Глоддрик даже его и не слушал. Глядя в дыру в стене, он примерился, рассчитал траекторию полета и сиганул в отверстие. Ганрайский Демон прокатился по пологому своду черепичной крыши, на конце же ее он оттолкнулся и прыгнул, приземлившись с кувырком на выступающий балкон нижнего этажа. Выбежав в темный коридор, освещаемый лишь дневным светом, он встретился лицом к лицу с группой клирийцев, которые уже со всех ног бежали к выходу. Завидев его, они притормозили. Среди них был тот самый одноглазый юнец, который совсем недавно так дерзко обещал расправиться с Эрлингаем. Наштар Лихач. Наштар не смог разделить радости своих собратьев по взятию Гилеарда, его никак не переставала гложить мысль о незавершенном деле между ним и Эрлингаем. К тому же было ясно, как день, что долго им здесь сидеть не придется – их обязательно попытаются выкурить, точно диких пчел. Он пытался себя занять чтением руководств по тактике обороны от осады, чтобы успокоить себя, удостоверившись, что крепость легко можно отстоять, выбрав верную стратегию, но сейчас все планы пошли прахом – люди Варзхела самым простым, диким образом рубились в кровь и в мясо с теми, что пришли с тем треклятым красноволосым чародеем, что с такой легкостью разнес ворота и чуть не взорвал весь Гилеард своими огненными выстрелами. И вот с десятком остриженных наголо клирийцев из клана Плавящихся Скал он спешил на подмогу окружавшим главную цитадель Гилеарда адептам культа Заргула. Вскоре один из его людей краем глаза заметил Глоддрика, но было поздно. Безоружный каратель врезал ему локтем в челюсть, а затем полностью выбил ее мощным крюкообразным ударом снизу. Смуглый воин отступил на несколько шагов, с его губ текли струйки крови. Хотя воин был и слегка оглушен, он схватился за клинок и попытался рубануть Глоддрика наискось, но служитель закона не дал ему этого сделать. Глоддрик рывком сократил дистанцию, одновременно с этим перехватил ведущую руку врага и вывернул ее в локте. Боец вскрикнул, а его кривой меч с лязгом грянулся о каменную плитку, высекая с нее искры. Клириец попытался рвануться назад, но Глоддрик был слишком быстр и умел. Ганраец боднул его лбом в лицо, расквасив своим битым множество раз черепом ему нос. Затем его рука точно питон обхватила шею жертвы, Глоддрик захватил голову клирийца в крепкий замок, а затем с силой дернул ее кверху. Раздался тошнотворный хруст, после чего воин обмяк как веревочная игрушка и повалился на пол вслед за своим оружием. Это произошло столь быстро, что Наштар и его люди не успели должным образом среагировать. Теперь же, когда в голову Глоддрика летел на всей скорости ятаган, он сделал кувырок, подхватив меч убитого воина, и в этом самом кувырке успел подрубить стоявшему неподалеку противнику ноги, отчего тот с воплем рухнул только для того, чтобы хлестким ударом его сонная артерия была рассечена. И вот Глоддрик один против них всех. На южанах были надеты стальные пластины и кирасы, на Глоддрике же болталась рваная и заплатанная рубаха заключенного и такого же вида портки. Теперь же в руках его был длинный кривоватый клинок с золоченой рукоятью. Глоддрик презирал вычурность и любое ювелирное украшение оружия, обмотанный тряпьем и иссеченный меч, отнятый двадцать пять лет назад у вождя равшаров, был ему многократно ближе этого произведения искусства. Однако клинок был неплохо сбалансирован, а в качестве стали он убедился сполна. Сразу четверо наскочили на него – больше не могло в силу узости коридора. Перефехтовать их Ганрайскому Демону не составило труда, хватило короткого обмена ударами, точнее, жестоких смертельных атак ганрайца, чтобы эти люди обливались кровью на полу. Вихрь его лезвия с такой же легкостью положил еще троих, а оставшиеся, кроме Наштара, решили благоразумно ринуться в гущу сражающихся на дворе – даже это место им казалось безопаснее, чем наедине с этим ополоумевшим убийцей. Глоддрик их подавил своим напором, как подошва сапога давит слизней. Клирийцы пытались его атаковать, но он встречными ударами отшибал их оружие так, что конечности головорезов немели, после чего смертоносные маневры лезвия меча взрезали их точно нож мясника свиную тушу. Глоддрик вперил взгляд своего единственного глаза в черные очи Наштара. Направил на него отнятый меч и с усмешкой сделал шаг вперед. Молодой клириец не мог сдвинуться с места, его одолел непреодолимый животный страх. Разум подсказывал – беги, беги, пока стоишь на ногах, этот враг тебе не по зубам. Умом Наштар понимал, что и половины силы Глоддрика в нем нет. Но в нем взыграла гордыня, вера в свою находчивость и талант. Ему показалось, что если в нем откроется второе дыхание или шестое чувство, потаенные глубины чертогов разума, хранившие его мастерство боя, то ему удастся переиграть стареющего воина, который может и сделать ошибку. К тому же, в преступных кругах репутация означает буквально все. А какое доброе имя себе сделает Наштар, если сможет похвастаться тем, что сражался на равных с Ганрайским Демоном и одержал над ним победу. И эти великие воины вроде Крауха Гримблы, Эрлингая или самого мастера Агриппы из Храма Мечей ведь тоже с чего-то начинали, были такими же безвестными в свое время, как и он сам. Этот шестидесятилетний воитель – прошлое, символ уходящей эпохи, ветеран давно прошедших войн. За Наштаром молодость, будущее, он свежая кровь. Он бросит ему вызов и выкует искрами сбивающихся клинков себе легендарное имя. О нем будут вскоре говорить в каждой таверне, в каждом бандитском притоне не то, что Ганрая, а даже всего Союза.
– Ха! Что, хватило этих слабаков на разогрев, старичок? Не спеши радоваться, – выписывая в воздухе изящные круги саблей, он кружил с Глоддриком в центре коридора, – я из другого теста. Вглядись получше в мое лицо – это последнее, что ты увидишь в своей жизни.
– Закрой рот и нападай, щенок! – рявкнул Глоддрик, глаз которого горел огнем от предвкушения новой порции адреналина и боевого экстаза.
Щенок? Этот человек посмел осквернить миг его триумфа таким нескрываемым презрением? Наштар со вскриком налетел на Глоддрика и атаковал. Рубящий удар в голову прошел мимо – подсевший Глоддрик рывком обошел клирийца и резанул по горизонтали. Наштар едва успел уйти от удара – кончик клинка Глоддрика высек искру на его тонкой кирасе.
– Еще раз! Вперед! – Глоддрик улыбался, правда его выражение лица больше напоминало озверевшего демона, чем человека, он был преисполнен наслаждения.
– Играться со мной вздумал, выродок? – Глоддрик только рассмеялся в ответ его гневному окрику.
Наштар рубанул по косой дуге, намереваясь рассечь Глоддрика от плеча до груди, но его сабля сшиблась со стремительным ударом клинка карателя, к потолку поднялся сноп искр, а оружие главы преступного клана едва не выскользнуло из его онемевшей десницы. Наштара это не поколебало, он бил крест-накрест с высокой, как ему показалось, скоростью, но от первого удара Глоддрик с легкостью увернулся, отступив назад, а второй он перехватил свободной рукой запястье Наштара, подсек его, с разворота врезав по ногам, и одновременно бросил через себя. Клириец успел сгруппироваться и правильно упасть, мгновенно перекувыркнувшись и встав на ноги, но Глоддрик снова решил дать ему шанс возобновить нападение.
– Поигрались – и хватит. Теперь всерьез, – лицо Глоддрика приобрело суровый оттенок, и от былого экстаза осталось мало следов, но что-то подсказывало Наштару, что в любую секунду этот безумный оскал и блеск в алом глазу могут исказить отмеченное глубокими рубцами лицо бывалого воина.
– Ты сам этого захотел, – Наштар отряхнул подол шелкового халата и перехватил саблю удобнее, – сейчас ты ответишь за всех погубленных наших братьев. За все невзгоды, что пришлись на наши кланы. Ты думаешь, что раз душил нас столько времени – не найдется никого, кто осмелился бы выйти с тобой раз на раз? Тоже мне, Ганрайский Демон, – жеманно кривляясь, Наштар презрительно сплюнул, – ты просто больной на голову урод – вот и все. Мне плевать, сколько народу за свою гребаную жизнь ты убил. Я тебя не боюсь.
Воцарилась гробовая тишина. Отзвуки бьющихся снаружи доносились до них, вспенивая бурлящую по жилам кровь в полном молодой горячности Наштаре и Глоддрике, чувствовавшего себя в сражениях живым.
– Ты храбр, мальчик. И ты прав. Я действительно болен на голову. Но я посвятил жизнь борьбе со злом. В тебе этого нет – тебе нужна лишь месть за своих блатных дружбанов. И слава. Твоя ярость слабее моей потому, что основа у нее ложная. Поэтому ты уже труп ходячий.
– Это ты прислал к нам своих гончих псов! И вслед за ними пришел тот, кто лишил жизни моего брата! Говоришь, основа ложная? Там, откуда я родом, кровная месть издревле была основой наших традиций! И не надейся, что я не доживу до нашей следующей встречи с Эрлингаем. Пусть он увидит, что даже с тобой я сотворю нечто такое, отчего его душа в пятки уйдет. Будет знать, что его ждет. А сейчас ты умрешь!
– Ну же! – взревел Глоддрик.
Наштар атаковал снова, размашистым ударом он собирался снова угодить в шею противнику, Глоддрик легко, но с демонической силой отбил этот удар, а от инерции клириец пошатнулся. Тем не менее, он продолжил натиск и бросился коброй в яростном колющем выпаде, но на этом его усилиям суждено было окончиться. Глоддрику, очевидно, наскучило играться со своим не столь умелым противником. Он с легкостью ушел с линии атаки и скоростным ударом отсек Наштару руку по локоть. Кровь из раны забила ключом. Клириец не успел и вскрикнуть – Глоддрик дернулся вперед и насадил его на свой клинок, вонзив меч в живот Наштару по рукоять. Молодой воин издал лишь слабый хлюпающий хрип, после чего из его рта выплеснулся сгусток крови. И тут в мозгу Наштара высплыл единственный образ, затмивший собой все вокруг – лицо своего брата, слишком светлокожее для клирийца, но столь родное ему. Человек, с которым они прошли огонь и воду, с которым они поднялись с самого дна до авторитетности в криминальном мире. Того, кто все это время был для него единственной настоящей семьей. Умом Наштар понимал, что Эрлингай поступал праведно, а он и его брат заслуживали смерти, но руководствовался он своими эгоистичными мотивами, а не здравым смыслом и идеалами чести. Только поквитаться с ним уже не выйдет.
– Нет… Я не могу… умереть сейчас… – начал он оседать на пол после того, как Глоддрик выдернул из него меч, – я еще не… отомстил…
– Не судьба, – осклабился Глоддрик, – прощай, я и так слишком долго с тобой провозился.
Каратель бросился к выходу, а поле зрения Наштара начала застилать тьма. Он вдруг пришел к мысли, что зря они с братом ступили на легкий путь – наживы на ущемлении слабых, грабеже, насилии. Возможно, стоило бы послушать советы деда, когда тот еще был жив, и выбраться в города, стать подмастерьями, найти работу. И как досадно, что уже слишком поздно, время вспять не обернешь, и его жизнь закончится вот так. Сожаление было последним чувством, овладевшим разумом Наштара до того, как он навсегда закрыл свой единственный оставшийся глаз и ушел в мир иной.
***
Алагар мог разнести гущу врагов на куски одной силой мысли. За что ему, разумеется, были бы благодарны Каратели и члены Братства Уравнителей. Что остановило его? Заклятие видения, взор, пронизывающий двери и каменные стены, позволил ему увидеть свою старую боевую подругу в глубине крепости. Еще до того, как его люди схлестнулись с силами Заргула, он закрыл глаза и ментально уже бродил по закоулкам Гилеарда со скоростью света. И вот, наконец, она, Танриль, с которой он разделил полные веселья и трудностей ученические годы под началом Йоши-Року. Женщина была закована в колодки, ее кисти безвольно свисали из отверстий, волосы же ее спутались и точно крона плакучей ивы тянулись к сырому полу. Кудесник сам не заметил, как его же заклятие перенесло его в нужное место, он это сделал автоматически, видать, и после десятилетий разлуки он не смог остаться к ней до конца равнодушен. Закована она была на вершине одной из низеньких башен. На открытом воздухе подвергли ее позору слуги Заргула, печальнее всего было то, что это зрелище больше всего сломило дух народа Ганрая к сопротивлению. Та самая целительница, что всегда готова прийти на помощь и защитить Ганрай от темной магии, против которой бессильны Каратели, к которой зачастую шли и с куда менее серьезными проблемами, чтобы выговориться, даже тогда она проявляла наибольшую отзывчивость, выслушивая отроков, жаловавшихся на страших, стариков, сетовавших на молодежь, зрелый люд, использовавший ее как отдушину для излияний своих претензий к власти. Символ опоры, надежности, доброты и верности народу – сломлена и унижена, стоит на коленях в захваченном замке. Не глядя на панораму сражения, развернувшуюся снизу, Алагар двинулся к своей знакомой:
– Танриль? Танриль, очнись, – он приподнял ее голову и заглянул в ее глаза, смотревшие вникуда, – это я.
Ее лицо на миг осветил проблеск сознания, чародейка сфокусировала взгляд и в недоумении открыла рот:
– Алагар? Откуда ты…
– Неважно, Танриль, – он коснулся колодок посохом, и замок сработал моментально, верхняя часть механизма откинулась, что позволило Алагару подхватить начавшую оседать Танриль, – я решил помочь вам.
– Алагар… – в забытьи пробормотала она, – Алагар, я думала, ты… забыл обо мне?
Она снова провалилась во тьму, опустив голову на плечо Алагара. В юности она всегда была куда более прилежной ученицей, чем ее друзья, часто вытаскивала его и Варзхела из передряг, лечила их раны, готовила еду, стирала их одежду, никогда не жалуясь. И теперь она беспомощна, словно младенец, без сознания лежит на руках Алагара, с которым их пути разошлись многие годы назад. На секунду его охватило сожаление, быть может, зря он замахнулся на столь масштабные начинания – перекроить мир в обитель гармонии, братства и процветания, ради этого ему пришлось отказаться от будущего, о котором они с Танрилью в юности так истово мечтали. Ни один мускул не дрогнул на лице мага, хоть внутри него и происходила яростная борьба. Не без труда ему удалось выкинуть из головы навязчивые мысли – как ни относись к тем решениям, которые он принимал, сожалеть смысла уже не было.
– Встретимся в Крестале, – сказал он ей, хотя видел, что сознание покинуло магичку, – мне нужно закончить свое дело.
Спустя секунду ее окутало сияние, и тело Танрили мистическим образом исчезло с вершины башни. Алагар уже направился к лестнице, как вдруг снизу показался черный капюшон, под которым виднелась зловещего вида маска из стали. Сквозь глазные прорези сверкали алые очи Арнлоуга Варзхела.
– Так и не научился не лезть в чужие распри? До всего есть дело тебе, Алагар.
Варзхел вышел на площадку и сделал пару шагов к Алагару. При ходьбе его латы неизменно терлись друг о друга со скрипом.
– Значит, вы приступили к действиям, – подытожил Алагар, – а где краснокожие, где горхолды? Или Заргул решил начать вторжение без участия своих сородичей, отправив на гибель вас. Наверное, большая честь быть расходным материалом для самого Хранителя Подземелий. Хочешь знать, почему я здесь? Вы ставите мне палки в колеса. Отступи, Варзхел, не стой на моем пути.
– Да, да, твой путь, – с усталостью в голосе сказал Варзхел, – бороться за всеобщее единство и свободу. Ты же понимаешь, что для Эанрила и остальных королевских особ ты такой же враг, как и я? Когда с твоей помощью они расправятся с нами, хотя не расправятся, следующей жертвой на очереди будешь ты и твои прихлебатели. Ты хочешь построить лучший мир. Но сможешь ли ты держать в узде низменные побуждения этой черни? Их жажду власти и богатства, стремления возвыситься над другими. У тебя на это не хватит сил, на такое способен только император. Лишь Заргул сможет осуществить твои мечты, так покорись же его воле.
– Покориться, – насмешливо переспросил Алагар, – ты так и не понял философию, которую придерживаюсь я и те, кто разделяет мой путь. В том мире, который мы строим, никто никому не будет покоряться.
Варзхел забросил лезвие своего посоха на плечи и спросил:
– Когда ты решил покинуть нас, я хотел достучаться до тебя. Спасти. Заргул карает всех, кто окажется на его тропе к тому, что по праву принадлежит ему, и только глупец бросит ему вызов. Я хотел тебя уберечь от беды, ведь считал тебя своим другом. Ты же забрал мое здоровье, мое лицо. После нашего поединка я вынужден носить маску, чтобы скрыть чудовищные шрамы от ожогов. Я ведь закрыл глаза на то, что ты увел у меня из-под носа Танриль. Она выбрала тебя, и я смирился с этим. Но ты совершил куда более худший проступок. Ты обманул мое доверие. Встал в один ряд со мной, а затем решил бросить меня и трусливо сбежать. Что ж, на сей раз сбежать тебе не удастся, – Варзхел перехватил орудие рукоятью вперед, направив магический кристалл на Алагара.
– Ты уверен, что это здравая идея? Я уже побеждал тебя.
Тут же справа от Варзхела разверзлась дыра ярко-желтого цвета высотой в человеческий рост. Из нее вышел Хейларг. Его посох с навершием в виде змеиной головы смотрел в грудь Алагару, уже готовый ужалить. Открылись другие порталы, и спустя несколько мгновений на площадке оказались в сборе все маги, приближенные к Заргулу. Кразлак Губитель, как всегда, в бычьем черепе и в облаченье из костяных доспехов, Кара из Клирии, сжимавшая жертвенный нож с дьявольской усмешкой и слегка безумным взглядом, который зачастую встречается у юродивых, Ниарот, талантливый кудесник Союза, Скрол Ядовитый, существо, похожее на амфибию, перевязанное ремнями, в которых болтались склянки со всеми видами отравы, и, наконец, перебинтованный, похожий на мумию, некромант из Клирии Джайяр. Они обступили Алагара полукругом, но он не сделал ни шагу назад, лишь огляделся, оценивая свои шансы выстоять.
– Я тебя плохо знаю, Алагар, хотя и слышал многое, – с надеждой произнес Хейларг, – но все же дам тебе шанс выжить. Встань в наши ряды, и ты, и мы пощадим твоих людей, даже при том, что они напали на нас. Что скажешь? Второго такого предложения не будет.
– Зачем моим людям нужен такой наставник, – рассмеялся Алагар, – который при виде опасности легко отказывается от своих целей.
– Что ж, – пожал плечами Хейларг, – я пытался. В любом случае, ты имеешь право на выбор.
Кара из Клирии перекрутила в руке нож и запальчиво выкрикнула:
– А мертвый наставник твоим людям нужен? Я знаю, кому ты нужен! Демонам Азроговых подземелий. Я с удовольствием принесу тебя в жертву им.
– Если моя скверна не изъест его раньше, – хищно осклабился Кразлак Губитель.
– В любом случае, – заключил Варзхел, – ты не жилец.
Алагар взялся обеими руками за посох. Он мог противостоять в магической дуэли Варзхелу и имел бы шансы на победу. С Хейларгом один на один также вполне мог бы потягаться. Но со всеми магами-отступниками биться сразу было смертоубийственно даже для такого высококлассного мага, как он. Алагар с досадой скрипнул зубами – его дело вполне может умереть вместе с ним. Он так и не увидит, как мир станет свободен от притеснений со стороны правящей элиты, как люди заживут в согласии друг с другом. Но нет же, подумалось ему. Эти идеи были в людях всегда, нужен лишь тот, кто первым перестанет молчать и терпеть, и поднимется на борьбу со злом, даже если за ним никто не пойдет. Он засадил в своих людей семя воли к свободе, и оно успело прорасти. Хоть кто-то из них и продолжит его дело, если ему суждено сложить голову в бою. А если и нет, в будущем непременно найдется другой волевой и харизматичный человек, который научит людей бороться с проблемами, разлагающими общество. Алагар лишь смел надеяться, что в следующей жизни высшие силы вернут его на Ранкор, чтобы позволить дальше участвовать в борьбе за светлое будущее и в его строительстве. Он был готов уйти достойно, с гордо поднятой головой и в сражении со злом. Уже приготовился атаковать, но тут снизу послышался знакомый почти всю жизнь старческий голос:
– Друг мой, – легко для своего почтенного возраста хаглорианец одолел лестницу и прошагал в центр площадки, – я бы не делал столь поспешных выводов. Варзхел, я упустил тебя, и эта вина полностью лежит на мне. Я осознаю ее, – он повернулся в сторону другого своего бывшего ученика и продолжил, – Алагар, я горжусь тобой. Пройдя множество путей, ты нашел в себе силы и мудрость избрать верный.
Йоши-Року вскинул посох наперевес и стал плечом к плечу с Алагаром:
– Похоже, сдаваться они не собираются, – сказал он, оглядев Хейларга, Варзхела и остальных слуг Заргула.
***
Петляния по коридорам штаба Карателей были недолгими – Кэлрен хорошо помнила дорогу. На поворотах, когда она выкрикивала направление, Клажир вторил ей и не забывал указать, что он знал эту часть пути не хуже нее, только не успел сориентироваться. После того, как Мурвак прикрикнул на него, попытки ассистировать проводнице поубавились. Они пробежали коридор на первом этаже и начали взбираться вверх по винтовой лестнице. Сверху уже доносились отзвуки сражения, крики и стоны раненых, звон сшибающейся стали. И вот под ноги крестальцам и монаху, перемахивающему через три ступени за раз, прикатился кубарем окровавленный труп юноши в боевой куртке с эмблемой Карателей. Шаабан с ловкостью перепрыгнул тело и бросился в атаку на стоявших у конца лестницы двоих мужчин в черных одеяниях, державших в руках булаву и двусторонний топор. Не успел боец занести палицу, как Шаабан в прыжке выхватил парные кинжалы и резанул наискось, вспоров ему горло, одновременно с этим он предплечьем отвел руку, держащую топор второго, и, шагнув навстречу врагу, всадил ему второй кинжал в печень. Произошло это с такой скоростью, что Арстель и его односельчане даже не успели дернуться, один Клажир инстинктивно отскочил назад, прячась за спиной своей подруги. Все же они вышли на просторный зал второго этажа, и им открылась неравной битвы. Зал был уставлен камерами, что теперь пустовали, люди же, сумевшие вырваться на свободу, были окружены и в меньшинстве. Рабочая одежда плененных Карателей вместе с бывшими преступниками, носившими робы заключенных, кое-как отбивались от натиска северян, равшаров и аколитов Заргула. Брони на них никакой не было, да и оружия недоставало, лишь некоторым удалось отобрать в рукопашной схватке средство боя врага или же подобрать орудие убитого. Загнанные в угол, они отбивались от наступающих на них врагов. Несколько людей, сражавшихся на самой передовой линии, бились отчаянно. Даже крыса, загнанная в угол, может быть опасна, что уж говорить о людях, боровшихся с преступностью в самом криминальном городе Союза под началом Глоддрика? Энмола успела положить троих, орудуя обычной кочергой из камина возле клетей, в котором тлели угли. Кочергу, стоит признать, ганрайские литейщики сделали хорошо, она выдерживала удары вражьих мечей и пик не хуже добротного клинка, а когда она достигала голов попавшихся под руку южанке захватчиков, слышался жуткий хруст пробивающихся черепов, после чего те оседали, как осенние листья на землю. Здоровяк-северянин Кандал одним ударом кулака в голову вышиб дух из близстоящего равшара, после чего он швырнул его тело в гущу подступавших северян, которые хоть и успели прикрыться щитами, но все же чуть не утратили равновесие. Драконобой же был поглощен азартом ожесточенной схватки. Удача улыбнулась ему, у бывшего авторитета преступного мира в обеих руках были шипастые кистени, которыми он орудовал с ловкостью жонглера. Крепкая сталь легко крошила равшаровы костяные мечи или не столь прочные копья людей-аколитов Заргула, в крошево обращались и кости тех, кому не посчастливилось схватиться с матерым убийцей. Рыжеволосый и одноглазый Норберт Гартахол, оскалившись, показывал лучшее из арсенала своих боевых навыков. Фехтуя с тремя приверженцами Заргула, он своими точными и быстрыми уколами, мощными круговыми ударами и хорошим тактическим мышлением переигрывал их так, что каждые полминуты на место сражавшихся с ним вставали другие, перешагивая через тела павших соратников.
Крестальцам стоит отдать должное – они не спасовали перед лицом смерти. Со стороны теснящих оборонявшихся заключенных выскочило семеро солдат Заргула в балахонах и с дикими воплями кинулись на селян, рассчитывая разогнать их одним своим наступлением. Сердце Арстеля сжалось, он до боли в пальцах стиснул копье, но не нашел в себе сил двинуться и встать в боевую стойку. Его разум не мог переварить простой мысли, что на него несутся люди, которые хотят умертвить его и вполне могут преуспеть в этом. Кэлрен напряглась, приготовилась вступить в бой, Мурвак оскалился и перехватил боевой молот, но дело решил Хельд. Лицо его выражало неуверенность, было видно, что его душа ушла в пятки, хотя сам он лихо выскочил навстречу врагам. Он облизнул губы и выставил перед собой посох, и тут произошло нечто из ряда вон выходящее, чего никто от него и не ждал. Кертахол на конце небрежно выструганного посоха крылатого трактирщика загорелся синим светом, словно небесное светило. Затем из навершия посоха во вражеские ряды рванула огненная струя, которой мог бы позавидовать и порядочный дракон. Атакующие не были обращены в пепел, но занялись не хуже сена. Их ошалелые крики навсегда осели в памяти Арстеля, как их лица, перекошенные от боевой ярости, стали вдруг искаженными гримасами боли и агонии, они пытались сбить неугасимое пламя, катались по полу, побросали оружие, но было поздно, их мясо уже успело прожариться до костей.