даже скорые пассажирские. Станция хоть и маленькая, зато там во все паровозы воду добавляют. Там вода какая-то особая, мягкая. Я её хоть и не щупал, но железнодорожники утверждают, что мягкая, – засмеялся я.

– Тогда ладно, пойду ложиться. А то сам уже замёрз и тебя раскрыл.

В Россоше поезд остановился, Витька не спешил слезать и хотел о чём-то ещё поговорить. Но я его прогнал, чтобы не привлекать к нам внимания. Тем более, что слышался стук молотков путевых обходчиков, которые проверяли соседний состав. Нам тоже повезло. В Пасеково ещё на входном семафоре, поезд резко затормозил, а приблизившись к полустанку, почти совсем остановился. Мы быстро спрыгнули со своих платформ, и поспешили домой. Было ещё совсем светло, и дорога оказалась сухой. Тут-то я и успокоился.

Хотя перед этим пришлось поволноваться. Когда поезд выехал из Россоши, я, приподняв брезент, обнаружил на станке интересный светильник. Снаружи он был покрашен, как и сам станок, зелёной краской, а внутри колпака блестела белая краска. В патрон была ввернута электрическая лампочка, такая, как у нас дома висели. На стояке были утолщения с шарнирами, благодаря которым сам колпак с лампочкой и стойку можно было сгибать и поворачивать в разные стороны. Совершенно непонятно почему, но очень захотелось своровать себе этот светильник и прикрепить дома над столом в вэлыкихати. К корпусу светильник крепился барашком, который сумел открутить без больших усилий. Но когда отсоединил крепление, оказалось, что провода внутри стойки не позволяют её отсоединить. Тут бы мне и оставить эту затею, но я стал с усердием тереть проводами об острый край крепления стояка к станку. Мучился долго, но, в конце концов, сумел перетереть оба провода. Раскрыл чемодан, сдвинул рычаги стояка и уложил светильник на дно полупустого чемодана, прикрыв сверху вещами.

И тут меня обуял страх нешуточный. Представил, что с поезда сходить придется, когда он остановится в Журавке. А там к поездам выходят и осмотрщики вагонов, и милиционер. Вдруг они нас застукают, что ехали на товарном, да ещё и защиту станков нарушили. И тут у меня обязательно найдут светильник и установят, что я при этом ещё и государственное имущество попортил. Мало того, что из техникума попрут, так ещё и в тюрьму посадить могут. Подумал даже, что можно попробовать прикрутить его назад. Но я уже и крепление погнул, и барашек потерял, да и провода испортил. Дрожал до самого Пасеково. И только выйдя на шоссе, отошёл от страха.

По пути договорились, что сразу же пойдём сегодня в клуб. Дома торопливо, но досыта поел, на вопросы отвечал впопыхах, потому что торопился в клуб. Чтобы до начала кино поучаствовать в танцах. Выкладывая светильник, соврал, что я его подобрал в техникуме, когда там ненужное оборудование сдавали в металлолом. Пообещав родителям всё очень подробно рассказать про техникум на следующий день, чуть ли не бегом устремился в центр.

Хотя только начинало вечереть, в клубе уже собралось много людей. На выходные вернулись в село не только те, которые учатся в десятилетке, в ПТУ и мы – техникумовские. Но и те, которые работали на производстве, если сумели договориться, чтобы их освободили от участия в митинге, тоже приехали погостить к родителям. А чтобы увидеться с друзьями и знакомыми, все стремились в клуб. В клубе с самого раннего вечера и до начала кино играла радиола, или Витька Калько на гармошке. Он же и пластинки на радиолу ставил по заявкам собравшихся. Теперь даже у нас в селе уже не танцевали ни кадриль, ни польку, а всякие старые народные, как барыню, яблочко или гопак даже и не вспоминали. Я помнил, как школьником мечтал научиться красиво плясать так, как старики умели. И даже сейчас подумал, что научись я хоть одной из этих старинных плясок, обязательно попросил бы поставить подходящую пластинку и пошёл бы танцевать. А на то, что это теперь не модно, не обращал бы никакого внимания. Потому что на красивый танец всегда все любят смотреть, хоть он модный хоть, не модный.

Но мы, техникумовские, и так смогли привлечь внимание собравшихся. Теперь в клубе в зависимости от музыки все танцевали три вида танцев. Под медленную музыку танцевали танго. В вальсе те пары, которые умели кружиться, чередовали шаги с кружением, а которые не умели – просто делали шаги, покачивая телами в такт музыки. Под быструю музыку танцевали фокстрот. Для этого танца партнёры держали друг друга, как и во время вальса, но шаги и покачивания корпусом делали быстрыми, и при этом ещё теми руками, которые у них были вытянуты в сторону, всё время делали быстрые круговые движения.

И тут нам представилась возможность продемонстрировать, насколько мы уже успели приобщиться к городской жизни. На быстрый танец мы выходили, не держась за руки, а просто останавливались один против другого и исполняли чарльстон. В техникуме мы ещё стеснялись так танцевать, а здесь танцевали лихо и непринуждённо, потому что вокруг все были свои. Я танцевал с Алёшкой, а Толик с Федькой. Колька, которому не было пары из умеющих так танцевать, вставал между Толиком и Федькой и они танцевали этот танец втроём. Зато, когда в клуб пришла Зинка Гузева, которая после окончания десятилетки поступила в россошанское медицинское училище, у Кольки появилась гораздо более предпочтительная партнёрша. При этом оказалось, что она этот чарльстон танцует даже лучше нас.

В кино мы решили не оставаться, чтобы отдохнуть с дороги и хорошенько выспаться. Когда уже собирались уходить, ко мне подошла Нелька наша и попросила:

– Жень, ты завтра перед праздником зайди к нам.

Мы с ней мало общались, потому что у неё были свои друзья, а у меня свои. Поэтому я даже удивился:

– Зачем?

– Потом, когда зайдешь, расскажу.

– А сейчас что, нельзя сказать?

– Так ты же домой собрался, а я уже билет в кино купила.

– Хорошо, зайду. Только я рано на праздник не собираюсь идти.