Кладбище в городе Поти
Октябрь. Час ночи. Возвращаемся от друга. Выпили вина с хорошей закуской, были в норме, вины за собой не чувствовали, тем более, что уже наступило воскресенье – выходной. Позволяли себе нарушать режим только в субботу вечером. Решили идти в часть через кладбище, потому как по дороге могли встретить ещё каких-нибудь грузинских друзей. Это означало, что гуляние закончится только утром, а очень хотелось спать после трудовой недели. Нас было трое. Идём молча, без разговоров, думая о том, как сейчас придём, попьём чайку и завалимся спать. Один из моих друзей, ростом за метр девяносто, идёт впереди, курит. Я не курил. Почему я на этом заострил внимание, вы поймёте дальше. Вдруг перед нами, как из-под земли, вырастает мощная фигура в тельняшке. Оказалось, это директор кладбища, который долгие годы был хорошим нашим другом. Тельняшку я ему подарил. Он грузин, но как сам отметил, у него сложное имя, потому и просил называть его Володей. Вот он и говорит: «Заметил вас по горящей сигарете». Возникла пауза. Володя продолжил: «Ну раз уж встретились, то надо посидеть. Так полагается». Меня чёрт за язык дёрнул. Говорю: «Володь, час ночи, ну где ты вина найдёшь?» И понял, что совершил ошибку. Сказать грузину даже глубокой ночью, что он не найдёт вина, значит, обидеть. Володя говорит: «Всё есть. Очень хорошее вино и литр чачи». Он отходит в темноту, а мы стоим в оцепенении и ждём. Выходит с сумкой. Пошли, впереди директор кладбища. Куда идём, я понял не сразу. Предположил, что наш путь лежит в мастерскую, где делали памятники. Вдруг видим яркий свет фар. Володя говорит: «Вот и стол приехал». Подъехала милицейская машина «ГАЗик». Володя переговорил с патрульными на грузинском языке. Они быстро застелили капот газетами, достали из машины сыр, зелень, какое-то мясо. Володя вынул из сумки вино и чачу, поставил на капот. «Чачу сам делал», – сообщил он. Я понял, что из уважения стакан, как минимум, придётся опрокинуть. Милиционеры подняли стопки, поднесли к губам и поставили. Всё-таки на службе.
Вдруг включилась рация. Старший сержант стал бурно по-грузински о чем-то говорить, так что мы не понимали смысл разговора. Володя нам объяснил, что на центральной площади города кого-то зарезали и вызывают патрульную машину. И им по-русски: «Ну уже порезали. Вызовите скорую! Хорошо ведь отдыхаем!» Мы с другом переглянулись и, не сговариваясь, обратились к Володе: «Давай по последней. Утром придём в одиннадцать и продолжим отдыхать». Я знал, как вести себя в Грузии, чтобы не обидеть угощавшего тебя человека. Мы спокойно попрощались и пошли в часть. Слово мы своё сдержали. А утром привели с собой двоих тренеров, потому как знали, что Володя будет не один, да и стол окажется покруче, чем капот милицейского «ГАЗика». И не ошиблись.
Праздник улиц
И ещё один рассказ, посвященный Грузии. Хочу вам рассказать о празднике улиц в Поти, который ежегодно проходит осенью в одно из воскресений. Кстати, в этот день у нас была контрольная тренировка в первой половине дня. Однако мы согласились принять участие в празднике. Мы выступали за команду улицы, где находилась часть ВМФ. На стадионе собралось много народа, чтобы посмотреть на спортивные состязания: перетягивание каната, поднятие гирь, футбольные и легкоатлетические эстафеты, бег в мешках. Мы окончили тренировку, и тут же за нами заехали наши грузинские друзья. Всех тренеров и спортсменов оправили на стадион, а меня пригласили в «Волгу»: «Заедем в гостиницу. Хотим вас познакомить с уважаемым человеком, он проживает на улице, за которую ваши спортсмены будут выступать». Я не понял: если он проживает на улице, то почему знакомиться надо в гостинице, но промолчал. Сопровождавший меня товарищ улыбнулся и сказал: «Он только освободился, и к нему приехали друзья. Всё-таки пять лет не виделись».
Поднялись на второй этаж. Сопровождавший меня зашёл в номер, не постучавшись. Там за столом сидело три человека. Я определил по возрасту – им где-то по сорок или сорок пять лет. Один из них был одет в новую дублёнку, понятно, что приехал из холодных мест. Уважаемый читатель, позвольте отвлечься, дублёнка в те годы – это не просто модная зимняя одежда, а дефицит. Приобрести его можно было только по разнарядке, в Москве, в знаменитой двухсотой секции ГУМа, в валютных магазинах «Березка», ещё один способ – привезти из-за границы. Они встали, мы поздоровались, мне предложили сесть за стол, выпили за дружбу русских и грузин. Тост поднял человек в дублёнке – Анзор. О чём говорили, не помню, выдумывать не буду. Сопровождавший меня сказал: «Анзор, покажи фокусы с картами». И протянул ему колоду. Передать, что Анзор делал с картами, не могу, но должен сказать, что был удивлён. Хотя я видел выступления фокусников на эстраде. Видел Акопяна. Анзор объяснил: «Это техника». Улыбнувшись, сказал: «Чтобы отточить её, у меня было много времени». Затем спросил: «У вас мелкие монеты есть?» Я вынул из кармана несколько монет, кошелька не носил. Он взял монеты разных достоинств: десять, пятнадцать и двадцать копеек. Положил на ладонь «орлом» вверх. «Смотри, я брошу все три на кровать». От стола кровать находилась где-то в трёх-четырёх метрах. «Десять копеек будет на «орле», а пятнадцать и двадцать на «решке». И бросил. Я пошёл посмотреть – точно. Так он кидал несколько раз, ни разу не ошибившись. С картами более-менее понятно, а вот фокус с монетами я понять так и не смог.
Из гостиницы поехали на стадион. Я успел принять участие в соревнованиях по перетягиванию каната. Спортивный праздник прошёл весело. После окончания все вместе поехали на улицу, где уже были накрыты столы. Естественно, после соревнований грузинское застолье продолжалось до позднего вечера, а, точнее, ночи. Я хорошо помню, что, сидя за столом, не обсуждали ни выигравших, ни проигравших. Кто победил или уступил – не имело никакого значения. Вспоминали только курьёзные и смешные случаи, происшедшие во время соревнований. Я поднимал свой стакан с вином, чокался, но не пил, ведь за столом сидели спортсмены. Мои грузинские друзья это увидели, но правильно поняли, и спортсменам быстро принесли горячую еду. После того, как их накормили, я тихо сказал капитану команды, что застолье для них закончено. Надо идти спать. Они встали, поблагодарили хозяев и ушли в часть. Праздник продолжился до утра. Я ещё раза три был на таком состязании улиц, и всегда он очень интересно и весело проходил.
Я всегда с теплом вспоминаю своих грузинских товарищей. Хорошее было время. И не только потому, что был я молод, просто тогда мы были вместе. Имею ввиду нашу великую страну – Советский Союз. Но этого не вернуть.
О Грузии и её жителях – самые добрые и тёплые воспоминания.
Египет
27 декабря 1958 года было подписано соглашение между СССР и Египтом об участии Советского Союза в строительстве высотной Асуанской плотины и предоставлении кредита для её строительства. 15 мая 1964 года было произведено перекрытие Нила, а 15 января 1971 года состоялось официальное открытие Асуанского гидроэнергетического комплекса при участии президента Египта Анвара Садата и Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорного. Возведение плотины продолжалось тринадцать лет. За этот период тысячи инженеров и рабочих из СССР приняли участие в этом грандиозном строительстве. А вот и сама история, которую мне поведал более пятидесяти лет тому назад мой старший товарищ, с которым мы тренировались в одном клубе. Звали его Владимир. Передаю его рассказ.
«Я в 1960 году окончил в Москве технический вуз и поехал на три года на дальний север не за романтикой, а за деньгами. Была мечта – приобрести машину, а именно «Москвич». Отца у меня убили на войне в боях под Берлином. Мы жили втроём: я, мать и младшая сестра, которая ещё училась в школе. На севере я работал с удовольствием, получал прилично. Отсылал на жизнь деньги матери и сестре и постоянно откладывал на «Москвич», а ещё успевал тренироваться. Занялся штангой. Через год стал весить сто килограммов при росте 197 сантиметра. В общем, выглядел солидно. Хочу заметить, на последнем курсе института я был принят кандидатом в члены КПСС. Уже на севере стал полноправным членом партии.
Но север – это север, член ли ты КПСС, зэк ли: надо было пахать. Часто работал не только как инженер, но и как водитель самосвала, а то и на бульдозере. Как-то вызвали в партком и говорят, что пришла разнарядка на работу в Египет. Я согласился. Мне сказали: «Бери расчёт и счастливого пути!» Уже через неделю я получил расчёт, премию и грамоту за трудовую деятельность. Конечно, проставился, иначе бы ребята меня не поняли. Прилетел домой, подписал все положенные документы, выдержал часовую беседу с принципиальным чекистом. А дальше – в самолёт и в Египет. В то время я был холост. Это важно, потому что неженатых командировали на одиннадцать месяцев, а женатых на два года. Такие были правила. Прилетел. Встретили. Начал работать. О работе скажу так: работал много, часто без выходных. Одиннадцать месяцев пролетели незаметно. Скоро на Родину.
Перед отлётом дали два дня погулять. Я узнал, что заработал четыреста пятнадцать английских фунтов стерлингов, и, подсчитав, понял: хватит на «Москвич-407» в пересчёте на сертификаты с жёлтой полосой (для работающих советских людей в развивающихся и социалистических странах, а для работающих в капиталистических странах сертификаты были бесполосные). В то время «Волга» в магазине «Берёзка» стоила пять тысяч пятьсот рублей, а для владельцев сертификатов – тысячу двести, так что я за одиннадцать месяцев заработал на «Москвич». Итак, вечером, гуляя по Каиру, решил зайти в публичный дом – интересно же, тем более, что я свободно говорил и писал на английском. Наличных было двадцать пять фунтов. Ребята рассказывали, что пятнадцать – максимальная цена за развлечения. Зашёл, подошла мадам, показала журнал. Я посмотрел и сделал выбор, не спросив о главном – о цене. Далее кратко, без подробностей. Прошло время, я вышел, мне предложили шампанское, и тут я почувствовал, что здесь что-то не так, и оказался прав. Мне предъявили счёт – четыреста фунтов. Я замер. Пауза. Спросил: «Почему так дорого?» Мне объяснили, что это известная итальянская проститутка, которая даёт гастроли в Каире. Я понял, что попал конкретно. Спорить было бесполезно, тем более, что рядом с собой я увидел двух ребят килограммов по сто двадцать каждый, с перебитыми носами и в белых смокингах. Я не мог сказать, что я из СССР. В моём положении был только один выход – это звонок в посольство, что я и сделал, кратко объяснил ситуацию служащему, первому, кто взял трубку, естественно, мне не знакомому. Через пятнадцать-двадцать минут подъехал чёрный «Плимут» под американским флагом (я это видел). Вошли двое, поздоровались, извинились перед мадам, бросили на стол четыреста фунтов, по десять фунтов дали белым смокингам. Меня забрали с собой, куда, я так и не понял. Со мной никто не разговаривал. На следующий день меня отвезли в аэропорт и отправили в Москву.
А дальше ещё интересней, что мне было не совсем понятно. В Москве меня встретили два гражданина, представились, показали удостоверения КГБ, сказали: «Поехали. Отвезём вас домой. По дороге поговорим». Сделали мне предложение, от которого я не мог отказаться – предложили мне командировку на тот же срок к восточным границам, на что я сразу дал согласие. Все одиннадцать месяцев я провёл в одиночестве. Каждые две недели мне на вертолёте сбрасывали продукты. Я прослушивал разговоры американских лётчиков. Что интересно, несмотря на то, что я был членом партии, мне не сделали ни замечания, ни выговора. Итальянка, конечно, классная женщина – до сих пор дух захватывает, но «Москвич» жалко».
Чили
В России широким и уверенным шагом шли девяностые. В 1992 году мне предложили возглавить команду велосипедистов-шоссейников на соревнованиях в Чили, конечно, не в качестве спортсмена, а руководителя делегации. Я согласился.
Компания спортсменов подобралась звёздная. Два олимпийских чемпиона – Сергей Сухорученков и Анатолий Яркин, а также другие именитые гонщики. Тренером команды был Иван Мищенко, признанный в 1981 году лучшим гонщиком среди любителей и в этом же году выигравший в команде велогонку мира. Я до поездки был знаком только с Иваном. Хороший, добрый и очень скромный человек. С остальными познакомился в аэропорту Шереметьево. Сухорученков и Яркин были на соревнованиях в Италии. Ехали оттуда на машине и едва не опоздали на рейс.
Хочу заметить, времена для спортсменов были тяжелыми. Например, Толик Яркин, напомню, олимпийский чемпион, работал сторожем на стадионе, а стал крутить, потому как надо было кормить семью. Так сказать, государство кинуло своих героев спорта. В общем, остаётся только повторить крылатую фразу, нередко звучавшую из уст великого комбинатора: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».
Несмотря на то, что командировка в Чили была официальной, денег Госкомспорт не выделил ни копейки, благо, чиновники сказали, что призовые «будут вашими».
Перелёт оказался долгим. Мы летели через Ирландию с промежуточной посадкой в аэропорту города Шенонна. Это место было прославлено Борисом Ельциным, который оказался там в 1994 году таким пьяным, что не вышел из самолёта, хотя его более часа ждало руководство Ирландии. А так – полёт как полёт.
Запомнилось красивое зрелище над Андами. Я сидел у иллюминатора и был очарован им. Всходило солнце, но самого светила не было видно, от него только необычайный свет шёл. Это надо видеть – передать словами невозможно.
Встретили нас в Сантьяго представители чилийской федерации велоспорта – Роберто Марти и Лялё – так он представился. Во времена правления Пиночета этот человек служил в личной охране диктатора. Пиночета уже не было у власти, а Лялё являлся в Чили уважаемым человеком, сказать проще, в авторитете. Это я понял, общаясь с ним и проехав на его джипе по побережью не как турист, а вместе с велогонкой.
Разместили нас в центре Сантьяго в отеле «Тупайе». Хорошие номера, тренажёрный зал, большой бассейн, ну и, конечно, обслуживание. Один пример: ночью не мог уснуть, сказывалась разница во времени. Пошёл в два часа ночи в бассейн. Только нырнул – зажёгся свет, включилась музыка и появился официант. К нам, русским, относились как к близким друзьям, и это везде, где мы проживали.
Хочу рассказать о людях, которые следят в стране за порядком, о полицейских. В то время в Чили не было посольства России, а только представительство. Я как руководитель команды поехал в представительство познакомиться. Принял меня его глава. Так получилось, что у нас оказались общие знакомые. Он мне рассказал о полиции и полицейских. Большинство служителей порядка – индейцы. Они честные, смелые, у них большие семьи, а в полиции хорошо платят. Дипломат предупредил меня, что, если буду за рулём, надо соблюдать правила движения. Если остановят, то, не дай Бог, попытаться дать взятку – они считают это за оскорбление личности. Действия полицейских в данной ситуации непредсказуемы. И добавил, что здесь у них принято стрелять не в воздух, а сразу на поражение.
Привожу пример: мы постоянно с переводчиком на джипе Лялё выезжали на тренировки. Иван Мищенко оправлялся на велосипеде вместе с командой, но проезжал, конечно, меньше. Тренировались за городом, но до трассы от отеля команда двигалась на велосипедах. Я был удивлён тем, как приветствовали чилийцы наших спортсменов. Кричали: «Руссо, руссо!» Сигналили, предлагали держаться за авто, жестами показывая, чтобы поберегли силы. Самой большой популярностью пользовался Сергей Су- хорученков. С него срывали кепки, отрывали на сувениры карманы велорубашки. Сергей удивлялся: «Двенадцать лет прошло после московской олимпиады – и такое внимание. В Ленинграде, даже в моём районе, когда я выезжаю на тренировку, пытаются на машинах подрезать. Какое там внимание!»
Но вернёмся к чилийским полицейским. Как-то во время тренировки мы втроём: я, Лялё и переводчик – решили оставить джип и прогуляться вдоль шоссе. Отошли от машины на полкилометра. Я заволновался: в автомобиле остались паспорта всех членов команды и мой личный. Начал озвучивать своё беспокойство Лялё, и в этот момент рядом останавливается патрульная машина. Поздоровались. У меня по пребыванию в Чили сложилось мнение, что Лялё и его джип знали не только полицейские Сантьяго, но и всего Чили. Лялё рассказал о моих опасениях полицейским. Они улыбнулись. Переводчик мне перевёл ответ старшего: «А автомат зачем? От пули-то не убежишь!»
Ещё хочу привести один пример. За два дня до вылета в Чили я поехал в ЦСКА на Ленинградский проспект встретиться с друзьями-хоккеистами. Часа в три дня с Евгением Паладьевым на его машине мы поехали в Химки, но у метро Аэропорт увидели толпу человек в сто. Я вышел посмотреть и понял: очередная бандитская стрелка. Об этой истории я рассказал Лялё и его друзьям-полицейским. После того, как им это перевел переводчик, на их лицах я увидел удивление, а Лялё говорит: «А что, у вашей полиции оружия нет или патронов не хватает?» Полицейские оживились, и уже все вместе объяснили мне и переводчику, как надо было поступить. «Уложить для начала человек двадцать, затем взять по паре бандитов из спорящих сторон – больше не надо. Они через час всё расскажут». В общем, у чилийских полицейских всё просто.
Как-то мы остановились на отдых в городе Винья-дель-Мар, который стоит на берегу океана. Город известен тем, что там ежегодно проводятся фестивали оперных певцов. Во время обеда в гостинице я обратил внимание на чёрно-белую фотографию, висевшую на стене. На ней была запечатлена подводная лодка без опознавательных знаков на рубке. Я подумал, что немецкая. Обед заканчивался, когда к нам подошёл пожилой импозантный мужчина – хозяин гостиницы. Спросил, какие у нас будут пожелания, говорил он на испанском. Мы обедали с переводчиком. Поблагодарили его и сказали, что всем довольны. Я спросил про фотографию. Он ответил, что это его лодка. Пришлось вспоминать немецкий. В те годы я ещё мог объясниться, чтобы быть понятым, сейчас уже забыл – нет практики. Начали общаться, он принёс фотоальбом, рассказал о своей семье. Он был заместителем командира лодки, вспомнил, что в конце 1945 года они зашли в Аргентину, потом в Чили. Здесь осел, женился. Двое детей живут в США, супруга умерла. Я не стал спрашивать, почему они заходили в Аргентину и почему на рубке нет опознавательных знаков. Он поинтересовался, нет ли у меня негатива в отношении него – всё-таки мы противники. Я ответил отрицательно. Война давно закончилась. Он кивнул и добавил, что не служил в гестапо или СС. Пожали руки. Я сказал: «Надеюсь, что наши две страны не будут воевать никогда». Он улыбнулся, подозвал метрдотеля, сказал ему что-то по-испански, а мне по-немецки, улыбнувшись, что спиртное для меня и моих друзей – бесплатно.
О самой велогонке рассказывать не буду – я не спортивный обозреватель. Гонка шла своим чередом.
Прошло много лет, а я до сих пор вспоминаю о своём пребывании в Чили, встречах с интересными и добрыми людьми.
История
С каждым годом, видимо, старея, всё сильнее испытываю тягу к стране моего детства и юности – Союзу Советских Социалистических Республик. Россиянином я стал по случаю его развала. И сейчас считаю: моя Родина – Советский Союз. Беседуя с молодыми людьми, от них, я, проживший в СССР сорок пять лет, узнаю, как плохо в то время жили люди. В нищете, без права мыслить, в условиях национальной вражды. Я по роду своей деятельности проехал по стране от Калининграда до Хабаровска. Много времени провёл на Кавказе, в Прибалтике, Азии. Ничего из сказанного молодыми людьми не встречал. Хочу привести один из многих примеров из моей жизни. Передаю рассказ сына моего товарища – известного врача, хирурга-кардиолога, который уехал сразу после развала СССР на постоянное место жительства в США. В 1992 году я там был в командировке. Встречался с ним. Вот мнение Гиви.
«Я родился и жил в старом районе Тбилиси. Двор был большой. Здесь обитали семьи разных национальностей. В большинстве, конечно, грузинские. А их соседями были еврейские, русские, армянские и украинские семьи. Все праздники, включая национальные и религиозные, отмечали вместе. Накрывался большой стол посреди двора. На него выносили всё, что было в квартирах. Собирались взрослые и дети. Вместе были и в дни тяжёлых испытаний. Если у кого-то случалось горе в семье, то все помогали материально.
Конечно, быт есть быт. Ругались, и мы дети дрались, но я не помню, чтобы потасовки возникали на национальной почве. Я не представляю, что со мной было бы, если бы я пришёл после драки домой и сказал, что подрался с армянином, евреем, русским. Отец меня точно выпорол бы. И, не дай Бог, чтобы об этом узнал мой дед, который прошёл всю войну в пехоте, имел два ранения и множество наград. Вот такая простая история. Если мы потеряем преемственность поколений, то через поколение людям будет всё равно, есть ли у них родина и как она называется».
Отец Иннокентий
В конце 80-х годов судьба свела меня с очень интересным, добрым, порядочным человеком архимандритом отцом Иннокентием, в миру Анатолием Ивановичем Просвириным. Познакомился я с ним в одном из медицинских институтов страны. Он приехал из Италии, где был в командировке. Нас познакомил мой близкий друг, а, точнее, «старший брат» Владимир. Наше общение пошло легко, без напряжения.
Я выразил некоторое удивление: всё-таки серьёзный церковный сан с одной стороны, а с другой – лёгкая беседа, юмор. Отец Иннокентий пошутил:
– В Италии жарко – лето, а шампанское холодное.
Отец Иннокентий пригласил меня приехать к нему, в Троице-Сергиеву лавру. Он там служил и проживал. Я спросил, могу ли взять с собой друга?
Он ответил:
– Пожалуйста!
На следующий день рано утром мы с Евгением отправились в Загорск – так в советское время назывался Сергиев Посад. Приехали днём. Знали, что отец Иннокентий служит заутреннюю. Пошли к месту его проживания (не знаю правильного названия, в общежитие, так сказать). Движемся по коридору и видим: навстречу нам с полным тазом белья идёт отец Иннокентий, улыбаясь и подмигивая нам, говорит:
– Сейчас стирку замочу, и к вашим услугам!
Сказать, что мы были удивлены, это ничего не сказать. Мы были ОЧЕНЬ удивлены, ведь думали, что служитель такого высокого сана сам уж точно не стирает. Замочив бельё, отец Иннокентий пригласил в свою комнату. Мы втроём там еле поместились. Показалось, что комната была метров шесть квадратных. Одна стенка от самого пола до потолка – с книгами, у другой – кровать (очень узкая), а над ней – опять до потолка полки с книгами. Я спросил:
– Отец Иннокентий, удобно ли вам спать?
Надо отметить, что роста он был где-то под 185 сантиметров. Отец Иннокентий ответил:
– Очень удобно.
И засмеялся.
– Время на сон не хочется тратить. Господу служить и людям помогать – вот на что надо время своё тратить. Сейчас приведу себя в порядок, и пойдём обедать с паствой.