– Все мы – братья и сестры, готовые прийти друг другу на выручку.
– Может, и так. А может это всегда в нашей стране и было? А Алагар лишь сыграл на наших чувствах?
Стоило лишь гневу уняться, как дверь распахнулась и в заведение влетела Юкиара, чуть было не споткнувшись о брошенную у порога швабру.
– Выходим на площадь! – отдышавшись, сказала она, – наставник зовет.
***
Люди спешно стекались к площади. Клажир торопился отыскать в гуще народа Кэлрен, его чуть не сбил с ног здоровяк-плотник, но деревенского парня это не остановило. Воссоединившись с Кэлрен, он дружески тряхнул ее плечо:
– Ну как? Убедила? Не понадобился мой богатый опыт ораторской практики и убеждения? Как-то я убедил барахольщика сделать мне скидку на семена подсолнечника в целых пять процентов! Зря ты меня не позвала, может…
– Тише ты! – ткнула его в живот она, – на нас уже люди смотрят.
Смотрели они, правда, не на пару юнцов. В центральной улице, в которой сходились главные дороги через Крестал, были уставлены в ряд ящики, на которые одним скачком взобрался Алагар. Со своим ростом в шесть с половиной футов он, стоя на ящиках, возвышался над головами слушателей, даже плотник Харал Зверюга дышал ему в грудь.
– Братья и сестры! Мы продолжаем по чести работать и укреплять Крестал. Даже Карательный Отряд не осмелился связываться с нашей общиной. Но не в том дело. Сегодня на мою голову свалилось весьма непростое решение. Людям в Вархуле требуется помощь. Как вы, возможно, знаете, дерзновенный Варзхел, – при упоминании этого имени в голосе и взгляде Алагара проглядывалось что-то личное, он явно не понаслышке знал этого человека, – оправился от неудачи и начал действовать. Под его стальной рукавицей теперь лежит весь Ганрай, а Карательный Отряд проиграл бой в своих же стенах. Быть может, некоторые скажут – на кой нам далось это государство? Союз? Король Эанрил, император Ганрая, Карательный Отряд? Скажу вам – это неважно. Важно то, что, пока такие как Варзхел приходят в наши земли и устанавливают свои порядки, мира равенства и братства никогда не будет. Людям требуется подмога и они ее получат. Разумеется, – он осклабился и перебросил посох в другую руку, – я не смею приказывать. Никто не обязан рисковать своей шкурой, – презрительно скривился маг, – ежели не дойдет до этого решения сам. Если понадобится – я отправлюсь один и, клянусь Илгериасом, не стану никого винить за бездействие. Во времена войны с северянами я сам отказывался сражаться за корону, и это был мой выбор. Однако люди ждут ответа. Что скажете вы им?
Улицу охватила тишина. Подул легкий ветер, кроны деревьев плавно качались, лишь слабый стрекот дрозда у калитки ближнего дома нарушил пустоту. Казалось, все дома умерли, ни в одном окне не было видно света за околицами. Весь люд собрался вокруг своего негласного вождя. Арстель нашел среди других Юкиару, волосы ее развевались во ветру, взгляд источал решимость. Девушка ступила вперед и произнесла:
– Я пойду!
– И я! – сказал Сангельс.
– Ишь ты! – воскликнула Юкиара и оттянула его за ворот в толпу, – так я тебя и пустила.
– Мне кажется, – заговорил Реадхалл, поправив пояс, туго сидящий на его обширном брюхе, – никто из Братства не откажется заступиться за Ганрай. А что до вас, крестальцы?
Арстель сам не заметил, как ноги его понесли, и вот он уже был в центре круга.
– Я с вами, – тихо сказал он, заметив обеспокоенный взгляд Юкиары.
Соотечественники оглядели его с нескрываемым уважением, он первым осмелился дать слово выйти в бой за своих.
– Я тоже! Так всыплем этим уродам! – крикнул Мурвак, выскочив перед Арстелем.
– И я! Кто будет вас латать, лечить? – сказала хаглорианка Шая-Кишра.
– Ты тоже целительница? – спросила ее Кэлрен, – думаю, мы сработаемся!
Народ повалил вперед как саранча на урожай.
Практически никто из Крестальцев не остался в стороне, не вызвалась поддержать Ганрай только служительница храма, поскольку должна была смотреть за детьми, и Сангельс, к своему неудовольствию. Мужчин жены дергали за рукава, молящими взглядами убеждая не делать глупости, но слишком сильный огонь воли к свободе и желания защитить родину зажег в них Алагар. Где-то свысока проревел красночешуйчатый дракон и спикировал аккурат возле Алагара.
– Вот и огневая сила, поддержка с воздуха! – пригладил существо чародей, – похоже, все готовы взяться за оружие. Чудесно…
Где-то за оградой в сени деревьев сидел на толстой ветви векового древа архимаг Йоши-Року. Он был далеко, чтобы разобрать слова людей, орущих на собрании Крестала, но достаточно близко, чтобы видеть их подъем силы духа и готовность приступить к делу. С гордостью взглянув на Алагара, Йоши кивнул и с улыбкой изрек:
– Всемогущая Анлариэль, а ведь я был прав, что с самого начала в глубине души не сомневался в нем.
Ответом ему был шелест листьев и пение птиц, резвящихся в лучах солнца.
***
– Ты не обязан идти с нами лишь потому, что все решились на это! Или потому, что так сказал наставник, – Юкиара закусила губу, – жизнь слишком ценна, Арстель, чтобы вот так бросать ее в топку.
Селяне скорым темпом собирались в поход, а люди Алагара готовили орудия боя на выдачу. Арстель и Юкиара стояли у входа в его сапожную лавку. Сапожник был готов провалиться сквозь землю, лишь бы этот разговор поскорее кончился.
– А если каждый будет так думать, Юки? Кто будет сражаться со злом? Оно будет лишь разрастаться, если не остановить вовремя.
– Но ты ведь никогда не сражался. Ты еще не боец!
– Знаешь, Шаабан очень хороший наставник, даже меня за это время чему-то обучил. И все бывает в первый раз. Было время, когда и Архимаги впервые творили магию.
На глазах девушки наворачивались слезы, со шмыганьем она утерла нос.
– Это опасно, Арстель, если ты погибнешь, я…
Сердце Арстеля сжалось, ему было больно смотреть на переживания своей подруги, но он четко знал – если начать распускать сопли при ней, это лишь добавит ей страданий. К тому же это наверняка лишит девушку собранности в схватке, что может стоить ей жизни. Арстелю не оставалось ничего, кроме как расставить все по местам.
– Ты – что, Юки? Ты ничего мне не должна, я не твой младший брат, чтобы оберегать меня от опасности. Если я чем-то рискую, это мой личный выбор, и тебя он никоим образом не касается. Будь добра помнить об этом, если уважаешь нашу дружбу.
Дружба. Это слово словно кувалдой по стеклу разбило вдребезги те чувства, которые Юкиара пыталась донести до него. Она утерла слезы и глубоко вздохнула.
– Хорошо. Прости меня, Арстель, я совсем забылась. Я думала, мы с тобой… Впрочем, не так важно, о чем я думала.
Она развернулась и направилась в сторону врат, где Брок, Краух Гримбла и Эрлингай проверяли сбалансированность и заточенность мечей и топоров.
– Эх, Юки. Меньше бы ты думала, – пробормотал Арстель и отправился к себе.
Вскоре жители Крестала отправились в путь.
Глава 13: «Не рой другому яму»
– Внимайте гласу властителя вашего! – прогремел оклик юнца с едва пробившейся бородкой в темном балахоне.
У ограды императорского дома сгрудилась толпа вооруженных людей, одетых точно адепты некоего культа. Среди них сновали равшары, северяне и клирийцы воинственного вида, но они не были похожи на тех лихих искателей наживы и славы в Сухих Колодцах. Если в любящих свободу членов преступных кланов было отчасти безалаберное равнодушие ко всему, своей жизни, жизни других – лишь бы вволю погулять, выпить и нарубиться, то эти воины отличались фанатичным огнем в глазах. Они взирали на горожан, осторожно подобравшихся ко дворцу императора Камайраса, точно на свою паству. Словно они были уверены, что принесли им благо, которое те были еще не в состоянии оценить. Чрез толпу солдат, взявших почти без боя резиденцию императора, прошествовал Хейларг. Настроение у него было донельзя паршивое. Ему надоели благоговейные возгласы и взоры соратников, относившихся к нему точно как к апостолу мессии. С другой стороны, а что не так? За сомнения в этом статусе красноликий чародей быстро бы лишился своего положения в рядах императора. Но как же давят эти взгляды Варзхела, полные отрешенной убежденности в неизбежности победы Заргула, этой клирийской мумии, помешанной на воскрешении мертвецов и такого же помешанного ассасина в маске, только на ядах, ополоумевшую ведьму, принесшую в жертву столько ни в чем не повинных людей, самодовольного Ниарота. И роптание зашуганной толпы, которая с опаской поглядывала на захватчиков, не зная, чего от них ожидать. Из головы Хейларга никак не шла решимость той целительницы-магички, без колебаний рискнувшей жизнью ради спасения этих двух детей. Хейларгу приходилось убивать пачками взбесившихся демонов, вырвавшихся из подземелий Азрога и нападавших на мирный народ горхолдов. Не жалея себя и своей жизни он множество раз схватывался с ними, применяя свою магическую силу на полную. Но то были обезумевшие от жажды крови твари, а совсем другое – люди, которым было, за что сражаться. А еще хуже – смотреть на беспомощных мирных жителей, что точно кролики старались сбиться в кучу при виде воинства подземелий. На женщин, которые заслоняли собой малых детей, мужчин, заслонивших дородными телами женщин, но не утративших страха в глазах – так смотрит загнанный в угол, отчаявшийся, сдавшийся человек, но никак не достойный равного сражения противник. Хейларг в очередной раз спросил себя – действительно ли он готов убить любого из них, кто найдет в себе силы воспротивиться воле Заргула? Действительно ли нужно убить в себе любую мораль, чтобы служить идеям императора? Что он ответит, когда его будут судить высшие силы? Придется ли отвечать за свои поступки? На все, как он знал, среди его союзников, был один ответ – любое деяние Заргула во благо, его не следует судить ни законами морали, ни логики, он выше этих понятий. Также деяния Заргула несут в себе благо для развития мира в долгосрочной перспективе, поэтому сиюминутные жертвы не осознавших мудрость Хранителя Подземелий вполне оправданы грядущим всеобщим счастьем. Но неужели остальные так в этом непоколебимо уверены? Тот же Варзхел? Нет, в его мертвом взгляде сложно прочесть хоть какие-нибудь мысли, не то, что чувства. В любом случае, нужно произнести речь. Народ ждет. Братья ждут. И Хейларг воззвал к народу. Громогласно заявил о трусливом императоре Камайрасе, сдавшемся на милость победителя и готовом бросить своих подданных на произвол судьбы лишь бы спастись самому, о неспособных защитить самих себя Карателях, об умирающих пережитках прошлого в связи со властью короля Аргои, членства людских народов в Союзе, социальном расслоении и верховенстве знати, чародеев и любого, приближенного к королю и людям голубой крови. Что с этих самых пор единственный закон, необходимый для исполнения – воля императора Заргула, законного правителя всего живого и сущего. Говоря это и видя смятение, страх в лицах и глазах жителей Вархула, он все больше сомневался, там ли он, где должен находиться? Люди же, смотря на щупальцеголового мага, не верили своим глазам. Неужели вторжение сил императора Заргула – не пустые слухи? Ясно им было теперь лишь одно – горхолды, те позабытые существа из преданий древности, освеженные в памяти честного люда описаниями Ревиана Гувера, не были вымыслом историографов. Так ли реален Заргул и столь силен, как описывали предания, а если так же сильно его воинство? Что ждет мир? Никто не мог дать ответа.
***
С сырой, прогнившей до основания балки каждые две секунды капала грязная вода в обширную лужу, растекшуюся на вымощенном камнем полу. В стенах, выложенных булыжником, меж камней раствор успел искрошиться и стереться, в некоторых местах начинал прорастать мох. В углах валялись огрызки яблок, куски и крошево черствого хлеба, так и не доеденного бывшими здесь узниками. Запущенность казематов была вполне объяснима – в Карательном Отряде редко задерживались надолго заключенные, обычно их рассылали по областным тюрьмам. Если после допроса им позволяли остаться в живых. На этот раз казематы были почти пусты до взятия Гилеарда пособниками красноголового императора. Теперь же они были до отказа заполонены Карателями. В нескольких камерах стражам порядка пришлось ютиться с взятыми доселе под стражу бандитами, но татуированные головорезы, оставшись в меньшинстве, не дерзнули попытаться отомстить за павших соратников.
Еще одна капля, на этот раз она угодила ему на бровь. Глоддрик усилием воли открыл слипшийся глаз. Его камера находилась ближе к самому концу коридора и была отделена от остальных широкой стеной, соответственно, его пробуждение осталось незамеченным для остальных пленников. Картина наконец сфокусировалась в его зрении. Глоддрик обвел взглядом ржавую решетчатую дверь возле небольшой кучи гнилой соломы. Его расчетливый ум сразу начал прикидывать, каким образом можно высадить дверь или взломать замок. На всплеск ненависти воин растрачиваться не стал – с годами эти чувства все меньше овладевали им, оставляя лишь одно – неукротимый раж в бою. Ломать голову над вопросами, что стало с остальными, кто остался в живых и где держат императора, ломать голову Ганрайский Демон не собирался. Глоддрик привык быть человеком дела, а не размышлений. Он попробовал потрясти прутья двери, проверяя петли на прочность. Надежная, несмотря на ржавчину, сидит крепко. Несколько ударов с ноги, попыток навалиться плечом или снова врезать ногой с разбегу окончились неудачно. Облокотившись об ограду, он отсутствующим взглядом окинул противоположную пустую клеть, а затем оглядел сырой пол своей камеры. Ни осколков железа, ни потерянных столовых приборов, не осталось ничего, что могло бы послужить неплохую службу для взлома. Глоддрик был неплохим медвежатником, детство на улицах Ганрая давали о себе знать. В свое время этот бывалый борец с преступностью был всего лишь мальчишкой на побегушках у воровских шаек. Чаще всего ему доверяли лишь стоять на стреме, но секретами взлома все же с ним поделились. Но применить эти знания была не судьба. Собраться с мыслями и понять, что делать дальше ему не дали.
– Что, в капкан угодил, Ганрайский Демон? – снова этот знакомо режущий уши голос молодой женщины из сумрака противоположной клетки, – слабеешь, Глоддрик, хватку теряешь.
Беловолосая дева прошла словно призрак сквозь ржавые прутья и прильнула к решетке Глоддриковой камеры.