Злоключения на острове Невезения

Бабка не взяла. Искусствовед перехватил розу и вынул лупу из кармана:

– Алексей Семёнович, вещь из золота, тут и проба есть, 56-я. Но камни – горный хрусталь. Ориентировочно конец девятнадцатого века.

– Что?!

Выдержка аристократа покинула. Он визжал и ругался, грозил всех посадить. Зимин рявкнул:

– Ишь, грозный какой! Рабочий и колхозница ему артефакт подделали! Серпом и молотом! Ангелина, сняла? Пошли отсюда на хрен!

Остановились у микроавтобуса. Ангелина предложила подвезти – отказались, удобнее на трамвае – и до автовокзала. Оператор поцеловал руку Марье Кузьминичне и долго тряс руку Зимина:

– Респект! Я бы, откровенно, и за бабку бы не подписался, и побрякушку бы возвращать не стал! Но благородных людей ценю!

В последующие дни Щербатов развил бурную кляузную деятельность. Он написал заявление в прокуратуру; он давал интервью в прессе; он разместил материалы о «Золотой розе Екатерины II» на сайте своей дворянской организации: фотографию Раисы Тихоновны 50-х годов с приколотой розой, фотографию её матери 30-х годов, где она тоже была с брошью, только на голове и, что самое неприятное – фотографию Нюси с розой на фартуке.

Тимофей, показавший эту электронную публикацию Марье Кузьминичне, сказал:

– Абсолютно не дворянские физиономии. Эта – типичная комсомолка, а Раиса наша в молодости – просто провинциальная мещаночка. Самое благородное лицо тут у нашей Нюси.

Марья Кузьминична была на пределе. Когда к ней приехал следователь, она спросила:

– В чём меня обвиняют? Я подделала ювелирное изделие?

– В том, что не подделывала, я точно уверен. Но, может быть, кто-нибудь, пока вещь была у вас, её подменил?

– Там искусствовед был. Он сказал, что вещь относится к концу девятнадцатого века. Выясняйте, кто подделал эту вещь сто с хвостиком лет назад и гонялся за владельцами, чтобы подменить.

– А откуда вы узнали, что это хрусталь? Все утверждают, что вы сказали это ещё до резолюции искусствоведа.

– Смотрите, вот фотография моей внучки и Щербатова рядом с ней. Это в доказательство того, что брошь она дала ребёнку сама.

– Она мне это подтвердила: подарила и назад не возьмёт. Но теперь этот… её внук требует признать её невменяемой!

– Вот пусть сначала признает! А пока он вывешивает в сети Нюсенькину фотографию как доказательство того, что роза похищена! А спокойно стоящую рядом бабку отрезает! Так вот, снимал их один знакомый, майор столичной полиции, между прочим. А его жена, известная художница и лауреат различных художественных премий, причёсывала Нюсю и поправляла на ней одежду перед съёмкой. И сказала мне: верните цацку от греха, это золото с хрусталём и стоит от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч.

– А не могла она…

– Хватит! Они приехали писать пейзажи и ловить рыбу за несколько дней до того, как бабку к нам привезли! Совершенно случайно здесь оказались!

– Не обижайтесь, никто ни на кого из вас не думает! Эти самодельные дворяне готовы любого с дерьмом смешать, чтобы доказать своё высокое происхождение. У него нет никаких доказательств, что эта побрякушка драгоценная была. Пусть в девятнадцатом веке концы ищет. Я своё дело сделал: вас опросил. Извините за беспокойство.

Наконец-то в Утятине открыли после ремонта детский садик. Сначала Наташа хотела приехать за детьми, но потом Марья Кузьминична решила отвезти их сама. Позвонила Женя, похвалилась, что у неё в гостях сын, и пригласила повидаться с приехавшим.

Марья Кузьминична уже больше года не виделась с собственным сыном. Она по-прежнему была в обиде на него, ведь он даже не пытался с ней связаться, но понимала, что повидаться надо. Остановилась у золовки, а та заранее предупредила Вову, что мать придёт в гости вместе с ней и сыном. Визит прошёл натянуто, но при тётке и двоюродном брате отношения выяснять никто не пытался. Назавтра даже договорились, что бабушка заберёт внука из садика пораньше и сводит его в цирк шапито. Не сказала она только, что вместе с ними пойдут Вова и Нюся.

Нюся в ожидании представления так возбудилась, что практически не спала после обеда. Только задремала и тут же вскочила:

– Мы не опоздаем?

Вова засмеялся, хотя и сам к выходу приготовился заранее, нарядился сразу после обеда. Марья Кузьминична махнула рукой и сказала:

– Давайте перед цирком ещё куда-нибудь сходим! Например, в музей.

Ребятишки застряли прямо у входа перед чучелом медведя. А Марья Кузьминична прошла чуть дальше и увидела свою сверстницу, работницу музея Елену Игнатьевну. В школе они учились в разных классах, не дружили, но общались нормально. И сейчас остановились, обмениваясь новостями. Потом Елена Игнатьевна посмотрела на Нюсю, прилипшую к коллекции бабочек и заскучавшего рядом с ней Вову и сказала:

– Раз времени у вас сегодня мало, пойдём посмотрим один только зал – крестьянского и помещичьего быта. Лапти и бальные туфельки, коклюшки и дуэльные пистолеты – это всем интересно.

Она показала на дверь рукой, и Нюся побежала впереди. Женщины не спеша двигались за детьми. В зале дети переходили от витрины к витрине, то и дело останавливаясь, а они встали у входа, продолжая разговаривать. Скользя взглядом вслед детям, Марья Кузьминична вскрикнула. На стене висел портрет молодой девушки в бальном платье с шарфом, приколотым к рукаву золотой розой.

– Что? – испугалась Елена Игнатьевна.

Марья Кузьминична включила телефон и показала фотографию Нюси с розой.

– Откуда у тебя это?

– Некогда рассказывать. Кто эта девушка?

– Это работа художника Петра Лукьяновича Алексюты. Примерно 1910 год. Ирина Владимировна Барташевская, племянница последнего владельца имения Озерки.

– Они имеют какое-нибудь отношение к Щербатовым?

– Князьям? Вряд ли. Барташевские не слишком родовиты были.

– У нас с этой розой связана очень неприятная история. У вас тут нет интернета?

– Конечно, есть.

– Лена, я тебя прошу как специалиста, посмотри материалы прессы с обвинениями в мой адрес.

– Что искать?

– Я сейчас попрошу моего соседа, чтобы он на твой адрес ссылки скинул. А сама зайду к тебе завтра.

Цирковое представление Марья Кузьминична практически не видела. Может быть, Лена найдёт связь между этими двумя фамилиями и выяснит, кто у кого спёр эту цацку!

– Ты, конечно, влипла, – с сочувствием сказала Елена Игнатьевна при утренней встрече. – Я просмотрела все публикации, это, безусловно, бред. Ювелирному делу мы не обучены. Но нервы они тебе ещё потреплют. Кто свои дворянские грамоты восстанавливают, они же упёртые, они уверены, что земной шар вокруг их пупка крутится. Я довольно основательно прорабатывала переписку Барташевских. Дважды упоминалась там роза Барташевских. Я думала, что это поэтическое имя какой-нибудь девицы в их семье, в частности, Лидия слыла красавицей. А теперь перечитала и думаю, что речь шла об украшении. Хочешь, я дам тебе адрес далёкого потомка этой семьи? Он в Америке строительной фирмой владеет, но очень прилично знает русский язык. В прошлом месяце чудовищная история произошла, Катю Васильеву похитили. Он очень нашей полиции помог, подтвердил посланникам похитителей, что она наследница большого состояния. Катька наша ведь праправнучка этой Ирины, – она кивнула на портрет. Я ему кое-что из писем и дневников предков отсканировала, он воспоминаниями своего двоюродного деда поделился. Спроси его о розе!

– А!

Марья Кузьминична села за клавиатуру и в нескольких строках изложила свою ситуацию, присовокупив 3 фотографии: портрет Ирины Владимировны, групповое фото во дворе Рясовского дома с Нюсей, украшенной розой, и Раисой Тихоновной рядом с ней и фото Нюси с розой крупным планом. Попросила ответ прислать по электронному адресу Тимофея.

Через день она уже была дома.

А ещё через день ей позвонил Тимофей:

– Марья Кузьминична, вам тут пришло такое длинное послание! И фотографии! Не хочу пересказывать, лучше, если вы придёте и прочитаете сами с экрана! Вы обрадуетесь! Жду!

«8/13/2011