Питомцы апокалипсиса

– Не смотри, – вспыхнула Веснушка, закрывая руками рваное платье. Между тонкими пальцами сверкала белая как мел кожа. И пара медных веснушек. Темнела родинка.

Воздух наполнили векторы цвета розоватого пепла. Я придержал губку. Сжал пальцы вокруг охапки серебристых стержней. Их концы тянулись к моей голове, качаясь, словно головы голодных слепых удавов.

Алый шлем сверкал в просвете между листьями.

Ну, рискнем.

Я бросил стержни в просвет. В голову солдата. Выстрелил блеском фольги, серебра и кораллов.

Векторы воткнулись в небольшой красный гребень на шлеме и мигом всосались в доспех. Солдат вскрикнул и осел на колени.

Дрожащие красные пальцы дернули аксамитовую застежку под забралом. Шлем с лязгом отлетел в стену, следом бахнул по бетону горловой доспех. Солдат погладил мокрые черные волосы, ошалело глядя желтыми глазами на верхушки деревьев.

– Ну, рискнем, – вдруг рыкнула Мана и рванулась в просвет. Бразильянка подскочила к солдату со спины и лупанула ребрами ладоней по мускулистой синей шее с обеих сторон. Солдат выключился мгновенно.

Красная гора с мокрой черной шевелюрой рухнула в траву.

Путь на волю открылся.

Глава 12

Ширма густого леса спрятала нас от фар проносящихся по трассе карс. Мы мчались вдоль обочины, задыхаясь и брызгая слюной, как бешеные псы. Зеленые кроны колыхались над головами. Справа меж толстых стволов с корявыми сучьями темнел асфальт дороги, иногда блестели зеркала и облицовка капотов.

Далеко позади, за бетонным забором, лежал связанный моими простынями солдат. Пока он не очнулся, пока красные панцири не хватились его, нам нужно сбегать к Зерель и вернуться. Иначе – свидание со стариной карцером.

Конечно, с первым же шагом Никсия отстала. Мана толкала ее перед собой, рыча и ругаясь. У меня самого временами кололо в боку, точно аксамитовыми шипами Дарсиса. Неудивительно, что перепуганная датчанка скоро выдохлась. Несколько сот метров мы шли быстрым шагом. Переплетенные ветви качались над головами. Хрустели сучья, когда я отпинывал их с пути босоногих Маны и Никсии, идущих следом. Вдали безмятежно пели птицы.

Мана поравнялась со мной.

– Не знала, что ты можешь повалить здорового солдата на колени, не касаясь и пальцем.

– Не знал, что ты можешь кого-то ударить ребром ладони по шее.

– Это простой прием.

– Я не о приеме.

Мана пожала плечами.

– Раз я хочу стать щитом Дарсиса, нельзя думать о чьем-то ушибленном чайнике.

– Значит, мне точно не грозит быть щитом Дарсиса. Я думаю даже о занозе, покалывающей мизинец в твоей левой ноге.

Мана наклонилась и выдернула между пальцами ноги щепку тоньше волоска. Почти черные глаза округлились.

– Ты такую мелочь ощущ…

Вдруг Никсия споткнулась об спрятанный под листьями валежник и чуть не рухнула в кусты. Мана схватила датчанку за плечо, удержав на ногах.

Веснушка вся сжалась, ожидая рыка-упрека или хлесткой оплеухи. Но Мана, быстро глянув на меня, только бросила:

– Осторожнее.

В ответ благодарный и восхищенный взгляд Никсии.

– Спасибо! Ты такая быстрая, Мануэла!

Подлесок поредел, ушел в сторону. Высокие бетонные коробки Адастры пронзили освещенное Светом небо. Гладкие тротуары заскользили под моими разбитыми об твердые корни туфлями. Мы двинулись по пустым чистым улицам, быстро перебегая открытые пространства между указательными столбами и темными подворотнями. В ушах звенело от давящей тишины.

Адастра, столица Анансии, разрослась ненамного больше какого-нибудь Климовска в Подмосковье. Пара десятков высоток с расстеленной у их подножий змеей-магистралью – весь город. Для страны с четырьмястами тысячами жителей – всем народом ананси – целый мегаполис.

Мана повела нас вглубь улиц.

– Дарсис сказал – пятый дом от Центра.

В подъезде пятого бетонного муравейника на стене висел дисплей со списком жителей. Имя Зерель мигало на двадцать пятом этаже. Как удобно!

Скоростной лифт за секунду вознес нас ближе к облакам и разгадке ребуса Динь-Динь. Шеренга одинаковых белых дверей выстроилась перед нами. Мана постучала в десятую.

Дверь распахнулась, из темноты квартиры выглянуло растрепанное синее нечто. Никаких эмоций в пустых усталых глазах, никаких векторов и цветов вокруг грязных жирных волос. Только прозрачная безысходность на изможденном лице. Завоняло бомжами, которые не моются месяцами и спят в обнимку с дворовыми собаками, которые никогда не моются.

– Ах, Боже! – прохрипела Никсия. – Зерелька, милая, что с тобой? Ты болеешь? Как давно ты ела? – ее вздернутый носик наморщился. – Как давно ты мылась?

С трудом в измученном, иссушенном скелете узнавалась та прекрасная девушка, которую Динь-Динь окутывал бурным потоком любви. Будто злая ведьма навела порчу.

Зерель долго смотрела на нас, не узнавая. Затем одна-единственная тусклая искра мелькнула в полумертвых желтых глазах.

– Гешвистерам нельзя быть здесь.

– Мы тоже рады тебя видеть, – хмыкнула Мана.

Зерель отступила в темноту. Мы вошли в небольшую квартиру, полностью заставленную маркерными досками и мониторами. Всюду – цифры и математические формулы.

– А где кровать? – спросила Никсия, оглядываясь. – Где кухня, туалетный столик, зеркало? Черт, где ты хранишь то суперсексуальное белье, которым задаривал тебя Динь-Динь?

Ничего не сказав, Зерель повернулась к исписанной доске и стала переписывать маркером на чистый краешек данные с монитора рядом. Мы исчезли для нее. Растворились в полумраке комнаты.

– Где рыбка Динь-Динь? – сказал я.

Маркер выпал из тонких пальцев Зерель и покатился по голому бетонному полу.

– Ее больше нет, – прошептала худая девушка. – Я забыла ее покормить.

Светло-лиловые векторы сожаления окружили ее свалявшиеся волосы. Наконец-то признак живого существа.

Я поднял маркер с пола и подошел к окну. Распахнул шторы. Столб Света наполовину спрятался за оконной рамой, наполовину засиял на всю высоту окна.

На Зерель осветило серый мешковатый костюм, давно нестиранный, засаленный до жирного блеска. Она так извелась, что даже не хватало сил выделять аксамит?