Старая Пыль

– Эх, молодежь… – с досадой махнула рукой тетя Зоя, сожалея о несостоявшейся драме, слезла с калитки и побрела вглубь двора, бормоча себе под нос.

Жанна приподнялась на цыпочках и поцеловала меня в щеку. На ее глазах блеснули в ярких лучах полной луны слезы. Прикоснувшись губами к ним, я почувствовал их горько – соленый вкус, – вкус горя и страданий… Мне не был чужд этот вкус… Дуралей! Надо же с первого дня знакомства наводить порядки в чужой судьбе!

– Я пойду, ладно? – Жанна нежно пожала мне руку и улыбнулась в знак примирения.

– Извини! – задержал я еще на миг ее ладонь.

– Угу… – совсем по – детски согласилась она, вздохнув.

Все стало вновь на свои места, и звезды вернулись обратно на небосвод. Хотелось радоваться и плясать…

– Сколько задолжал Демидов твоей хозяйке? – поинтересовался я.

– Полторы тысячи рублей.

– Завтра я завезу деньги, ведь это бросает тень на нашу репутацию, да и не хорошо получилось…

– Было бы неплохо, – согласилась Жанна, – она ведь совсем одинокая женщина, даже дети ее не навещают вот уже много лет… А так она очень добрая. – Она освободила свою руку из моего захвата и, мило помахав ею, пошла домой.

– Спокойной ночи, Петя! – услышал я за спиной, когда коснулся дверцы «девятки». Боже мой, это ж когда меня последний раз – то называли так просто по имени? Уж и не помню даже. Конечно, «Петр Орлов» звучит весьма ярко и для слуха приятно, но…

Я был благодарен своей новой знакомой и бесконечно счастлив. Я ехал к себе в гостиницу неспешно, наслаждаясь ласковым летним вечером. Проезжая через дамбу, остановился, вылез из машины и полюбовался серебристой тропой лунного света, делившей речку Понуру вдоль. Тишину наполнял нестройный хор лягушек, почему – то казавшийся комическим.

Приемник вдруг запел голосом Юрия Шевчука, солиста моей любимой группы «ДДТ»; «Ты не думай, что жизнь нам дана совершенно бесплатно…» – пел он. Я полностью с ним согласен: за все в этом мире надо платить свою цену. Но коль изредка она дарит встречи с такими замечательными людьми, какой была Жанна, не страшна была никакая цена! Жизнь – игра, и скучно было бы, господа, если бы все доставалось нам на блюдечке с той самой пресловутой «голубой каемочкой». Жизнь прекрасна! Какую бы цену за нее не заломили…

В этот вечер я мило побеседовал с тетей Машей и совершенно удовлетворенный лег в постель. Звонить в Москву совершенно расхотелось и я стал даже подумывать, что столичный роман себя исчерпал…

…В эту ночь мне снилась только Жанна.

* * *

На следующее утро я позвонил в районный ОВД, где рассчитывал получить материалы по делу о погибших детях. На всякий случай прихватил с собой малюсенький цифровой диктофон, сделанный под брелок и прикрепленный к связке ключей, и цифровую фотокамеру, замаскированную под пачку «Мальборо». Этот шпионский набор регулярно помогал мне добывать самую уникальную информацию. Это были те самые штучки – дрючки, без которых не мыслилась работа журналиста. Записывающие звук модели с жутко жужжащими проводами отошли, к счастью, в прошлое, как и громоздкие фотоаппараты, от щелчков затворов которых не вздрагивали разве что мертвецы и совершенно глухие товарищи. Новейшие достижения цифровых технологий позволяют нынче делать свою работу тихо, не привлекая излишнего внимания к своим действиям.

Еще вчера я случайно обнаружил за тумбочкой в своем номере телефонную розетку. Она оказалась подключенной к АТС, и я поставил себе на руке небольшой крестик, дабы не забыть купить телефонный аппарат, – теперь и это чудо техники будет в моем распоряжении! За несанкционированное пользование решено было рассчитаться перед отъездом.

По пути в районный отдел внутренних дел, который находился в соседней станице километрах в десяти от Величковки, я заехал в фотолабораторию – экспресс и сдал пленки в проявку, попросив с каждого кадра сделать по одному отпечатку.

Приемщицей здесь была миловидная на вид девушка, и я не удержался и угостил ее большой плиткой шоколада. По ее удивленному виду было заметно, что такой щедрый клиент ей попадается впервые. Зато теперь в фотолаборатории меня знали немного больше, чем просто человека с улицы.

Полным ходом шла уборка урожая, и на трассе то и дело приходилось обгонять грузовики, под завязку наполненные золотистым зерном. Они нескончаемым потоком двигались в сторону видневшегося вдали элеватора. Зрелище было в высшей степени завораживающим, и я даже сделал снимок на память. Да, Кубань, несомненно, житница России!

Отдел представлял собой небольшое старое строение, за которым во внутреннем дворике высилась новостройка – тюрьма, окутанная со всех сторон, словно паутиной, блестевшей в лучах солнца колючей проволокой – «егозой».

– По какому делу? – грозно спросил гориллообразный детина – дежурный, записывая в журнал мои паспортные данные.

– По личному, к начальнику милиции.

– Начальника нет, есть его заместитель Кепочкин, – произнося фамилию он скорчил кислую гримасу.

– Тогда мне к Кепочкину! – обрадовался я – значит, мой знакомый был замом здешнего начальника, неплохо!

«Кепочкин Иван Севостьянович» – прочел я на блестевшей медью табличке и толкнул дверь.

Мой знакомый сидел, развалившись в кресле, положив ноги в армейских ботинках на стол, и, вооружившись пилочкой, пристально изучал свои ногти.

– О, Петр, привет! – не меняя позы поприветствовал он весело, завидя меня в дверях. – Пива хочешь?

– Нет, спасибо, я по делу.

– По делу… – сморщился Кепочкин. – Срочное?

– Я хотел бы ознакомиться с материалами нашумевшего дела о самоубийстве детей в Старовеличковской.

– И ты думаешь, тебе такие материалы предоставят? – удивился моей наивности Кепочкин. – Да кому же охота рыться в архивах? И на каком основании мы должны предоставлять журналистам деловую информацию? – хитро прищурился он.

– Но ведь делам – то этим хода не давали, нет там состава преступления, так, констатация фактов…

– Гоняешься за сенсацией? – понимающе кивнул головой мой знакомый. – Эх, Петр – Петр! И где ты взялся на мою голову!

И, нехотя поднявшись, Кепочкин, корчась от боли в затекшей от неудобной позы спине, махнул рукой:

– Пойдем к начальнику, друг! Если он даст «добро», значит, так тому и быть.

– Так начальника ведь нет! – удивился я.

– Как нет? Ты видел, как он уходил в окно из своего кабинета? Мимо меня, по крайней мере, никто не проходил.

Он толкнул расположенную тут же дверь и заглянул внутрь.

– Заходи тихо, что – то не ладится у Георгия Григорьевича, невеселый он…

Георгий Григорьевич, колобкообразный, как и положено быть всем начальникам, с круглой лысой головой человек, сидел, окутанный каким – то едким сизым дымом, и выпученными глазами немигающе смотрел в стоявший на полке напротив телевизор, из которого и исходила вся эта вонь.

– Сгорел? – возбужденно кинулся клацать переключателем Кепочкин, совершенно забыв о моем присутствии.

– Сгорел, Ваня, сгорел… – глубоко вздохнул начальник и скорчил скорбную гримасу. – А ведь через час будут «Ментов» показывать… Что делать, Кепочкин, что будем делать, я спрашиваю?! – он вдруг закричал басом, багровея.

– Поедем домой посмотрим! – спокойно предложил тот.

– Домой нельзя, комиссия сегодня должна приехать… Вы, молодой человек, по какому делу? – кивнул он мне с видом смертельно уставшего человека. – Сегодня я не принимаю, придите завтра.

– Я мог бы попытаться починить телевизор, – решил я взять инициативу в свои руки.

– Да? – изучающе смерил меня взглядом шеф и прокричал: – Чего стоишь, Кепочкин? Давай сюда паяльник, олово и пастогой! – перепутал он с канифолью.

Я снял ящик с полки на стол и отворил заднюю крышку; как я и предполагал, высоковольтный трансформатор – строчник был весь в копоти и в одном месте на его пластмассовом корпусе прогорела дыра. Обычная беда черно – белых отечественных телевизоров.

За всеми моими манипуляциями Григорий Георгиевич наблюдал с благоговейным трепетом, словно за непонятными и загадочными пассами шамана.