Немка почему-то зарделась и переступила с ноги на ноги.
– Данке, спасибо тебе, что спас всех нас.
Я до боли прикусил нижнюю губу.
– Еще нет. Еще не хпах.
Луны освещали захваченный анклав Анансии. Ветер усилился и раздул унгольские знамена до звезд. Выше всех реял рыжий дьяволк Овако на главной башне филиала. Поблекший зверь скалился на восток – туда, откуда завтра придут основные силы Анансии.
Унголы спешно чинили стены. Дарсис учил артиллеристов палить из гравиметов и бозонных гаубиц ананси. Часть сил ярлов отступила в лесные дебри далеко за стенами – чтоб ударить в тыл врагу, когда начнется осада.
На мои плечи легла подготовка основной огневой мощи. Я собрал эмпатов на подстриженной лужайке в самом сердце паутины асфальтовых тропинок. Мана ушла проведать ассасина. В сторонке на траве сидела Юля, прямая как молодая сосенка на планете, на которой она никогда не была, и глядела на нас.
Эмпаты были разных возрастов: от семнадцати до сорока лет. Кого-то продержали взаперти десятки лет после того, как якобы отправили домой из Центра в Адастре. Один мужчина с залысинами поначалу срывался и плакал: Это кончилось, Господи, это, правда, кончилось? Динь-Динь похлопывал его по плечу. Ами, дружище, все позади, скоро мы вернем тебя к твоей голубокожей старушке.
Почти все они владели силами намного лучше меня. И немудрено: ежедневно ананси тестировали их способности, проводили опыты, словно над мышами. Но сами способности эмпатов и по дистанции воздействия, и по его радиусу, и по поражающей силе уступали моим.
Испробовав мои страхпули, Адала упала на колени и всплакнула.
– Ты стак, сильный.
Пробные выстрелы унголов рассекали туманными трассами звездное небо. Я помог немке встать.
– Это потому что я большой трух.
До середины ночи я учил их смещать суставы пальцев, чтобы самостоятельно лепить больпули. У многих долго не получалось. Боялись. После того, как у Динь-Динь наконец вышло, француз согнулся пополам и прижался лицом к коленям.
– А-а-а-а! Дьябло, дьявол, как ты это делаешь? Это же адски больно.
– Привыкнешь, – пожал я плечами, и хотел еще раз вывихнуть себе палец, чтобы показать, как вправлять. Хотя уже у самого слезы висели на ресницах, так все это доконало.
Юля поднялась с земли. «Подожди».
Она пересекла лужайку тремя шагами. Затем резко ударила себя по руке и, даже не моргнув, показала мне вывернутый палец. «Вот. Я могу делать это за тебя».
Все вокруг застыли, глядя на нас.
Я отодвинул руку Юли. «Не можешь. Для оружия походит только человеческая боль».
– Почему они смотрят на другу друга и молчат? – тихо спросила Адала.
– Они не молчат, – улыбнулся мужик с залысинами.
– Кто-нибудь вправит мне долбаный палец? – орал Динь-Динь.
Уголки губ Юли опустились, она отошла и села на прежнее место. На ее левой руке так и торчал мизинец в сторону, пока я не подошел и не вправил его.
– Эй, а мне? – вопил Динь-Динь. – Я жду дольше.
– А ты хам. Кому я только что показывал?
– Думаешь, мне щас до мастер-классов? Я же помру от болевого шока.
– Хейчас выверну тебе второй палец и еще раз покажу на нем.
– Ладно-ладно, сам так сам, – попятился Динь-Динь.
Я погладил пострадавший мизинец Юли, согнул и разогнул его. Все вроде в порядке.
«Спасибо, что показала вместо меня».
Юля отвернулась. Я смотрел на ее черные с алым проблеском локоны, наслаждаясь словом-посланием: «Счастлива».
Сзади раздался вопль на километры. Динь-Динь удалось вправить себе палец.
Когда я взобрался по лестнице в дот возле восточных ворот, Дарсис опирался плечом на станину гравимета и смотрел в широкую амбразуру.
Не поворачиваясь, ассасин сказал:
– Стены починены, дозорные на своих местах. С трудом, но унголы приспособились к оружию Гарнизона.
Я вздрогнул.
– Хпиной что ли видишь?
– Если б не видел, не разговаривал сейчас с тобой.
– Где Мана? – я оглядел узкую пыльную комнату.
– Ищет тебя, – Дарсис одернул куртку с красными пластинами.
– Не хказала, зачем?
– Она и не говорила.
– Тогда почему ты решил?
– С чего ты взял, что в том флаере была Юлирель?
– Ну… я же чудик-эмпат, забыл?
– Все мы иногда эмпаты, умник.
Я посмотрел в амбразуру. Завтра через эту прямоугольную дыру с грохотом польется огонь и смерть. Сейчас в нее заглядывали тихие мирные звезды. Вдалеке чернела кромка леса.
– Не помню, чтобы в Адахтре Ману хоть рах хапирали в карцере.
Дарсис резко сдернул чехол со ствола гравимета: