Когда белые древа перестанут цвести. Том первый

Люи на миг задержался возле ворот, прежде чем исчезнуть из вида.

– Я постараюсь вернуться вовремя! – пообещал он и был таков.

Бабушка Яо покачала головой и продолжила выметать сор со двора.

Обычно по утрам в деревне Лэй стояли густые туманы. С первыми лучами солнца они начинали редеть, и полностью таяли через два-три часа. Если было пасмурно, туманы могли висеть и дольше, кутая блёклые улицы деревни в размытые покровы. В любой другой день Люи не волновала бы плохая погода – но только не сегодня. Ведь если будет пасмурно и туманно, то это испортит всё божественное явление.

Словно в ответ на его мысли сквозь плотные облака пробился робкий луч солнца. Вслед за ним ещё один, и ещё. Мягкие золотые лучи разгоняли туман медленно, но верно – совсем как бабушка Яо выметала со двора мусор. Улыбнувшись этому сравнению, Люи про себя рассмеялся. Его хорошего настроения в этот день не могло испортить даже ноющее тело.

Пробегая по улицам, юноша заметил, что со всех домов поснимали фонарики, отпугивающие духов. Обычно их вешали при входе, чтобы спровадить божественных духов-шпионов, которые, по поверьям, густо населяли мир. Однако в день божественного явления нельзя было допустить, чтобы властелин увидел эти фонарики, поэтому все их убрали до того времени, пока бог не уйдёт.

Вскоре Люи услышал гул толпы, а подойдя к воротам центральной площади, увидел, что на ней действительно собралась вся деревня. Над головами зевак виднелось пламя ритуального огня, расположенного на возвышении в середине. С четырёх сторон к нему подбирались ступенчатые подъёмы, у одного из которых рядами стояли «гуншэнь» – претенденты на роль божественной дани.

Остальные люди теснились по краям просторного квадрата площади, словно не решаясь ни на шаг подступиться ближе к центру. Как правило, на других праздниках глава и старейшины деревни занимали места на возвышении у ритуального огня – однако на этот раз они не могли позволить себе оказаться выше бога, поэтому расположились внизу.

Вклинившись в толпу, Люи стал протискиваться ближе к воротам, через которые должен был прийти властелин. В том месте осмеливались становиться только самые любопытные и бесстрашные, и толпа там выглядела куда более редкой.

Люи знал, что ребята из приюта делали ставки, кто дольше простоит у этих ворот. В награду смельчаку они готовы были отдать значительную часть сбережений. Впрочем, никто из них не поставил бы на Люи, потому как он мог вытворить что угодно. Да и отдавать деньги тому, кто вернёт их обратно в виде бесполезных вещей вроде бумаги и чернил, не имело смысла.

Люи протискивался через толпу, подмечая, как с каждым чжаном ослабевало её давление. Он кожей чувствовал висящее над площадью напряжение, перемешанное со страхом и толикой интереса. Однажды просунув голову в просвет между зеваками, юноша увидел родителей гуншэнь, выстроившихся впереди остальных людей, а затем и самих юношей и девушек.

Все они стояли бледные, без кровинки в лице. И если юноши могли сохранять хотя бы относительно невозмутимый вид, то по лицам девушек было заметно, что прошедшую ночь они провели в слезах.

Окинув молодёжь любопытным взглядом, Люи выхватил среди прочих Ни Сяоли. Он собирался помахать ей, чтоб поддержать несчастную девушку, но кто-то грубо засадил ему локтем под дых, и он согнулся, пересчитывая звёздочки. После этого юношу несколько раз пихнули в спину и в бок, обругали отборной бранью и наконец вытолкали в нужном направлении. Люи потёр ушибы и поморщился. Как будто мало ему было синяков от циновки.

Пока раздумывал, куда лучше встать, он незаметно для себя оказался у края толпы. Вся площадь просматривалась отсюда как на ладони. Старейшины действительно постарались на славу, чтобы привести её в надлежащий вид: они не только украсили всё вокруг фонарями и ленточками, но даже выщипали траву меж каменных плит.

В одном из дальних углов площади Люи увидел огромный церемониальный барабан на бронзовой подставке в виде черепахи. Прежде он знал о нём только из рассказов бабушки Яо. Теперь, увидев инструмент воочию, юноша по-настоящему впечатлился. Должно быть, нелегко было притащить его сюда. Интересно, как он пролез в ворота? И где хранился всё то время, пока не использовался? Люи едва мог припомнить хотя бы пятёрку мест в деревне Лэй, где можно спрятать такую громадину.

Может быть, поместье старосты? Или внутренний двор другого дома, куда простым смертным вход запрещён? Но тогда бы мальчишки из приюта непременно всё разузнали и попытались проникнуть на закрытую территорию. Или наведались поглазеть на сам дом.

Раздался гонг, возвещавший о скором начале церемонии. Один такой Люи уже слышал перед тем, как выбежать из храма. Если это был второй, значит, ждать оставалось недолго. Отследив направление звука, юноша увидел, что его источник находился в другом углу площади.

К его удивлению, это оказался вовсе не тот гонг, который использовали в деревне обычно. Видимо, его тоже доставили сюда для сегодняшней церемонии. Гонг был испещрён символами звёздного круга, по которому монахи определяли даты значимых событий. Как правило, делалось это в Удэ – духовном центре Восьми Провинций – или в храме богов Аньяна, столицы Йоушань. В других местах вряд ли кто-то умел им пользоваться. Во всяком случае, Люи не знал ни одного такого человека.

Продолжая блуждать по площади взглядом, юноша заметил, как глава деревни отделился от группы родителей и направился в сторону ритуального огня. Следом за ним шли несколько слуг, которые несли высокий бронзовый стол, свечи, кувшины с водой, вином и кровью ритуального быка, блюдо с просом, нефритовый сосуд и другие церемониальные предметы.

Из разговоров в храме Люи знал, что это просо было выращено на специальном поле, за которым ухаживали монахи. Братец Су говорил, что только самые высокопоставленные служители богов допускались туда. Они же изготовили и вино для церемонии. А в нефритовый сосуд будет положена прядь волос божественного избранника. Этот сосуд запечатают подобно урне с прахом и передадут родителям того, кто отправится в Шаньшэнь. С этих пор он или она будет считаться умершим.

Глава деревни остановился перед гуншэнь, критически оглядел молодёжь с головы до ног и жестом велел всем немного рассредоточиться.

Этих юношей и девушек начали готовить к церемонии за несколько месяцев, чтобы убедиться, что они всё сделают правильно, но одно дело – наставления и совсем другое – реальность.

Старейшины верили, что от соблюдения церемониала будет зависеть расположение богов к жителям деревни Лэй. Может быть, они великодушно ниспошлют здешней земле побольше дней с хорошей погодой, чтобы урожай родился обильным. Или принесут редких пилюль, на продаже которых можно будет хорошо заработать.

Увидев, что его молчаливый наказ исполнен, глава деревни развернулся к гуншэнь спиной. Его помощники поставили перед стариком тяжеленный стол, который кое-как притащили аж вшестером, и разложили на нём ритуальные предметы. Затем они помогли старейшине омыть руки и с поклоном удалились.

Рассматривая церемониальный наряд главы деревни, Люи дивился, зачем использовать настолько сложный костюм? Неужели богам действительно важно, кто во что одет? Он мельком взглянул на свои одежды. Тёмные штаны, старая обувь, наверняка сменившая не одного владельца, рубаха с высоким воротом и закатанными рукавами. Изящностью тут и не пахло. Хотя, при всём желании выбирать ему не приходилось, ведь храмовые сироты одевались в те вещи, которые односельчане носили им в дар.

Закончив с приготовлениями, глава деревни замер перед алтарём. Остальные старейшины также заняли свои места: они расположились на маленьких жёстких подушках, выложенных полукругом возле гуншэнь.

Среди родителей поднялось волнение. Люи слышал, как тяжело вздыхали и охали женщины. Мужчины цыкали на них, призывая молчать.

Вновь раздался гонг, оповещая о начале церемонии. Народ невольно подался вперёд и насел на Люи. Юноша непроизвольно попятился назад и впечатался в стоявших за ним людей. Вопреки ожиданиям, толпа приняла его мягко и не противясь.

На площади показался главный настоятель храма богов. Вместе с его приходом братья ударили в церемониальный барабан. Народ вздрогнул. Под гулкий ритм, разносящийся по округе, настоятель приблизился к центру площади. Он также был облачён в сложный наряд, только, в отличие от одеяний главы деревни, его тёмный пао покрывала вышивка в виде множества серебряных звёзд.

Монах не подошёл сразу к алтарю, а сначала описал круг между претендентами на роль божественной дани и старейшинами, сидящими на подушках. В его руках была нефритовая чаша с киноварью и кисть, которой мужчина стал наносить символы на каменные плиты.

Настоятель передвигался от одной точки площади к другой с удивительной ловкостью, его движения складывались в замысловатый танец, и это зрелище завораживало Люи.

Когда он был младше и мог свободно слоняться где хотел, он не раз наблюдал за тем, как старший монах упражнялся в саду. Несмотря на преклонный возраст, мужчина мастерски владел своим телом. Несколько лет назад юноша даже подумывал о том, чтобы сделаться послушником, но вскоре его распределили в помощники к господину Ни.

Закончив наносить символы на плиты, настоятель приблизился к главе деревни и обменялся с ним поклонами. Затем он отставил в сторону чашу, положил кисть и оглядел алтарь. Заученными движениями монах зажёг свечи и принялся читать молитвы над блюдом с просом и чашей с ритуальным вином. Мужчина по очереди воздевал блюдо и чашу к небу, прося богов принять эти символические дары и в наступающем периоде позаботиться о деревне Лэй.

Затем они вместе с главой прошли по рядам гуншэнь, поднося каждому вино и обсыпая коричнево-золотистыми зёрнами. Всякий раз, когда монах вскидывал руку и подбрасывал горсть проса, громко выкрикивая молитвы, девушки вздрагивали.

Барабанный бой ускорялся, меняя ритм. Вино в чаше закончилось как раз на последнем претенденте. На блюде осталась лишь маленькая горсть проса, которую настоятель храма, поднявшись по ступенькам, бросил в огонь. В этот момент солнце осветило площадь, и толпа взволнованно зашумела о том, что боги благосклонно отнеслись к предложенному подношению.

Вернувшись к алтарю, монах взял в руки чашу с кровью церемониального быка. Он ещё раз подошёл к каждому юноше и каждой девушке и одним быстрым движением нанёс алые росчерки на их бледные губы.

Одна из матерей, не выдержав этого зрелища, разрыдалась. Старейшины, сидевшие на подушках, жестами приказали увести её с площади. Толпа заволновалась, и Люи потянуло в сторону. Он увидел рядом с женщиной, которую уводили прочь, госпожу Цан. На этот раз она предстала перед ним не просто высохшей и тощей – из неё словно за одну ночь вытянули все соки. Госпожа Цан по-прежнему сжимала руки так, будто в них находился кнут, с которым она ни на миг не расставалась в поместье Ни, но как-то рассеянно. Она словно была не в себе.

Посторонившись, чтобы пропустить уходящую соседку, госпожа Цан встретилась взглядом с Люи. Сначала она смотрела отрешённо, будто сквозь него, но внезапно в её глазах мелькнул недобрый огонёк. Осанка потухшей женщины выровнялась, и она гордо вскинула голову. Люи обдало холодком. Он невольно попятился назад, но упёрся спиной в крупного мужчину. Тот собирался грубо отпихнуть юношу в сторону, но, увидев на его шее край божественной метки, сдержался и просто отодвинул его, пробурчав, что детям тут не место.

Когда рыдающую женщину провели мимо, толпа снова сомкнулась, а настоятель храма завершил ритуал под грохот барабана, превратившийся в сплошной гул. Братья-монахи в последний раз ударили по толстой воловьей коже, и над площадью повисла звенящая тишина. Глава деревни и старший монах направились к воротам, возле которых по традиции должны были первыми приветствовать бога.

Солнце ярко сияло над деревней Лэй, туман окончательно рассеялся. Люи приложил ладонь к лицу, чтобы дать глазам тень, и прищурился. Вдруг ему показалось, что по площади перемещается маленький лучик света. Юноша привстал на цыпочки, вытянулся, насколько мог, и пригляделся внимательнее. Он готов был поклясться, что видит смутные очертания неизвестного существа, состоящего из солнечных лучей.

Это существо парило в воздухе, следуя к воротам за главой и настоятелем, и буквально трепетало от радости. Люи настолько увлекла эта находка, что он не заметил, как снова оказался в первых рядах зевак.

Если припомнить, когда Люи был помладше и у него было больше свободного времени, он частенько бегал гулять за деревню в лес и там видел таких же солнечных зайчиков. Тогда он не придавал этому особого значения, а воспринимал их как часть мира, в котором жил. Но чем взрослее юноша становился, тем реже эти существа попадались ему на глаза. Может, и правда срабатывали охранные фонари?

Погрузившись в эти мысли, Люи потерял из вида солнечное существо так же внезапно, как и нашёл. Вздохнув, он вернулся к созерцанию церемонии.

Всего в нескольких шагах застыли в нижайшем поклоне глава деревни Лэй и настоятель храма богов. Видно было, что стояние на коленях даётся старейшине с трудом. Вроде бы, в этом году он хотел передать пост наследникам и отойти от дел, но по какой-то причине до сих пор этого не сделал. Возможно, будущий глава деревни не решался взваливать на себя такую ношу, как встреча бога. В любом случае, юноша ничего не смыслил в этом, а потому мог только предполагать.

Вдруг Люи уловил в воздухе тончайший аромат хризантем. Он завертелся по сторонам, пытаясь выяснить, кто принёс свежие цветы на площадь. Однако люди вели себя как раньше, совсем этого не замечая.

Мельком Люи даже подумал, что это могли быть духи какой-нибудь знатной дамы – но, в самом деле, откуда ей взяться в таком-то захолустье? Самыми знатными здесь были глава деревни и его жена, а от них пахло только старостью и страхом.

Люи потянулся на запах и невольно сделал несколько шагов к воротам. Толпа в это время склонилась в поклоне. На площадь налетел порыв ветра, а солнце спряталось за облака, набежавшие невесть откуда. И хотя Люи теперь не видел ни одного лица жителей деревни Лэй, он вновь почувствовал, как возросло напряжение. Кто-то рядом с ним кашлянул, и юноша, спохватившись, опустился на колени вслед за остальными.

С главы деревни сошёл уже десятый пот, а бог всё не появлялся. Понемногу народ начинал поднимать головы и осматриваться. Кто-то вполголоса спросил, верно ли была названа дата божественного явления. И хоть никто не решался роптать в открытую, явное недовольство читалось в глазах людей.

Люи подумал, каково же было гуншэнь, что стояли посреди площади в ожидании своей судьбы. Любой из них мог в этот день навсегда распрощаться со всеми, кого любил. Не то что он – дитя без родных. Люи с улыбкой подумал, что если бы по кому и скучал, случись ему покинуть деревню, то только по бабушке Яо, её тёплому супу и ласковому ворчанию.

Вспомнив про старушку, он принялся ощупывать себя в поисках книги. Люди, находившиеся рядом, странно на него покосились и на всякий случай чуть отодвинулись. Юноша смутился.