Человек из пропавшей страны

– Для самозащиты.

– Не нужно. Держись Краба, – ответил Фрол и снова закрыл глаза в блаженной неге, словно медитировал на потолочный светильник.

Глубоко за полночь Фрол и Француз ушли. Сафаров нехотя поднялся со своего места, когда к столику подошел официант. Высокий, с чувственным аристократическим лицом, чей бюст в мраморе мог бы украсить один из залов Эрмитажа.

– Я не в курсе, но они должны были заплатить, – развел руками Сафаров.

– Они не заплатили.

– А у меня денег нет. Наверное, они в долг.

– Ты новенький у них что-ли? – официант изобразил на лице презрение. – Это называется “нулевой счет”. Ваши жрут, а мой хозяин списывает это с нас. Он знает, но делает вид, что не знает.

Затем он приблизился и добавил на эмоциях:

– Тварей вас таких много сейчас развелось, живете за чужой счет!

Лицо Сафарова из блаженного быстро стало пуленепробиваемым.

– Мне позвать моих пацанов? И ты скажешь им это в глаза? – Марат схватил его за пиджак. “Как же ему сейчас не хватает ствола! Даже без патронов! Просто припугнуть!” Он прижал официанта к стене, красиво отделанной мраморной крошкой, ясно понимая, что по сути не прав, но “система такая”. Он стал частью структуры и действовал так, как это принято в ней.

– Хочешь кишками поймать свинца? Ты, прислуга дерьмовая! – взгляд его стал свирепым. “Как же быстро я испортился, как же так вышло?” – в это же самое время думал Марат.

Тут подоспели другие официанты и старший из них взволнованно попросил:

– Пожалуйста, не нужно. Отпустите его. Он не со зла. Ваши друзья уже ушли, и вам пора на воздух. Вам пора на воздух.

Сафаров отпустил официанта.

– Держите, это вам презент от заведения, – в ловких руках старшего оказалась бутылка красного вина. – Вам пора домой. Пожалуйста, на выход, мы скоро закрываемся.

И Марат с бутылкой вина оказался на улице. “Нулевой счет,” – хмыкнул он, спрятал бутылку под куртку и зашагал в сторону дома. А ночной город сладко спал и не знал, кто бродит по его темным улицам.

Вокруг Фрола и его парней витал воздух власти. Не беспредельной, конечно же, но достаточно сильной, чтобы вскружить голову пареньку, выросшему на военных фильмах и рассказах о героях, побеждающих врагов. То, как рынок трепетал перед ними, наделило рэкетиров аурой героизма. И приобщиться к героям в кожаных куртках, этой новой власти, стало для Марата идеей номер один. Не думая о последствиях, он наслаждался каждым мигом новой, интересной жизни, которая обрела невиданные прежде краски. Казалось, его серое прошлое отдалилось настолько, будто это был не он. Гусеница – бабочка. Между ними мало общего. Тот пай-мальчик из Союза, удобный для окружающих, словно перерождался в нечто новое. Плевать на всех, если всем на меня плевать!

Ему вдруг захотелось подурачиться. Придерживая бутылку под курткой левой рукой, он несколько раз ударил в воздухе правым кулаком, словно бил по груше в зале. Юношеская сила рвалась из каждой мышцы. Хотелось бегать, прыгать, драться. Физические нагрузки были для него, как наркотик, высвобождающий необъяснимый кайф. И он, дурачась, шел по ночному тротуару.

Прохожих почти не было. Только две женщины перешли на другую сторону дороги, а впереди под уличным фонарем стояла группа молодежи. Сафаров перестал кривляться и поравнялся с ними. Все смотрели на него. Из толпы кто-то крикнул:

– Э-э!

Это “э-э”, означало обращение к нему, но такое нерешительное, и запугивающее одновременно, проверяющее реакцию. В случае чего ничего оскорбительного не прозвучало, и трудно понять, кто конкретно из толпы крикнул это. В то же время, нередко, после окрика самые трусливые убегали, как зайцы от выстрела. Он же остановился и пошел к ним. Перед ним шестеро незнакомых парней и пара девушек. Марату бояться особо нечего – он на своем районе, районе Фрола. Конечно, эти ребята могут не знать ни Фрола, ни Лысого, какие-нибудь одноклассники вышли после дискотеки, закурили новомодные сигареты и провожают девушек.

Фонарь, под которым стояли ребята, оказался единственным на всем переулке. Отойдя всего на десяток шагов, можно раствориться в темноте и тебя никто не найдет. Говорят, что “темнота – друг молодежи”. В те годы освещение городских улиц было скорее случайностью, никаких камер видеонаблюдения, а чтобы вызвать милицию, нужно добраться до стационарного телефона в квартире или в телефонной будке, где-то за три квартала. Все, что происходило на ночных улицах, оставалось тайным, опьяняя чувством вседозволенности.

– Че, парень, гуляешь? – спросил у него один.

– Хочу и гуляю. У тебя проблемы? – ответил Сафаров.

– С какого района, паря? – уже более смело спросил его другой, с густыми усами и худым лицом. На вид постарше первого.

– Эй, хорош, отстань от него, – одернул его кто-то.

– Братан, я с этого района. А вот откуда ты, я не знаю. Как звать тебя? – спросил Сафаров.

– А за базар отвечаешь, что с этого района?

– Отвечаю.

– Оставь его, он боксер, – вступился за Сафарова высокий, в спортивной куртке, со светлыми вьющимися волосами и в кроссовках 47 размера.

– Ты откуда знаешь? У Фрола меня видел? – спросил Сафаров.

Толпа сразу как-то сникла и отступила на полшага. Даже, кажется, кто-то произнес: “Ого!” И забавно, что его признали боксером, хотя в боксе он всего-то один день. Чувствуя, как над головой словно поднимается нимб избранности и неприкосновенности, он засунул руку под куртку. Парни шарахнулись назад. Но Сафаров вытащил бутылку вина и протянул ночным гулякам:

– Мужики, хорош петушиться. Держите, угостите ваших девочек.

А дальше были извинения и братание, “ты классный чувак”, “спасибо”, “как звать”. Сафаров пошел себе дальше, счастливый от насыщенного дня и всеобщего уважения, свалившегося на него, неподготовленного, воспитанного в иной среде, как снег на голову. А еще приятно, что не надо тащить с собой бутылку вина до комнаты Гришки. Вино он не любил, считая его напитком для женщин.

На следующее утро Сафаров зашел в ларек. Рынок только начинал свою бесконечную суету. Валентина фасовала мешочки с макаронами.

– Ты куда пропал вчера? Мы с Ленкой из-за тебя таскали коробки на своих горбах, – продавщица шлепнула себя по бедрам.

– Я другую работу нашел. Сегодня все сделаю до обеда, а завтра меня не будет, – сообщил Сафаров.

– И куда ты уходишь? – Валентина оторвалась от мешка с макаронами.

– Есть одно хорошее местечко, здесь, на районе. Скажи сразу, что принести, что унести.

– Жалко, жалко, что уходишь, – промолвила она, – такого работника еще поискать. Ну да ладно, Бог в помощь.

Марат поспешил на склад. Он таскал мешки, коробки, думая о том, как быстро может измениться жизнь человека. Раз – и ты на другой работе.

Чуть позже пришла Ленка и встала за вторую кассу. Новость об уходе Сафарова она восприняла задумчиво. Работа у нее не клеилась. То муку рассыплет, то полиэтиленовый мешочек не может открыть. Порезала руку, когда делила сливочное масло. Машина с водкой приехала раньше обычного, Марат быстро разгрузил ящики. Близилось время обеда, и народ все прибавлялся. Перед ларьком стояли две очереди.

– Валя, я пообедаю быстренько, закроюсь на полчасика, – сказала Ленка напарнице.

– Ты что?! Смотри, народ прет как с голодного края!

– Подождут, – Ленка выставила на свое окошко табличку: “Перерыв” и громко крикнула:

– Не занимать!

Очередь зашумела и выстроилась в одну, отпуская недовольные реплики, а Ленка позвала Сафарова и усадила за стол.

– Давай, поешь на дорожку, – она поставила перед ним полную сковородку жареной картошки, как он любил, тарелку отварных сарделек высшего сорта, филе копченой горбуши и свежий хлеб.

– Это в честь чего праздник? – удивленно спросил он. – Прощальный обед?