– Мурвак! – Харал Глыба ударом молота размолотил голову победно улыбающегося горхолда, но было поздно, Мурвак осел на землю, харкаясь и плюясь кровью.
Он прерывисто дышал, с тяжелым скрипом выпуская воздух с новыми струйками крови. Держась за копье, лесоруб пытался его вытащить, но силы уже не хватало. Односельчане не могли помочь ему, через полулежавшего у зубьев бастиона Мурвака перемахивало все больше красноголовых, не обращая внимания на него.
Лицо его исказила гримаса боли и отчаянной злобы, Мурвак сжал руку в кулаке и обреченно ударил о каменную плитку.
– Будь же проклята эта долбаная, – он снова зашелся кровавым кашлем, харкнул кровью, после чего добавил, – война.
Глаза Мурвака закатились, и он обрел вечный покой. Когда лесоруб уже был мертв, его лицо выражало блаженное спокойствие, умиротворение, будто он обрел просветление. Та злоба и тяжесть на душе, что всю жизнь одолевала его, покинула тело вместе с мятежной, но благородной душой. Крестальцы продолжали обороняться, их теснили к лестницам. Гранаша подбила стрела залезшего на стену арбалетчика, Хельду тут удалось применить огненное заклятие, флорскел направил жезл на врага, отчего тот вопил, охваченным магическим пламенем, которое не мог бы сбить ни один не искушенный в сверхъестественных знаниях воин.
– Отходим! – крикнула Юкиара, продолжая вращать цепь, держа горхолдов на дистанции, – одним нам не выстоять.
Армия Заргула уже промяла центр, крестальцы спустились по лестнице, а горхолды продолжали давить сверху, но тут же на три четверти были выбиты меткими выстрелами энросских лучников. Юкиара оступилась, упала набок и, ловко перекатившись, встала на одно колено, но нависший над ней горхолд уже заносил клинок над девичьей головой, от этого удара уйти Юки бы не успела. Просвистела в воздухе стрела, вонзившись врагу в грудь и спасая жизнь девушке. Когда она обернулась, увидела заговорщически подмигнувшего ей Шойрила и благодарно ему кивнула.
Харал Зверюга за время отхода с лестницы раскидывал своим молотом наступавшую вражину, но он, к сожалению, пренебрег защитой, надев на себя лишь шлем и легкий кожаный панцирь. Богатырское телосложение не спасло плотника от стрел, его ноги, бицепсы и грудь были усеяны черными древками, здоровяк истекал кровью, растянувшись на ступенях. Пока он в беспамятстве от потери крови испускал дух, крестальцы сносили его тело со ступень, а битва продолжала бушевать. Арстель даже не чувствовал горечи от потери еще одного близкого друга. Погибли Гранаш, Мурвак, Клуатак еще бился на стене с щитом и клирийским ятаганом в руках, но вот уже и его трое горхолдов насадили на свои копья, подняли в воздух и перекинули через стену.
Эрлингай показывал высококлассное мастерство владения мечом, ему удавалось рубиться одновременно с пятью горхолдами, его клинок мелькал на невообразимой скорости. Отбив копье одного из них он круговым шагом зашел противнику за спину с одновременным ударом меча отсекая ему голову, затем толкнул тело в сторону двоих с топорами, чем отвлек их, вступил в бой с двумя стоящими на другой стороне – вооруженным парными кривыми мечами и глефой. Глефоносец бил ударом косаря на средней высоте, намереваясь достать подбрюшье Эрлингая, не прикрытое латным панцирем, но рыцарь ловко отскочил от удара и тут же дернулся вперед, с прыжка вонзив острие Фарендила врагу прямо в сердце. Меченосец налетел на Эрлингая, рубя со всех сторон, но это скорее напоминало вертящиеся на ветру рукава рубахи, накинутой на огородное пугало, в движениях его клинков не было и намека на синхронность и слаженность. Отбив очередной размашистый удар верхним блоком, Эрлингай раскрутил свой меч и обезоружил врага, отсекши его кисть, после чего с разворота снес голову. На тех же, кто держал в руках топоры, накинулся Глоддрик как мангуст на кобру. Первый не успел среагировать, и половина его головы уже была срублена – Каратель пронесся как ураган, второй попытался ударить, но Глоддрик с безумным оскалом сдавленно зарычал, уклонился от вертикального рубящего удара вбок и тут же пронзил грудь врага насквозь. Керрис Галарт с Эрлингаем стали бок о бок, продолжая истреблять врагов десятками.
– Мне делает честь, – отдышиваясь после очередного пораженного метким уколом горхолда сказал Керрис Галарт, – что мне суждено биться с Вашим Величеством спиной к спине. А больше… – он схлестнулся с другим, но спустя обмен несколькими ударами и предсмертный крик горхолда с разрубленным по горизонтали туловищем и вываливающимися кишками, закончил, – льстит то, что вас так хорошо обучил я.
Эрлингай, отбиваясь от шквала уколов нескольких копий и ответными выпадами поражая их обладателей одного за другим, ответил:
– Ты был хорошим учителем, генерал Галарт. Если я погибну сегодня с тобой вместе, это будет великой честью для меня.
Гувер, прислонившийся к стене за два десятка шагов от короля и за три – от остервенело рубящегося с десятком залезших на стену своего брата, точнее, быстро убиващего их Глоддрика, уже не имел времени, чтобы стрелять. Когда он выпустил последнюю стрелу, он бил в гущу подступавших к стене красноголовых, надеясь достать случайного врага, но тут же по веревке с крюком влез бронированный горхолд, в зубах державший клинок. Не успел он хватиться за меч, одной рукой держась за вершину стены, как получил по скуле размашистый удар арбалетом от Гувера, отчего полетел, наворачивая в воздухе круги, вниз. Гувер взял копье и щит, занял боевую позицию и приготовился биться, но тут начались серьезные проблемы у защитников стены, стоявших рядом с ним. Кандал, молтивший по головам лезших на стену горхолдов, своей тяжеловесной кувалдой, которую мог поднять только двухметровый силач-северянин, вдруг сдавленно захрипел, со свистом вверх ударила шипастая цепь и обмоталась вокруг его шеи. Цепь рванула вниз, могучая шея Кандала хрустнула, он рухнул лицом вниз, заставив еще нерасхватанные мечи, ножи, топоры и копья со стрелами посыпаться солдатам под ноги. На стену одновременно с этим взлетел Скорпион, лицо которого по-прежнему было скрыто полумаской, на голову надвинут капюшон, а красные глаза с выступившими прожилками светились в наступающей темноте. Тут же приземлившись, он сделал сальто, раскручивая цепь над головой, этим ударом он вскрыл глотки и рассек лица, глаза стоявших вокруг солдат, Гувера не задело лишь потому, что он был слишком далеко. Приземлившись, Скорпион припал к земле и круговым ударом подсек ноги защитников крепости, отчего смертельно раненные его ядом повалились многие солдаты. Лучшие бойцы Карательного Отряда – Энмола и Драконобой уже бежали в его сторону, но, как понял Гувер, Скорпиону хватит времени, чтобы расчистить горхолдам путь в этой части стены. Ассасин, развернувшись вокруг своей оси, осыпал собравшихся кинуться на него аргойских и ганрайских солдат дождем отравленных шипов, отчего и выжившие похватались за глотки и глаза. Один этот клириец успел вынести больше двадцати бойцов. Гувер сжал копье, ему везло, Скорпион даже боковым зрением не замечал притаившегося писателя. И вот он, настал момент сделать нечто подобное тому, что Гувер воображал и о чем писал большую часть своей сознательной и самостоятельной жизни. Подвиг самопожертвования был одним из любимых сюжетных ходов Ревиана, практически каждый из его главных героев в конце повествования приносил себя в жертву во имя родины, любви, высокой цели – всего, что могло бы зажечь огонь благородных и возвышенных устремлений в сердцах читателей. Но писать о таких людях и быть таким самому, разумеется, вещи совершенно разные. Однако Ревиану удалось совместить это в себе. Он набежал на Скорпиона, которого не подвела отточенная многолетними тренировками и заданиями наемного убийцы реакция. В последний момент он развернулся рваным движением, с быстротой ветра предплечьем переломил древко копья, встречной атакой достал из-за голенища отравленный метательный кинжал и всадил его Ревиану Гуверу в глотку, после чего схватил писателя за затылок и с силой размозжил его голову о бойницу. Теперь уже роман о войне за будущее Ранкора если и будет дописан, то точно не рукой этого прославленного в народе мастера слова.
– Сдохни, ошибка природы! – кричал Драконобой.
От кругового удара булавы Скорпион с презрительным смешком ушел, присел под второй и развернулся вполоборота, подсекши татуированного мафиози под ноги цепью, после чего добил его, резким ударом перерезав тем же метательным ножом глотку. Энмола раскрутила свои цепи, метнула их одновременно, пытаясь обмотать ими тело ассасина, но Скорпион перекатился вперед, те лишь высекли искры на камне, резко встал и метнул нож в клирийку. Та его отбила, вскинув цепи, но Скорпион воспользовался тем, что отвлек на это ее внимание, что ему позволило заарканить молодую южанку своей цепью и резким рывком опрокинуть на землю. Кровавая слюна стекала с уголка рта темнокожей девушки, шея ее была сломана.
– Брат… – прошептал Глоддрик, завидев тело Ревиана в луже крови возле убитых тем же ассасином своих ближайших подчиненных.
Он не издал ни звука, казалось, это вовсе не он только что потерял брата. Единственный способ облегчить тяжесть на сердце от такой утраты – полностью отдаться боевому безумству. Глоддрик растянул губы в улыбке до ушей, оскалил зубы, до боли их стиснув, разразился диким хохотом, заставив в ужасе отпрянуть и своих, и горхолдов с равшарами. Он ринулся в атаку, прорубая себе дорогу через отряд равшаров-берсерков, влезших на стену, те даже и не слишком пытались защищаться, Глоддрик был слишком быстр и силен. Сквозь кровавый коридор потеков крови и отсеченных конечностей Ганрайский Демон налетел вихрем на Скорпиона. Стремительный удар меча в голову почти достиг цели, но Скорпион вскинул цепь и отбросил зазубренный искривленный клинок. Глоддрик зашелся тихим смехом безумца, который вдруг перешел в хриплое рычание, не сбавляя скорости обрушил серию рубящих ударов крест-накрест, по горизонтали, с разворота ударил по дуге, но обезглавить Скорпиона не удалось, тот либо уворачивался, либо отбивал удары цепью, но поймать Глоддрика не удавалось – несмотря на возраст ганраец был молнеиносен.
– Что, братика жалко? – с издевкой бросил Скорпион, – но для такого слабака он уж больно смел, надо отдать ему должное.
– Заткнись! – выплюнул это слово Глоддрик.
Ассасин снова запустил цепь как лассо, подкрутив ее в воздухе, но Глоддрик рванул по диагонали, увернувшись от цепи на бегу так, что в движении почти припал к земле, кувырнулся и в прыжке на дистанции, на которой цепь бесполезна, отрубил начисто убийце-отравителю с юга руку, державшую цепное орудие пыток и убийств. Черная кровь забила ключом. Глоддрик на миг задумался, а могла ли эта кровь тоже быть ядовитой, но не остановился ни на полсекунды, зная, что даже однорукий этот убийца был опаснее гадюки. Скорпион уже запустил руку за пазуху, шаря там на предмет отравленного шила, но Глоддрик ударом кулака свободной руки смазал его по скуле так, что ассасин отлетел к зубьям.
– За Ревиана! А это за Карателей! – Глоддрик пнул Скорпиона ногой в грудь, и тот полетел со стены.
Глоддрик бегло взглянул, куда упал ассасин, поскольку даже при падении с такой высоты выучка могла его спасти, но зацепиться ни за что Скорпиону не удалось. Он приземлился спиной аккурат на обтесанный кол у рва, который пробил ему грудную клетку насквозь. Шаабан, Ревиан Гувер, храбрые Каратели, Брок и многие другие, кто пал жертвой подлой руки этого бесчестного убийцы, были отмщены.
И тут на панораме суетящихся пеших воинов и топчущихся наездников на ящерах, от которых при штурме никакого толку, Глоддрик заметил, как по вытоптанной тропинке Норберт Гартахол торопливо шагает к крепостной стене с вражеской половины. Слуги Заргула его не трогали. Когда Гартахол надавил на один из кирпичей, после чего мегалит стены развернулся, открывая проход на первые этажи стены-крепости, Глоддрику все стало понятно.
– Вероломный мудила, – выдавил он из себя с презрением эти слова, разбежался по краю стены, не обращая внимания на свистящие над ухом копья, мечи и топоры, проносящиеся мимо головы стрелы, спрыгнул на черепицу одного из балкого нижних этажей, скатился по ней и с прыжком, завершенным сальто, опустился на землю аккурат перед лицом остолбеневшего Гартахола, не ожидавшего, что встретится со своим бывшим начальником лицом к лицу. Колени Глоддрика, как и его ступни, жутко болели, в почти шестидесятилетнем возрасте совершать такие кульбиты и трюки было противопоказано. Поморщившись, Глоддрик резко поднялся и, хоть в его глазу потемнело, он бросился на Гартахола. Тот, выхватив меч наполовину, успел отразить удар, вытащив же до конца, контратаковал колющим выпадом, но Глоддрик, вышиб меч из его руки встречным ударом, рванув навстречу, рассек кирасу бывшего соратника косым ударом. Гартахол повалился на спину, тяжело дыша.
– Зачем? – с презрением спросил Глоддрик.
– Глупцы… – с огромным усилием проговорил умирающий Гартахол, – у вас нет… шансов… лучше… сдайтесь…
Глоддрик саданул подошвой по бледному лицу бывшей правой руки, но это было бессмысленно – Гартахол был мертв.
Красноголовые бойцы, казалось, не обращали внимания на этот ход, хотя никто кроме Глоддрика его не защищал, они продолжали лезть на стену. Но тут в их рядах раздалось змеиное шипение, которое заглушил женский смех, и из отряда бойцов, мерно подступавших к стене, вышла краснокожая женщина, на вид молодая, хотя было ей лет больше тысячи, она была свидетельницей первой войны за Ранкор, когда были еще живы ученики Калтахина Великого. Вместо щупалец на ее голове вилось скопище шипящих змей, сама она тоже то и дело хищно облизывалась и шипела подобно им, будто и сама принадлежала к гадам.
– Ну и гадюшник у тебя на бошке, – с напряжением оскалился Глоддрик.
– Тебе не нравится? – издевательски выгнула она бровь, склонив голову набок, – ну и ладно, мы с тобой все равно поиграем.
Глоддрик выставил меч перед собой и завел левую ногу назад, подогнул колени, готовясь бить первым, но женщину обступила тройка других воинов Кровавого Легиона. Здесь были все, кроме генерала Рокузана. Картаг Дробитель, горхолд высотой в два с половиной метра, челюсть его была сдвинута на бок, а со свисшего языка и кривых неровных зубов все стекали струи слюней, взгляд же его посаженных близко, как у гориллы, глаз был пустым и отсутствующим, что говорило о его умственной отсталости. В руках, вздувшиеся мышцы которых толщиной могли бы поспорить с диаметром ствола среднего дерева, держали два огромных шипастых кистеня на цепях. Другой горхолд был высоким, помимо стальной шипастой кирасы и щитков на предплечьях и бедрах он носил плащ с капюшоном, почти полностью скрывавший его длинное, вытянутое лицо, из которого был виден лишь острый подбородок. Его шесть рук держали по искривленному мечу. Нангор Шестирукий или же Нангор Паук. Другой же воин среднего роста и коренастый, широкоплечий, был с головы до пят закован в тяжеленную броню, даже его щупальца, стоявшие дыбом, были обиты железом, точно его голова была навершием моргенштерна. Через его доспехи и двуручный стальной топор сверкали молнии, он сам по себе был постоянным проводником электричества. Легион, который в глубокой древности наводил ужас на весь род разумных существ смертной природы, косил толпами силы сопротивления, множа победы воинства Многорогого. Отряду, прославленному в мифах древности, бросал вызов человек нового времени. И это лишь еще больше вгоняло его в раж.
– Мы с тобой вволю поиграемся, – сказал Железноголовый, голос которого звучал глухо из-под пластинчатого забрала, усеянного мелкими дырами для вентиляции.
Глоддрик без лишних слов стремглав кинулся на них. Когда он прыгнул на Ашгару Горгону, занеся меч в ударе, его гогочущий вопль был слышен даже на стене.
***
Таран в ворота уже не бил – толпы красноголовых ломились в них, то наваливаясь толпой, то прорубали лазы топорами. Северяне под предводительством Гримблы стояли с оружием наготове, Энросцы за ними продолжали косить врагов за стеной равномерными залпами.
– Ждем, – протянул Гримбла, перехватывая топор поудобнее, – ждем…
Лица таких же северян, как и его молодчики, высовывались из прорубленных в воротах дыр, размалеванные боевыми красками они издавали те же кличи, вопили, требуя крови собратьев. На широких же их волосатых грудях красовались сделанные каленым железом клейма Азрога.
Тут, наконец, под их следующим навалом ворота поддались, с громким хрустом переломились, и по груде обломков балок, камней и разбитых бревенчатых досок во внутренний двор ломанулись варвары с Севера, присягнувшие Заргулу. Люди Гримблы ответно взревели, после чего завязалась настоящая мясорубка. Когда бьются сыны Севера, то кровопролитие не уступает равшаровым побоищам. Выбитые зубы, животные вопли, раскроенные топорами черепа, рукопашное месилово – все это нашло свое место и здесь. Краух Гримбла, несмотря на подступающую старость, уложил пятерых. Первый – юнец, у которого даже еще борода не начала расти, но до ужаса высокий и мускулистый, несмотря на свою физическую силу, отличался откровенным неумением сражаться, он размашисто занес свои топоры, по скоростной восходящий размах орудия Гримблы врезал ему по подбородку, топорище рассекло челюсть и раскололо череп надвое. С двумя другими – татуированными молодцами – один в медвежьей шкуре, другой в одной набедренной повязке, он расправился без особого труда, первый при атаке не рассчитал силу, лихо размахнувшись мечом, Гримбла ушел в сторону от удара, а когда тот, что в шкуре, повалился вперед, ударом топора об затылок вышиб врагу мозги. Тот же, что с голым торсом, попробовал достать Гримблу кинжалом, но король Севера захватил руку в движении, выкрутил ее, ломая кисть, и, перехватив топор, вскрыл его лезвием брюхо врага. Ему удалось уложить еще двоих. В такой неразберихе, братоубийственном замесе, где северяне бьют северян же, было сложно разобрать, где свои и чужие, но Гримбле долго думать не пришлось – на него напрыгнул чернобородый Вагарн, ловко перемахнув через сваленные на землю трупы. Он был вооружен двумя палашами, одет же был в грубую заляпанную грязью серую тунику, на которую были наброшены ржавые стальные пластины, его мешковатые штаны были подвязаны веревочными портянками.
Гримбла ушел от дугового удара палашом в голову, уклонился от горизонтального в область пояса и ударил в ответ, его топорище понеслось в голову Вагарна, но тот успел отдернуться, инстинктивно вскинув палаш, который со звоном столкнулся с лезвием топора, едва не переломившись.
– Вы с этим черножопым ублюдком порешили моего брата, – с ненавистью сквозь зубы сказал Вагарн, сквозь его сгнившие от налета зубы стекала слюна на спутанную черную бороду.
– Он уже был мертв, придурок, – ощерился Гримбла.
Вагарн снова занес палаши кверху и обрушил двойной удар в шею Гримблы, собираясь отрубить ее ударом, напоминавшем ножницы, но Гримбла присел, дернулся вперед и ударил древком топора врага под дых, после чего заехал им же по подбородку, собрался уже вогнать топорище в темя, но Вагарн поймал жилистой рукой древко на лету, отдернул его в сторону и боднул Гримблу лбом в лицо. С плевком на землю упала кровь с несколькими зубами, но они все равно были гнилые, поэтому Гримбла на этот счет сожалений не испытывал. Вокруг них северяне продолжали жестоким образом убивать друг друга, но король Севера и прислужник Заргула были заняты лишь своим противоборством. Вагарн собрался ударить головой снова, но Гримбла на этот раз дернул свою голову в сторону, прижался к противнику и заключил его голову в крепкий замок, собираясь сломать. Но Вагарн вцепился руками в его локти, разжимая захват, одновременно с этим отдавив Гримбле вначале ногу, а затем – ударив подошвой в колено. Шестидесятилетнему Гримбле было сложно меряться силами с сорокалетним Вагарном, но когда его колено было выбито, он припал к земле, не разжимая захвата. Однако хватка короля ослабела, Вагарн мгновенно разорвал замок, пинком опрокинул Гримблу на спину и, подобрав один из упавших палашей, занес его над лежачим.
– Ты победил меня, – сказал Гримбла, – но все же в проигрыше, душа твоя потеряна, а ты навсегда останешься предателем. Север такое не прощает.
Вагарн сокрушительным ударом меча отсек Гримбле голову, но после этого рухнул наземь аки подкошенное под корень дерево. Его грудь насквозь пробила стрела Шойрила. Тем временем северяне Гримблы все же одержали верх, а солдаты Эрлингая помогли им окончательно разогнать приверженцев Заргула, боевая ярость которых со смертью вожака заметно угасла. Однако горхолды продолжали давить числом, лезть на стены, и уже заняли практически всю длину стены Вархула, заставляя солдат постепенно отходить.
Тем временем Керрис Галарт и Эрлингай бились впереди всех, задерживая отступление, они разили налево и направо, но равшаров и горхолдов было не счесть. Сквозь толпы копейщиков протиснулся Рокузан, закованный в золоченые по краям латы.
– Долго возитесь с этим мусором, – схватившись за длиннющую рукоять меча обеими руками, он занял боевую стойку и двинулся на двоих спереди, – не лезьте под руку, если жизнь дорога. Я разберусь.
По флангам бой продолжался с неизменной ожесточенностью, плотные ряды бронированных горхолдов проминали позиции людей, все дальше отгоняя их к спуску со стены, все чаще стальные пилумы рабов Заргула пробивали кольчуги и щиты бравых солдат Союза, стальные подошвы сынов Азрога с презрительным небрежением переступали через трупы как своих, коим не нужно было большей чести, чем погибнуть во имя общего дела своего народа, так и чрез растянувшиеся на холодном и залитом горячей кровью камне вражеских ополченцев. Но центр, где сам генерал армии подземелий соблаговолил подняться, горхолды будто обтекали.
– Действуем синхронно, Ваше Величество, – сжал губы Керрис, разминая кисти покручиванием рукояти клинка, понизив голос, старый полководец добавил, – заходим с обеих сторон. Сделаем гаду коробку!
Эрлингай Четвертый мотнул головой в знак готовности, шагнул, чуть наклонив корпус вперед, Керрис ухватился за меч обеими руками и передовые фехтовальщики Аргои устремились в бой. Вот только их опередили, Рокузан был не меньше ихнего искушен в науке боя на мечах. Едва они разбежались в разные стороны, собираясь с обоих боков зажать Рокузана, горхолд сам оторвался от полчищ сородичей, напиравших с лестниц на стену, и едва различимым невооруженным глазом рубящим движением отбил колющий выпад Эрлингая. Затем он круто развернул корпус и его крепкий двуручник столкнулся с лезвием меча Керриса. В воздух взлетел сноп искр, звон стали резал слух, от столкновения старого воина отбросило на полшага, высокий горхолд же крепко стоял на ногах, словно они были утесами, глубоко вросшими в земную кору. Рокузан вскинул клинок над головой и уже собрался осыпать Галарта градом ударов, от которого старику едва хватило бы силы защищаться, как Эрлингай, слишком благородный для того, чтобы атаковать со спины, выскочил из-за плеча горхолда. Едва Рокузан заметил врага боковым зрением, как ему ударил в глаза блеск солнца, отраженного от клинка Эрлингая, а затем ему пришлось выставить свой двуручный меч в вертикальный блок. Напирая своим весом, генерал Рокузан, которому Эрлингай ростом доставал до уха, попытался смести короля Союза, но Эрлингай использовал силу врага против него же, развернулся на одних пятках от толчка и по инерции движения резанул Фарендилом вражеского военачальника по лицу. Разрубить голову как сочный клирийский арбуз не вышло, поскольку Рокузан снова поставил блок, рванул мечи, скрежещущие друг о друга, в сторону и восходящим движением свободной руки заехал локтем, сокрытым стальной пластиной, Эрлингаю в висок. Благо, череп короля не пострадал, но от такого потрясения он беззвучно упал на одно колено, и шедшие сзади горхолды бы его прикончили, если бы дело не собрался закончить сам Рокузан.
– Неверный! – взревел верховодитель армии красноголовых, – за непокорность владыке подземелий именем Заргула приговариваю тебя к обезглавливанию!