Злоключения на острове Невезения

Во дворе их встретила Ольга:

– А мой где? Как съездили?

– Зимина завезёт и хлеб раздаст. Сейчас будет. Съездили нормально, сегодня по телеку нас покажут. У тебя что-то случилось? Ты вся вздёрнутая.

– Ника позвонила!

– Чего просит, денег или помощи?

– Она плакала. Говорит, они ей спать не дают, заставляют готовить и убираться, мальчики плачут всё время.

– Так в семье и бывает.

– Я позвонила Юльке, и она за ней приехала. Увозом забрала, с прогулки, безо всего. Юлька говорит, она дошла до крайней степени истощения. Увезла её на дачу к одним знакомым. Хозяйка – наша однокурсница, у неё и дети, и внуки… опытная. Вызвала своего врача. Она говорит, детям не хватает молока, а матери – отдыха. Ника спит уже четыре часа. Они одного мальчика ей поднесли, она кормила не просыпаясь, другого кормили уже детским питанием. Мне надо ехать!

– И что? Рванёшь к ней и будешь в попу дуть? Дмитрия побоку?

– Нет, что вы! Я поселю её в своей квартире, буду приезжать, чтобы помочь, но жить я буду с Димой. Только откормлю её немного и подлечу.

– Хочется верить.

Вечером смотрели телевизор. Сюжет в 7 минут: на фоне съёмок Дмитрия Ангелина скороговоркой дала краткую характеристику деревне, историю риелторских афер и их итог, потом рассказала о последней сделке. В конце она обратилась уже с экрана с вопросами: кто виноват и что делать?

Кроме Марьи Кузьминичны, никому это не понравилось. Зимин кричал, что надо было идти прямо к бесноватому кандидату; Лена до слёз обиделась, что её «снимали неприбранной»; Паня, кажется, обиделась, что сняли именно Лену. Всех пришлось утешать. Только Нюсе всё понравилось:

– Не ругайся, дедушка Зимин! Очень красивое кино! Деревня наша красивая, баба Лена такая красивая, старенькая бабушка Раиса Тихоновна очень красивая. А я с графскими брюликами совсем красивая!

Назавтра Ольга и Дмитрий уехали. Марья Кузьминична взяла с них обещание звонить, но понимала, что это всего лишь случайное знакомство, которое продлится некоторое время в виде коротких звонков и СМС, а потом сойдёт на нет.

Было раннее утро. Самое время пополоть, пока дети не проснулись. Но Марья Кузьминична вздохнула, взяла аптечку и пошла по деревне мимо Паниного дома. Постучала. Дверь оказалась незапертой.

– Давай-ка давление померю.

– Зачем?

– Давай-давай. Ну, ничего. Ты не закисай, иди на прополку, – посоветовала она, положила тонометр в сумку и пошла к дверям.

– Уехали? – прозвучал вопрос.

– Зря ты. Открылась бы. У тебя внучка, два правнука. А у Олечки твоей и мать, и отец живы. Она бы обрадовалась!

– Нет, не могу! Ни ему, ни ей.

Марья Кузьминична вздохнула и повернула к дому.

Через неделю в деревню Второе Рясово прибыл сам губернатор. Он с интересом понаблюдал, как рясовские мужики, матерясь, сбивали плот, потом выслушал пояснения районного энергетика у трансформаторной будки, потом с улыбающимся лицом зашёл во двор Марьи Кузьминичны, где сидела уже собранная в дорогу «аристократка», а хозяйка уговаривала её забрать брошь. Гостья надменно отказывалась: «Мы, Щербатовы, решений своих не меняем!» Пришлось сунуть розу в карман, не показывать же дорогую вещь посторонним! Хоть и говорила Ольга, что надо возвращать подарок при свидетелях, но, если за квартиру бабку чуть не убили, то за бирюльку, которую в кулаке унесёшь, точно убьют!

Ну вот, придётся теперь ещё раз ехать в Новогорск своим ходом!

Вечером повела ребятишек посмотреть, как мужики продолжают строить плот:

– Привет Гекельберри Финну и негру Джиму!

Тимофей прыснул. «Ба, ты что?», – теребил её Вова. Тимофей сказал:

– Вашему поколению не понять. Любимая книга детства.

Присела на брёвнышко, рассказала о своей проблеме. Тимофей пожал плечами. Рясов забурчал:

– Да выброси ты эту хрень к такой-то матери!

А Зимин сказал:

– Я вот при мужиках тебе скажу: прошлый раз был неправ. Ты с телевидением вопрос правильно решила. И картинки сразу сообразила, какие подобрать, и в нужную компанию обратилась, чтобы вопрос решился, и права не качала, только малость намекнула, что хуже будет. Я человек невыдержанный, дров бы наломал, а толку, может, и не добился бы. И теперь, думаю, не прятать эту цацку надо, а орать на всех углах. Может, я и не прав, но я бы этой симпатичной женщине Ангелине позвонил бы. Пусть она передачу про эту брошку сделает. И пусть у бабки её кто-нибудь купит. Ей будет и добычнее, и спокойнее.

– А что, дело ты говоришь. Завтра с утра и позвоню.

Ангелина сказала:

– Стоимость от нескольких тысяч? Вещь не уникальная. На расследование не тянет, но неприятности доставить может. Давайте я просто сниму вас на телефон, как вы будете бабуле эту вещь передавать.

На том и сговорились. Марья Кузьминична решила поездку отложить до тех времён, когда внуки домой вернутся: оставлять их одних не хотелось, соседки бы приглядели, но всё-таки пожилые они, могут не уследить. Но по случаю пришлось Зимину жену в больницу на обследование сопровождать, он и предложил ей ехать с ними вместе:

– И свой вопрос решишь, и нам поможешь!

Определив Нину в стационар и позвонив Ангелине, они отправились к Раисе Тихоновне. Вылезая из переполненной маршрутки, Зимин ворчал:

– Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным! Придавило бы бабку в поповском доме вместе с той нечистью риелторской – и не пришлось бы тебе сейчас колготиться!

Присели на скамейку у подъезда, ожидая Ангелину. Вскоре и она подъехала на микроавтобусе телекомпании. Поднялись на второй этаж. Из-за двери слышался спор на повышенных тонах.

– Ну, опять кто-то бабку прибить хочет, – пробурчал Зимин.

– Подождите, не звоните, – остановила его Ангелина. – Я оператора вызову.

Поднялся с камерой оператор, и Ангелина одним жестом отправила стариков в арьергард. Открывшему дверь мелкому мужчине неопределённого возраста она скороговоркой сказала:

– Новогорское телевидение, мы к Щербатовой!

И проскочила мимо него в квартиру, где за столом напротив хозяйки сидел ещё один гость. Представилась. Познакомились. Внучатый племянник, член Союза потомков Российского Дворянства Щербатов. Искусствовед Сойкин.

Оказалось, что спор был как раз о розе. Родственник привёз искусствоведа, чтобы оценить семейную реликвию – подарок Екатерины Великой предку, а Раиса Тихоновна ему в ответ: «Я подарила брошь внучке горничной!»

– Ни фига себе, Кузьминична наша горничная, – вспылил Зимин. – Да Огородниковы по сравнению с вами – королевской крови! Аристократы, блин горелый! Бабку без жилья оставили, на смерть вывезли в развалины, так внук голубых кровей даже не почесался! Деревенские люди бабку у себя поселили, поили-кормили, дерьмо выносили! Она ребёнку эту цацку дала поиграть! Мы возвращали – не берёт! Вот, пришлось в страду ехать, терять время и деньги, чтобы от этой докуки избавиться! Ангелина, снимай! Кузьминична, доставай побрякушку, отдавай – и пошли!

– Золотая брошь с бриллиантами – побрякушка, – поднял брови внучок.

– Золотая, но с хрусталём, – ответила Марья Кузьминична, протягивая брошь хозяйке.