Злоключения на острове Невезения

– В нашу деревню, как вода от осенних дождей поднимется, медицинская помощь не доберётся до ледостава. Живём на горушке, окружённой водой и трясиной. Даже вертолёту сесть некуда. Так что, милая, сделай мне набор лекарств и инструментов на все болезни.

– Тогда и хирургический набор на случай аппендицита, – хмыкнула та.

– Могу и аппендицит вырезать. Но лицензии не имею. Закончила то же здешнее медучилище, что и ты. Только лет на тридцать раньше.

– Ну уж, тридцать, – засмущалась польщённая провизорша. – От силы лет двадцать.

«Десять – пятнадцать», – подумала Марья Кузьминична, но эту мысль оставила при себе. Главное, что контакт налажен. Женщина расстаралась, предлагала новинки, о которых пенсионерка не знала.

Вечером легла ближе к полуночи. Сандра, как она и предвидела, не пришла.

Ночью проснулась от постороннего звука. Было непривычно темно. Она не сразу сообразила, что сквозь шторы не пробивается свет от уличных фонарей. Щёлкнула выключателем ночника, свет не зажегся. Снова какой-то писк за дверью. Встала, включила телефон: час быка, начало третьего. Подсвечивая им, открыла дверь. Привалившись к стене, у двери сидела Сандра. Марья Кузьминична подхватила её под мышки и затащила в номер:

– Что же ты раньше не пришла?

– Я… лежала… на полу…

До неё не сразу дошло:

– Без сознания, что ли? Опять ударил?

Сандра засмеялась каким-то лающим смехом:

– Не ударил. Избил.

Марья Кузьминична догадалась вытащить из розетки фонарик и осветила девушку:

– Боже! Я вызываю скорую и полицию!

– Не надо. Я потом всё равно откажусь. У меня воли нет давно…

– Ладно. Сделаю что смогу, – и забегала, приговаривая. – Нехорошо это, обмываю тебя на полу, как покойницу.

– Так я же вчера умерла, – тихо засмеялась Сандра.

– Стоп. Глубоко не вдыхать, кашлять и смеяться на малом выдохе. Не исключено, что рёбра сломаны.

– Не-е. Трещины в худшем случае. Я знаю, как это…

– Что, уже ломал? Убить тебя мало за всё твоё унижение!

За окнами замигал свет. Следом включился ночник над кроватью. Марья Кузьминична включила люстру и ахнула: чёрные волосы девушки на затылке слиплись от засохшей крови.

– Что же я делать с ними буду! Ой, тут рана глубокая! Надо концы сшивать, значит придётся этот участок выстригать. А сначала перекисью размачивать.

– Это долго. Обрежьте их совсем. Наголо!

– Ты что?

– Вы же сказали, что перекрашивать надо. Свои-то у меня рыжие. А эти – и крашеные, и наращенные. Кругом не свои. И потом… в таком виде я уж точно ему не нужна.

– Ага. Если только в качестве боксёрской груши. А ведь, действительно, корни на миллиметр светлые, – бормотала Марья Кузьминична, подрезая волосы. – Слушай, неровно получается. Можно, я бритвой?

Как ни старалась аккуратно действовать вокруг раны, но кровотечение возобновилось. Хорошо, что она не оставила закупку аптечки на последний день! Побрызгав обезболивающим спреем на рану, она сказала:

– Что бы такое в зубы? А, вот, ложка одноразовая. Сожми, шить буду! Ой, а что это у тебя с глазами?

– Что? А, это линзы цветные. Выпала одна… наверное, когда там на полу лежала.

– Слушай, совсем другой человек! Глазки такие голубенькие, славные, и даже лысая голова тебе идёт.

– Ага. Гармонирует с синяками и ссадинами.

На всё ушло почти два часа. Когда, уже перевязанная и одетая, Сандра прилегла на кровать, Марья Кузьминична выключила свет и расшторила окно:

– Жаль, кажется, свет больше вырубать не будут. Придётся тебя через окно эвакуировать.

– Со второго этажа?!

– А что, батареи здесь чугунные, трубы стальные. Я сегодня трос хороший купила на нашу водовозку, вот закреплю за отопление, тебя в петлю усажу и буду помаленьку стравливать. Мы вчера с Лизой ходили к охране кино смотреть про мою драку, я запомнила, что тут камеры охватывают. Очень удачно, что ты из своего номера переходила в мой, когда света не было и камеры не работали. Эту пристройку над входом камеры видят только с левой стороны. Моё окно не видно. Так что спускаю тебя на правую, ты вдоль стены отходишь назад метров на десять, а потом выходишь на дорожку и топаешь к воротам, вроде как мимо проходила, по малой нужде зашла. Из ворот выходишь – и через дорогу. Идёшь налево очень долго, квартала четыре. А они немаленькие. Когда увидишь на противоположной стороне заправку – считай, дошла. За ней – магазин, дальше начинаются старые двухэтажные дома. Второй – тот, что тебе нужен. Раньше на другую сторону не переходи, там люди, там опасно. Вход со двора. Код от двери – вот, на бумажке. Слева на первом этаже нет жильцов. Вот ключ. В коридорчике стоит диван, я его сегодня влажными салфетками протёрла. Выключатель справа, но свет лучше не включать. Вот тебе фонарь. Отопления там нет, но от квартир тепло идёт, в пуховике не замёрзнешь. Теперь тебе надо внешность изменить.

Сандра засмеялась:

– Да куда уж ещё!

– Цыц! Фигура у тебя… запоминающаяся. В виде шнурка. И лицо мертвенно-бледное, как у покойницы. Косметики у меня нет, но сейчас кофе разведу и покрашу в лучшем виде. А фигуру утолстим деревенскими гостинцами. Капюшон не натягиваешь, это будет горб. Поверх джинсов – лыжные штаны с начёсом, Тимоше покупала. Поверх сапог – войлочные боты, тоже ему. Поверх шапки – моя шаль пуховая. Поверх пуховика – Панино пальто. Этикетку не оторви, она ей будет особенно дорога, это год её выхода на пенсию. Вот так, заправила. Ну, глянь, какая симпатичная упитанная горбатая старуха!

Сандра посмотрелась в зеркало и прыснула:

– Надо добавить ещё один штрих к этому образу: я буду хромать!

– Так, поменьше, только слегка приволакивай ногу. За воротами прекращай. Быстро идти ты не сможешь, обувь будет сваливаться, придётся шаркать. Если уж будет невмоготу, разуешься. Всё остальное снимешь только на месте. Вот, в кошёлку сложишь. И ложись спать. После одиннадцати выйдешь к остановке на противоположной стороне, сядешь на 22-й автобус, и едешь до кольца станкостроительного. Там остановка междугородних рейсов. Ох, у тебя ведь телефона нет. На вот, надень мои часики старенькие. Новогорский автобус отходит от вокзала в 12 часов. Я буду на нём. Повтори маршрут… так, всё правильно. Садись в петлю. А эту пропусти под мышками. Больше ни слова! Ложись на подоконник и спускай ноги на козырёк. Не бойся, я тебя удержу!

Когда трос ослаб, Марья Кузьминична перевела дух. Втащила его в комнату и, скручивая, наблюдала, как на дорожке, шаркая и прихрамывая, прошла нелепая фигура. Когда она скрылась за воротами, перевела дух, задёрнула шторы и принялась за уборку. Волосы и окровавленные тряпки сложила в пакет, чтобы выбросить потом подальше от гостиницы. И линзу туда же. Подумала, что в коридоре могли остаться следы, но решила отложить это дело до завтрака, слишком странной будет выглядеть на мониторе постоялица, затеявшая уборку коридора в 4 часа утра.

Действительно, кровь осталась от головы сидящей девушки на стенной панели, и ещё несколько капель на полу, что она обнаружила, когда отправилась утром в ресторан. Как хорошо, что горничные не приступили к работе! Уронила карточку и неуклюже наклонилась, придерживаясь рукой с влажной салфеткой за стену. Так, чисто. А теперь с пола. А, вот она, вторая линза. Порядок!

После завтрака принялась укладывать вещи, собираясь ещё полежать потом с полчаса перед отъездом. Но тут в дверь постучали. Открыла. Горничная, и с ней два мужчины, один в полицейской форме. Сердце заколотилось: что с девушкой?

– Разрешите войти?

– Да пожалуйста! Что, или мой спарринг-партнёр всё-таки пожаловался?

Мужчины переглянулись, женщина улыбнулась. Похоже, среди работников гостиницы запись пользуется успехом.

– Мы разыскиваем Александру Тимонину.

– А кто это?