Балтийская сага

– Я тоже так думаю, – совсем по-взрослому сказала Люся. – Вадим, я сейчас покушаю, а ты через полчаса приходи.

– Ладно, приду.

Я положил трубку. И так живо представилась мысленному взору комната Лизы с печкой-буржуйкой в углу, а на печке кастрюля с блокадным супом, а из черной тарелки репродуктора – стук метронома: так-так-так-так…

Помотал головой, отгоняя видение.

Снова бросился в глаза Зайчик в телефонной книге. Майор-сатирик прилежно писал, не обращая внимания на мои телефонные разговоры. Эх, а вот возьму и позвоню.

Я набрал номер. Полминуты не было ответа. Потом я услышал кашель и голос… да, тот самый, довоенный, доисторический:

– Я слушаю.

– Зайчик, это ты?

– Да, я.

– Пиф-паф! – сказал я с нежностью.

– А-а, это ты, болван. Выжил, значит?

– Зайчик, как я рад, что ты живой!

– Да… ногу потерял, но живой… А как ты, кретин?

– Зайчик, я сейчас заплачу… Обзови меня еще как-нибудь, покрепче. Прошу!

– Ах ты, засра-анец, – мягко сказал он. И закашлялся.

* * *

У Лизы в комнате почти ничего не изменилось. Ну, не стало, конечно, буржуйки с коленом, упертым в форточку. Кровать была накрыта новым покрывалом, черным с голубыми полосами. А в углу появилась икона, – с ее темноватого фона пристально глядели Богоматерь и, у нее на руках, кудрявый младенец. Под иконой стояла на тумбочке ваза с красными цветами (возможно, геранью).

И Лиза не изменилась, разве что пополнела. Опять у нее, как до войны, была короткая стрижка. Мы поцеловались, и она, выскользнув из моих объятий, спросила, буду ли я кушать кабачковые оладьи и пить чай. Я, с утра ничего не евши, сказал:

– Конечно, буду. А то еще прихватит цинга.

Лиза не откликнулась на мою неуклюжую шутку. Сидя по другую сторону стола, она смотрела будто издалека. Будто не она вытаскивала меня из цинги весной сорок второго. Словно не было у нас ничего.

Я ел оладьи, очень вкусные. Пил чай и – не тревожил Лизу воспоминаниями. Только спросил – а как Покатиловы? Она коротко ответила: Клавдия Поликарповна умерла в январе, Покатилов жив и сильно пьет, а Ника вышла замуж за официанта какого-то ресторана, живет у него в Озерках, сюда приезжает дважды в неделю – готовит еду отцу и выпивает с ним. И слышно, как они орут друг на друга.

Еще я спросил Лизу, работает ли она по-прежнему в больнице. Да, там же, операционной сестрой, сутки на работе, двое суток дома, – и тут, взглянув на часы, она объявила, что должна пойти в храм. Именно так и сказала: «в храм», а не «в церковь». Я раньше не замечал ее религиозности, а вот теперь… ну ладно.

Мы прошли по коридору в плещеевские комнаты. В бывшем кабинете Ивана Теодоровича за его старинным столом (я остолбенел от неожиданности) торчали ноги – две маленькие ступни в малиновых носочках. Тотчас они исчезли, – появилась голова с черноволосыми косичками. Люся – прехорошенькая, с бойким выражением лица, – смеялась, глядя на меня синими глазами.

– Сколько раз тебе говорила: нельзя становиться на голову после еды, – сказала Лиза.

– Больше не буду! – ответила Люся, наверное, тоже не в первый раз, и подошла ко мне. – Это какой орден? – ткнула она пальчиком мне в грудь. – Красная Звезда? А это? Красного Знамени?

– Ну, я ухожу. Будь здоров, Вадим, – сказала Лиза, натягивая на голову черный берет.

Я подступил было к ней, чтобы обнять на прощанье, но она живо увернулась и вышла.

Что-то я совсем расстроился. Почему так не везет мне с женщинами? Я их люблю… да, люблю, сатана перккала… Но моя жена пишет, что не знает, «как жить дальше»… А другая женщина… бывшая подруга… накормила меня кабачковыми оладьями и ушла молиться богу… Что же мне делать, люди добрые? С отцом бы посоветоваться, но он уехал в Москву решать проблемы военной литературы.

Между тем моя сводная сестра, бойкое существо, теребила меня. Я посмотрел ее рисунки. Часто повторялся один сюжет: домик с двускатной крышей, а над ним яркая радуга.

– У твоих радуг неправильно расположены цвета, – сказал я. – Дай карандаши, покажу, как надо.

Люся из ящика стола вынула коробочку с цветными карандашами, и я нарисовал правильную радугу.

– А по-моему зеленое надо перед желтым, – сказала Люся. – Я сколько раз видела!

– Ты ошибаешься.

– Нет, ты ошибаешься!

Я вспомнил чье-то известное высказывание, что с женщинами не спорят, и махнул рукой. Пускай зеленое будет перед желтым.

Потом Люся показала свой гербарий. Между страницами книги лежали высохшие веточки и цветочки, и моя сестра поведала, где они были сорваны и как называются. А книжка называлась «Дети с маяка».

– Ты прочитала ее?

– Конечно! А ты был на маяке?

– Нет. Но видел их много. Я же моряк.

– Расскажи, расскажи! Зачем они?

Я рассказал, для чего мореплавателям нужны маяки. Люся слушала, как мне показалось, с недоверчивым видом. Наверное, она принадлежала к той части человечества, которую на мякине не проведешь (на маякине тоже, пришло мне в голову).

А потом – знаете, я просто поразился, – потом Люся вытащила из того же ящика стола альбом с марками. Мой старый альбом! Я-то думал, что он не сохранился, исчез, сгорел в буржуйке, – а вот же он, целехонький. С чувством умиления я листал альбом, узнавал свои марки. Вот Либерия… Cabo Verde – это Острова Зеленого Мыса… Треуголка Ньясы с портретом Васко да Гамы…

– Кто это? – ткнула в него пальчиком Люся.

Я стал рассказывать о плавании знаменитого португальца, и тут послышались быстрые шаги, в комнату вошла королева Марго. Таким было мгновенное первое впечатление. В какой-то книге видел я портрет Маргариты Валуа – тонкие черты лица, усмешливые губы, высокий лоб, волнистые волосы, схваченные золотым (или жемчужным?) ожерельем. Нет, у Галины Вартанян не было ожерелья в волосах, и одета она была не по-королевски, без плоеного воротника. (Да и вообще не мешало бы мне умерить свои фантазии, не совмещающиеся с реальным ходом жизни.)

Жене моего отца было лет тридцать пять или немного больше, роста она была невысокого, с хорошей фигурой, обтянутой ярко-красным жакетом и синей юбкой.

– Здравствуйте, Вадим! – Она говорила очень быстро. – Наконец-то появился!

– Здравствуйте, Галина Кареновна. – Я пожал ее тонкую руку.

– Просто Галина. Можно – Галя! Вы в отпуск приехали? Как, уже завтра уедете? В Кронштадт? Очень, очень жаль! – тараторила она, слегка шепелявя. – Лев очень расстроится. Он уехал в Москву дней на пять, там совещание военных писателей… А, вы уже знаете! Он вас обожает! Читает мне ваши письма…

– Говорите мне «ты». Я же ваш пасынок.

– Пасынок! – Галина звонко рассмеялась. – Люся, ты пообедала? Что ты ищешь в столе? Знаешь, пасынок, нам очень помогает Елизавета. Мы со Львом на работе, я ведь тоже в газете, в отделе культуры… Знаешь? Ну вот, Лиза кормит Люсю, когда та из школы приходит. И вообще… Ну, добрая душа!