– Это Ортаун! – ахнул Арстель, – подмога пришла!
Юкиара с посветлевшим от надежды лицом взглянула ввысь и помахала знакомому огнедышащему созданию, после чего снова бросилась вперед, раскручивая над головой цепь.
– Мы выкинем их отсюда, Арстель! – окликнула она его, забрасывая цепь в толпу горхолдов хлестким горизонтальным ударом, после чего один из них свалился с пробитой головой.
Стражи громили оставшихся на стене горхолдов, Эрлингай разил всех краснокожих на своем пути, расправившись с последними тремя латниками за раз на вершине лестницы круговым двойным ударом меча и метким выпадом он открыл путь наверх солдатам. Где-то Стражи добивали оставшихся горхолдов, но в основном сгруппировавшиеся в шеренги копейщиков солдаты гнали горхолдов к стене, оставляя не самый завидный выбор – пасть смертью храбрых на стене, будучи истыканным вражескими пиками, либо бросаться со стены и разбиваться насметь о голую землю, либо о тела павших братьев по оружию. Оставшиеся энросцы отстреливали отступавших, вот только Шойрила, которого достал шальной арбалетный болт, среди них уже не было.
На земле же произошла резкая перемена в ходе сражения, горхолды больше на стену не взбирались. Со стороны Драконовых Гор открылся широкий магический портал голубоватого цвета по краям, из которого обозревался вид на песчаные барханы, усеянные костьми оставшихся там навсегда животных, людей и равшаров, а с этого жаркого покрытого песком ландшафта валили всей гурьбой равшары, которых вел за собой Кога. Все они были мускулисты и оголены до набедренных повязок. Кога был раскрашен охровыми полосками, пересекавшими ребра, грудь угловыми узорами, а лицо его было усеяно полосками, сзади него бежал сломя голову Варгайл Броненосец, все так же обвешанный костяными доспехами, под тяжестью которых несся на удивление быстро, а с другого боку пробегал Краштар Жертвенный. Боевые кличи равшаров, напоминавшие вой поднявшихся злых духов, вырвавшихся из адовых просторов, заставил горхолдов в недоумении обернуться. Кога бежал впереди всех прямо на ряды горхолдов, чьи доспехи сверкали бликами уходящего солнца. Надвигались бичи пустошей клином, голытьба равшаров набросилась на горхолдов с тыла. Неподготовленные слуги Заргула кое-как построились и выставили копья и щиты наперевес, но этого уже хватило, чтобы усложнить равшарам задачу. Передовые варвары напарывались на копья повсеместно, сталь рвала и крошила их плоть и кости, но они продолжали бесстрашно напирать всем скопом. Те же, что бежали сзади, наскакивали на спины своих товарищей, отталкивались от них и напрыгивали на еле успевавших неловко прикрыться щитами рядовых красноголовых, которые уже находились за передовой линией. Равшары вскрывали защиту фаланги. Кога на скаку уклонился от копий, врезался с разбегу ногой в щит первого попавшегося рядового, с утробным рыком ухватился рукой за край щита и рванул на себя, предоставив братьям добить бедолагу, сам же ворвался в самое пекло сражения и парными костяными клинками пошел рубить врага в мясной фарш. Его сородичи и их вожди не отставали. Пусть через несколько минут из боков Коги торчало три пилума, что горхолды бросали в наступающих, а грудь его была пробита арбалетным болтом, а сам верховный вождь равшаров валялся без чувств на земле, истоптанный своими и чужими, равшары заставили врага отступать к стене в животном ужасе. Для варваров пустыни смерть их лидера была ничем – всегда можно оказать ему почести и избрать нового, вожди их племен менялись быстро, как мода перчатки аргойских дворян. Для равшаров жизнь в принципе не стоила и горсти песка в их родных краях. Проблемой была конница, точнее, ящерница. Наездники на огромных варанах протаптывали бреши в нестройной гуще равшаров, ящеры раскидывали их мощными ударами когтистых лап и хвостов, рвали передними лапами их на мясо, зубами разгрызали на части и сжирали заживо, пока наездник сверху раздавал удары клинком. Но если равшарам удавалось забороть ящера или хотя бы стащить с него всадника, то горхолда ждала участь быть выпотрошенным в течение следующих нескольких секунд, после чего его затопчут толпы равшаров.
Вскоре в небе открылся следующий портал, откуда повылетали крылатые флорскелы, которых вела молодая царица. Иссиня-черные волосы Хинареи, все так же подвязанные лентой и зачесанные назад, развевались в полете, а бледное лицо ее выражала отрешенность мученицы, принесшую в жертву себя и свой народ во имя спасения мира. Глаза ее цвета только распустившейся листвы были прищурены и не сводили глаз с цели – ближайшего из наездников на ящерах. В руках ее было изящно изрезанное рунами и узорами медное копье, которым она его и пронзила, на лету поймав копье с противоположной стороны и вытащив из уже падающего тела. Эти копья пробивали кирасы из темной стали горхолдов с той же легкостью, как нож мясника проходит сквозь внутреннюю вырезку свиньи. Вскоре кавалерия красноголовых была истреблена, равшары продолжали отгонять их от стены к приганрайским рощам вдалеке от Драконовых Гор, пока крылатые поражали их копьями и дротиками слету. С другого, правого фланга из портала показались хаглорианцы, которые из заговоренных лесными колдунами луков, исчерченных ритуальными знаками, щедро одаривали отступавших горхолдов стрелами, которым пролететь мимо цели не позволяло кудесничество. Не было лишь скиарлов, великую армаду которых сейчас Рейген Саламандр вел в морское побоище с флотилией горхолдов. Кровавый Легион был перебит, генерал Рокузан повержен, армия горхолдов сравнялась по численности с подкреплением и защитниками стены в совокупности, но стремительно убывала, выучка и организованность красноголовых словно испарились, они давили и затаптывали друг друга в попытке поскорее спастись, некоторые бросали оружие и опрометью кидались в бегство, если не попадались под руку буйствовавшим вовсю равшарам, пролетающим над головой флорскелам или хаглорианцу, избравшему жертвой своей непромахивающейся стрелы того или иного горхолда. Хинарея снова низринулась книзу, намереваясь разогнать арбалетчиков, но спусковые механизмы самострелов и арбалетные болты были быстрее юной воительницы. Двое арбалетных болтов пронзили ее груди, подбитая царица оказалась под ногами горхолдов, хаотично стекавших дорогой от Вархула, пытающихся скорее убраться от мнущих им бока равшаров, косящих стрелами и магическими заклятиями хаглорианцев или же флорскелов, налетавших с неба. В этот день правители Ранкора были честны и погибали за судьбы своих народов.
Стена Вархула была окончательно очищена от захватчиков, под ликующие возгласы собратьев, собравшихся на вершине стены и наблюдавших, как союзники разносят остатки воинства Заргула, не в первый раз ощутил то, о чем говорил Алагар – единстве всего живого. Нашествие горхолдов сделало то, чего, по мнению Архимага Йоши-Року следовало ждать столетиями с ходом изменения сознания мирового социума – сплотившись против общей угрозы, народы забыли о вражде и стали единым целым друг с другом. Это не было войной ни Союза, ни равшаров, ни кого еще. То была схватка Ранкора против Азрога.
Глоддрик продолжал убивать горхолдов десятками, но вот он поскользнулся и упал на одно колено, в падении свалив с ног сокрушительным ударом меча последнего для него в этой битве вражеского рядового, да и то делающего ноги, оттого удар и пришелся по спине. Запыхавшийся, он без сил глядел, как удирают сломя ноги враги. Гнаться дальше Глоддрик не собирался, Ганрайский Демон, быть может, и вправду был помешанным на кровопролитии и ожесточенных схватках ублюдком, но ему никогда не представляло интереса убийство беззащитных, заведомо проигравших врагов, дух которых был сломлен. Шибуи и Гуаррах остановились, все залитые чужой кровью и тяжело дыша. Горхолды продолжали отступать под натиском бесчисленного множества равшаров, хаглорианцев, что потоком стрел и вспышками магических заклятий наводили на них ужас и роями флорскелов, парящих над их головами и с непредсказуемой вероятностью поражавших врагов мира одного за другим. Для слуг Заргула не было ни одной безопасной стороны, даже из замка были открыты ворота, ганрайцы и аргойцы повалили наружу, чтобы поучаствовать в разгроме вражеских орд. Даже преданность Многорогому, которую в них воспитывали с рождения, не могла побороть инстинкт самосохранения – и не зря. Заргул был самопровозглашенным владыкой, культ личности которого достиг такого масштаба, что вождь красноголовых был чуть ли не обожествлен, но все это преходяще, тогда как заложенное природой оставалось в живых независимо от времени.
Эрлингай уже гарцевал на белом жеребце, натянул поводья, и красавец встал на дыбы, одновременно с чем Эрлингай воздел Фарендил над головой с кличем:
– Победа, братья и сестры!
Разбитая армия горхолдов продолжала отступать, ее уже даже не преследовали. Гуаррах и Шибуи направлялись к замку в стене, первый хрустел пальцами и разминал шею, будто бойни ему не хватило, чтобы размяться, а Шибуи шел медленно и с полуприкрытыми глазами, словно пытался медитировать и абстрагироваться от картины произошедшего ужаса – утекающей разрозненной армии красноголовых, что уже спустились по склону холмов и пересекали равнины с редкими рощицами хвойных в сторону снежных вершин Драконовых Гор. Мастер Агриппа продолжал безмолвно стоять, опираясь на свою трость со спрятанным внутри клинком, вглядываясь вдаль, на закат. Было сложно вообразить, что у него вертелось на языке относительно происходящего, пока он не произнес тихо:
– Упаси тебя Илгериас жить в эпоху перемен…
Вся бестравная земляная поляна, как и поросшие осокой и редкими сорными растениями изгибистые просторы вокруг нее, были завалены окровавленными трупами горхолдов, равшаров, крылатых – в меньшей степени, в еще меньшей – хаглорианцев, их несчитавылось не больше десятка среди павших на поле брани. Люди же в основном погибали на стене, редко кто встретил свою погибель уже выйдя за нее в преследовании под предводительством конницы, возглавляемой Эрлингаем, что как рыцарь из древних поэм несся на белоснежном коне и рубил головы удирающим вражеским воинам. Возвращаясь к замку, он увидел Глоддрика, что уселся на широкую и грудь мускулистого горхолда и вытирал меч от крови о свою же рубашку. Кольчугу он уже снял и небрежно бросил на землю.
– Славная победа, – с гордостью сказал Эрлингай, утирая пот со лба, – благодаря всем нам, в особенности тебе.
Глоддрик скептически усмехнулся, скривил рот и, коротко покачав головой, изрек:
– Мы их разогнали. Но мы не победим, пока жив Заргул. Не убьем его – они вернутся.
– Но что мы можем сделать сейчас? – спросил король.
– Раздолбать Заргула – задача магов, мы бессильны, – с сожалением опустил голову с седыми космами Глоддрик, – но мы должны гнать их к границе, к морским берегам. Чтоб духу их здесь не было!
Последнее было произнесено сквозь зубы с такой ярой ненавистью, что Эрлингай малость поежился. Взяв коня под уздцы, он их слегка дернул и, поворачивая к стене, добавил:
– Во всяком случае, на сегодня мы справились неплохо.
Глоддрик молчал. Он зарубил почти весь Кровавый Легион, на стене прикончил с десяток красноголовых, за стеной же из них завалил за тридцать. Однако что значат эти числа, когда Заргул с легкостью сможет воссоздать боевую мощь Азрога, пока все силы и власть, что дарует ему источник сил подземелий, при нем.
На стене же люди выстроились и с наслаждением наблюдали за мельчавшей на горизонте бесформенной массой, бывшей еще недавно войском Азрога.
– Мы победили, Арстель! – сказала Юкиара, глядя вперед, на бегущие в сторону гор скопления черных точек, точнее, красноголовых, – мы победили… – девушка произносила это слово, будто пыталась понять, что оно значит, или убедить себя в том, что обозреваемая картина в действительности возможна, и горхолдам можно надрать зад.
– Да, Юки, победили, – Арстель приобнял ее, и подруга тут же прижалась к нему всем телом, уткнувшись лицом в его плечо.
– Но какой ценой… – прошептала она, втягивая носом сопли и всхлипывая, – наши друзья мертвы, Арстель!
– Не думай об этом, – сказал Арстель, похлопывая ее по спине, – все уже позади.
Солдаты уже начали оттаскивать с поля раненых и нести их в лазарет, собирать оружие, как вдруг на одной из крайних башен раздался раскатистый громовой грохот, затем сверкнула молния.
***
В то время, когда схватка еще была в самом разгаре, горхолды напирали на стену, а подкрепление еще не подоспело, с тыловой стороны стены, в одном из ганрайских редких лесов шагало несколько приближенных к Заргулу слуг. Вел их небольшой отряд высокий горхолд в мантии черного цвета, украшенной рисунками пересекавших ткань и переплетавшихся друг с другом языков пламени, в руке же его был жезл с навершием в виде змеиной головы, в нутро которой был всажен кертахол красного цвета, цветом его сияния смотрели глаза этой змеи. Среди деревьев, папоротников и редких ручьев магов было не заметить, они были вдали от Вархула, столицы Ганрая, поскольку подбирались с восточной окраины к стене, даже веси Ганрая вроде Козьих Загонов были от них достаточно далеко, лишь редкие хутора и мельницы еще попадались за этой малой чащей. За Хейларгом, Архимагом красноголовых, следовала остриженная коротко ведьма из Клирии, помешавшаяся на темной магии жертвоприножений, с отвратительной перевязью, увешанной черепами, через туловище, до неприличия открытой туникой, воротник которой был настолько широк и низок, что позволял оценить верхнюю половину бюста ведуньи, а жертвенный волнистый нож на поясе, которым она резала заживо тех, кому не посчастливилось стать ресурсом для ее чар, болтался на кожаном ремне. Ее хищная улыбка напоминала оскал морского змея, завидевшего корабль вдалеке, она уже визуализировала, как будет заживо освежевывать людей, оборонявшихся на стене и тех, кого они защищали. Рядом неуловимой для человеческого слуха поступью продвигался Джаяр, клирийский некромант, сам ставший умертвием, на этот раз его бинты были изношеннее и грязнее обычного, под их спадающими и порвавшимися лоскутами были видны следы бледной кожи и кусков костей, вылезавших из-под сгнившей плоти. Его наполовину забинтованное лицо на обозрении выглядело самым устрашающим – половина сгнила и была изорвана до кости, черные зубы вперемежку с золотыми выглядывали во всю половину рта, неприкрытого порванной щекой, что придавало лицу выражение безумия, единственный глаз его светился алым, на месте другого зияла дыра. Ниарот – молодой длинноволосый маг в соломенной шляпе, выходец из древнего аргойского дворянского рода, мускулистый равшар в бычьем черепе с костяным посохом, навершие которого было украшено на сей раз черепной коробкой человека, из темноты глазниц которой светился алый свет кертахола, Кразлак Губитель.
Хейларг, ведший колонну наиболее жестоких и опасных приближенных Многорогого, многократно обкатывал в своем мятежном разуме то, каким подлым был маневр – использовать магическую силы для атаки с тыла, пока засевшие в крепости отражают нападение в лоб. Если магам удастся проломить стену, а им удастся, ежели не будет противовеса в лице Йоши-Року и его учеников, то горхолды повалят за стену подобно снежной лавине, накрывавшей северные деревни, а Заргул простерет свои цепкие лапы на весь отчаявшийся Союз. Удар в спину – удар негодяя, а может ли маг, тот, кто призван быть мостом между миром смертных и сверхъестественной плоскостью мироздания, обладать мудростью, недоступной пониманию народа и защищать слабых от зла, поступать подобным образом, как уличный грабитель, что всадит нож в горло жертве, прежде чем стянуть кошель золотых? Стал ли бы Йоши-Року преступать идеалы чести пусть даже ради спасения мира? Молчаливые ели и сосны нависали над злоумышленниками, а переклики птиц над головой лишь побуждали его терзать душу сомнениями. Будь здесь Заргул лично – первейший из его магов мгновенно бы преисполнился патриотизмом и желаньем принести месть за лишения своего народа и восславить предков в войне против всего мира и принести потомкам великое будущее жизни в правящей расе. Его сподвижники были кровожадными подонками, потерявшие голову от мысли о суленом им Многорогим неизмеримом могуществе и власти, страхе, который они будут внушать поверженным народам Ранкора, множеству невинных жертв, которым можно будет поставить ногу на грудь. Размышления о предназначении, приверженности к пути к высоким целям, строительстве нового мира для них были пустотой, магия интересовала Кразлака Губителя, Кару из Клирии и им подобных лишь как средство возвыситься над другими, а Заргул вызывал желание преклониться лишь из невольного уважения к его несоизмеримо большей силе, чем у них всех вместе взятых.
– Далече собрались? – из-за необхватной лиственницы показался седобородый старец – придворный маг аргойских королей – Азилур.
Из-за спины его вышло трое спутников – известный пламенным характером и виртуозным обращением с огненной стихией Рокшас, смотритель леса Лайнур-Арая и наместник Хранителя Хаглоры, такой же краснокожий, как и горхолды, вот только глаза его сияли цветом чистого пламени, которым заклинатель огня поклялся истреблять врагов своего народа как каленое железо выжигает заразу из загноившейся раны. Следом летел Урандалл – худосочный длинноволосый флорскел преклонных лет. Не было среди них Старейшего, поскольку единственный в пустошах равшар, владеющий магией, остался следить за сохранностью Священного Древа в отсутствие сородичей, для хозяев пустыни это занятие было не менее почетным, чем бойня, что развернулась у границ Союза.
– Вы же не думаете, что мы настолько глупы, что оставили тыл незащищенными? Надеялись застать нас врасплох, – усмехнулся Урандалл.
Рокшас сжал горящий посох так, что костяшки пальцев побелели, а огонь загорелся, осветив синие молнии, пересекавшие скулы на его алом лице, выдвинув крупную челюсть вперед, молвил с презрением и вызовом одновременно:
– Надеюсь, вам понравилась прогулка по лесу, господа ублюдки. Это ваш последний поход.
Кара из Клирии с притворным удивлением вытянула лицо и, издевательски ухмыляясь, облокотилась на ветвь раскидистого клена, парировала:
– Мы пройдемся и по вашим чащобам, хорошенько подпалим их, а на деревьях, где твои сородичи – зеленые обезьяны, строят убогие шалаши, мы распнем лесных дикарей одного за другим. А затем я лично опрокину ваш гребаный тотем в Быстроходную!
Огненные языки на посохе Рокшаса взвились выше его головы, рот его перекосило в гневе:
– Скоро твоя кожа станет по-настоящему черной, южанка. От моего огня.
Кразлак Губитель с хрустом размял шею, наклонил голову вперед, рога бычьего черепа, выставленные в сторону врага, делали картину похожей на явление воскрешенного из мертвых быка, готового броситься в бой.
– Только и можете, что хуями кидаться, – пренебрежительная ненависть сочилась из его уст, – баба и долбаный травоядный. Мне, как родившемуся в равшаровых пустошах среди настоящих мужей, полных боевого духа, противно сие лицезреть.
– Так сражайся! – перехватил посох Рокшас огнем в голую грудь варвара-колдуна.
– Сдайтесь – и мы вас не тронем, – сказал Хейларг.
– Одного-то в жертву, пожалуй, принести можно, – загорелись глаза Кары, положившей руку на нож.
Азилур вышел вперед и, устало опершись на посох, сощурил глаза, чем лишь прибавил морщины на старом, изможденном лице.
– Когда же вы поймете – это наш мир, и мы не позволим Многорогому прибрать его к рукам. Уходите, либо будем биться. Мы скорее поляжем здесь, чем примем жизнь под началом вашего вождя.
Кара посмеивалась, точно охрипшая гиена, вытянула нож и ритуальную куклу в форме человеческого тела. Занеся хладное орудие над макетом жертвы, она с полным наслаждения от предвкушения мук новых жертв крикнула:
– Тогда готовься, старый, твои мучения будут страшнее, чем ты можешь себе… – и тут она завизжала подобно резаной свинье.
Алый огонь охватил ее тело, словно ее облили горючим маслом и попали по неудачливой жертвоприносительнице горящей лучиной. Вот только пламя сбить было невозможно, как бы она ни каталась в безудержных воплях по травянистому покрову плодоносящей земли. Вскоре она ослабела и лишь вяло подергивалась, затем обездвиженно осталась лежать на земле, скрюченной, скукожившейся до предела. Плоть сгорела практически до кости, лишь сажа и горелые ошметки мяса еще липли к скелету клирийской ведьмы, кукла и ее одежда были спалены до пепла, лишь нож ее рука, сгоревшая до тонких кистевых костей, сжимала все еще крепко. На лице же прочесть страдания было невозможно, так как оно утратило всякие очертания, превратившись лишь в обгоревший овал, в котором где-то проступал голый череп.
Заклятие хаглорианца-огневика было слишком стремительным и непредсказуемым, чтобы его отразить, к тому же он не направил огнешар или струю пламени в сторону помешавшейся на садизме клирийке подобно новичку, что было бы донельзя тривиально и элементарно отразимо, а заставил ее воспламениться изнутри.