Останусь текстом

И только со мной.

Первую смерть помню отчетливей всего. Все началось с этой девушки. Я знал ее, это была Алина Маро. Училась в моей школе на класс младше.

Я стоял на крыше, будучи запертым в ее теле. Я узнал, что это она, так как в момент моего прояснения, она держала зеркальце и смотрела на свое отражение. А я смотрел ее глазами на все, что она делает. Убрав зеркало в сумочку, она взяла телефон и начала листать страницы друзей в социальных сетях. Большой палец быстро тыкал по экрану, набирая имя в поиске: Дмитрий. Из всего списка вылезло пять Дим. Палец тыкнул во второго. Дмитрий Маро.

С фотографии на меня смотрел молодой бородатый парень, который опирался на капот белого автомобиля. В эту секунду поднялся сильный ветер, и волосы Алины стали танцевать перед лицом, закрывая обзор. Мне хотелось их тут же убрать, но я не мог шевелиться и как-либо управлять телом. Мог только наблюдать. Алина спрятала телефон в карман пальто, собрала волосы в хвост с помощью зеленой резинки, до этого болтающейся на запястье. Закончив, она снова достала телефон и разблокировала. Время было пол-одиннадцатого. Разве Алина не должна быть в школе? Я еще раз увидел страницу брата Алины. Статус парня гласил: «Оказывается, летать – это просто». Символично. Судя по дате рождения, Диме было уже 27 лет. На десять больше, чем мне.

Дима был онлайн.

Она открыла переписку с братом, и я стал читать крайние сообщения. Последними сообщениями были пожелания спокойной ночи друг другу. Чуть выше Дима писал, чтобы она не переживала, мол, все будет хорошо. О чем был разговор, я не знал, там заканчивался экран. Я заметил, что ее рука стала дрожать, телефон качался из стороны в сторону, словно девушка старалась убаюкать его. Она взяла телефон двумя руками и стала набирать сообщение:

«Привет».

Она уже подняла палец над кнопкой отправления, немного раздумывая, словно проверяла слово на ошибки. И в тот момент, как палец должен был опуститься и коснуться экрана, его опередила слеза. Которая упала с лица Алины на телефон. Она заблокировала гаджет, протерла его рукавом и убрала в карман. А затем заревела.

Знаете, находиться в теле ревущей девушки – неприятно. И даже как-то неловко. Словно перед спектаклем ты перепутал костюмы и вышел на сцену играть роль Чудовища в платье Бель. Я отнюдь не разделял эмоций Алины, даже чувствовал раздражение от того, что был не осведомлен о причине ее истерики. Мне хотелось как-то пошевелить рукой или ногой, крикнуть, прекратить это, но мне оставалось смотреть. Я даже не мог закрыть глаза: они закрывались только в том случае, если их закрывала Алина. И в момент, когда ее рев стал утихать, а она стала успокаиваться, я думал, она снова возьмет в руки телефон, но нет.

Алина побежала к краю крыши и спрыгнула вниз. Как только ее ноги оторвались от поверхности, она открыла рот в надежде закричать, но голос внезапно пропал. Я смотрел от ее лица, как она медленно приближается к асфальту с высоты шестого этажа. Опускаясь все ниже и ниже, я даже стал различать цвета камней, на которые мы сейчас должны были упасть. Я не видел никого неподалеку из людей. Как только весь обзор закрыл асфальтовая площадка перед подъездом, стало темно.

Ощущение, будто в тебя попала молния. Только не так, как мы себе это представляем, мол, бац! и пропала. Нет. Этот самый «бац!» длился примерно секунд тридцать. Словно молния проходила через тебя медленно, как посетитель в музее, желающий осмотреть каждый экспонат. А затем я просыпался в своей кровати. Однако каждое пробуждение я чувствовал себя не уставшим и разбитым, а наоборот, чистым и свежим, словно заряд молнии остался во мне, как дополнительная сила.

После того сна с Алиной я пошел в школу. До экзаменов оставалось два с половиной месяца. Каждый день был занят подготовкой. К репетиторам я единственный из класса не ходил – не хотелось напрягать родителей на лишнюю трату денег, к тому же мне хватало знаний со школы и интернета. Сдавать я собирался математику, русский язык, физику и информатику. На вопрос: «А что дальше?» до сих пор не могу дать ответа. Как пойдет.

В этот день у нас как раз был пробник по русскому языку. Нам отменили уроки по остальным предметам, собрали в одном кабинете и раздали задания. С нами осталась сидеть Валентина Павловна – учительница лет тридцати пяти, но вела себя так строго, что лучше грубить родителям, чем ей. Под ее эгидой никто даже и не старался списывать. Хоть спрашивала она с нас так, словно русский язык был единственным в мире, но при этом и преподавала на высшем уровне. Ее не все любили в классе. Она держалась как-то отстраненно от нас. С другими учителями можно было хоть на уроке или переменке поболтать по душам, пообсуждать других школьников (а с кем-то даже учителей!). И нам нравилось, что в одиннадцатом классе к нам стали относиться по-другому. Как к людям. Однако Валентина Павловна никогда в беседе не касалась личных тем. Даже другие педагоги не горели желанием обсуждать ее. Говорят, раньше она работала в военном училище, где дисциплина была главным предметом.

– Поверьте, она хороший человек. Просто ей проще так работать, – убеждал нас учитель информатики, Андрей Григорьевич.

Я уже переписывал сочинение на бланк, когда в кабинет постучали. Многие даже не поднимали голов: продолжали писать, чтобы не потерять мысль на середине фразы. Я посмотрел в проем, но никого там не увидел. Валентина Павловна медленно, описывая взглядом дугу по классу, встала, также медленно, словно кошка, пошла к двери. Она не вышла из кабинета, лишь просунула голову в проем. Разговор шел полминуты, после чего Валентина Павловна, развернулась и в два раза быстрее, почти бегом вернулась к столу, забрала свой телефон в синем чехле и направилась к выходу. У двери она, не оборачиваясь, бросила нам:

– Посидите тут.

Голос ее звучал не строго. Первую минуту все сидели тихо. Потом уже стали болтать. Валентина Павловна не приходила минут двадцать: я и несколько ребят уже полностью дописали работу, перепроверили ее и были готовы сдать. Учительница вернулась совершенно другой: ее взгляд был каким-то слабым и рассеянным (она даже не заметила, что Паша сел на другую парту, ближе к окну), а плечи чуть-чуть опустились. Она молча взяла наши работы и попросила остальных поторопиться.

Нас вышло пятеро: я, Маша, Света, Ксюша и Егор. Покинув аудиторию, мы даже не стали обсуждать пробник, так как нам хватило того времени, что мы провели в кабинете без надзора. Однако нас уже в коридоре ждали плохие новости. На нас тут же налетела толпа десятиклассников, с которыми мы были знакомы, и наперебой каждый из них нам стал рассказывать то, что уже полчаса обсуждала вся школа. Самоубийство Алины Маро.

Когда мне показали фотографии ее тела, лежащего у подъезда, мне хватило лишь одного: зеленой резинки, державшей волосы школьницы в хвосте.

***

С того случая прошло уже два месяца: до экзаменов осталось совсем чуть-чуть. Мои дни, помимо подготовки, были заняты репетициями: выпускной, последний звонок, прощальный вальс. В общем, веселый май. Но мне это даже нравилось, не будь всего этого, я бы 24/7 посвящал себя учебе. К тому же под конец года это хорошо сближало наш класс, который не всегда был дружным.

Валентина Павловна была классной руководительницей Алины Маро, поэтому к ней и прибежали самой первой: нужны были контакты родителей. Алина ушла с уроков, но не так уж и далеко: дом, с которого она сбросилась, был в одном районе с нашей школой. Поэтому, нашедшие ее прохожие, вызвав полицию, обратились в школу. На той же неделе ее и похоронили. Я не был сильно с ней знаком, но проблем с учебой у нее не имелось, из-за парня не страдала, с родителями не ругалась. Единственное, что отметили: реже появлялась дома и меньше стала общаться с подругами.

После случая с Алиной мы с одноклассниками стали замечать, что родители сами стали с нами больше общаться, по учебе учителя меньше грузили, да и вообще – о нас стали больше заботиться. Конечно, нам было приятно, но мы понимали, откуда у этой истории ноги растут. Было неловко: словно тебе отдают на пользование вещь, принадлежащую умершему. Ты вроде бы в ней нуждаешься, но понимаешь, что досталась она тебе из-за того, что кто-то умер. Родители и учителя боялись, что мы перенервничаем перед экзаменами и тоже полетим с крыш.

Я уже стал спокойно спать. Хотя, казалось бы, что дополнительный груз, свалившийся на меня, должен доставлять проблем. Но нет. Я укутываюсь в одеяло и, закрыв глаза, засыпаю.

***

Открыв глаза, я увидел лицо молодой девушки, смотрящей прямо на меня. Она улыбалась, что выглядело довольно страшно.

– Кушать хочешь?

– Угу, – промычал малыш, в теле которого оказался я.

Черт, быть в теле детей я не люблю больше всего. Обычно после них самое ужасное послевкусие. Я принял обычную позу хищника в засаде и стал ждать случая. Ночь была для меня не отдыхом, а второй работой после учебы.

– Тогда я сейчас пойду на кухню и быстро сварю тебе кашу. – продолжила мама малыша. – А ты пока мультики посмотри. Только я найду пульт.

Голова малыша повернулась к экрану телевизора. Там был включен канал «Вести-24». Показывали очередной рост цен на нефть с комментариями экспертов и инфографикой. Внизу, в углу экрана я посмотрел на время: девять утра тридцать восемь минут. В этот момент мама нашла за диваном пульт и стала переключать каналы. На одном из них я увидел фильм «Три мушкетера», затем реклама дезодоранта, какой-то российский сериал. Наконец-то мама нашла канал «Карусель», где сейчас показывали мультфильм про Свинку Пеппу.

– Вот смотри, а я пока на кухню пошла.

Малыш даже не повернулся в сторону мамы. Он минут пятнадцать, не отрываясь, смотрел подряд три серии про семейку свиней. Я же признаюсь, что терпеть просто не могу этот мультфильм, так как моя сестра, Мила, постоянно его смотрит и просит, чтобы все покупки были связаны с главной героиней: конфеты со Свинкой Пеппой, футболку со Свинкой Пеппой, рюкзак со Свинкой Пеппой. Я уже пожелал ей в будущем сменить имя на Свинку Пеппу. Мне казалось, что я сейчас сойду с ума от передозировки мультфильмом, но нет. Слава Богу, по телевизору показывают еще и рекламу.

Мальчик сначала посмотрел ролик про средство от болей в желудке, а потом понял, что ближайшее время новых серий про свиней не планируется. Тогда он слез с дивана и взяв со шкафа маленький оранжевый мячик, стал его кидать из угла в угол, смотреть на траекторию полета, а затем бежать за ним. Весело. Хищник в моей душе стал скучать, но охоту никто не менял. Пока что мне не хватало лишь одной важной детали…

Когда мячик же укатился под диван, мальчуган тут же ринулся следом. Он лег на живот и заглянул вниз. Я увидел какой-то странный предмет, к которому парень уже тянул свою руку. По форме это был далеко не мячик. Вытащив его на свет, мы оба увидели, что это был улыбающийся солдатик из Лего. Строитель с каской.

Мальчик поднес солдатика ко рту и облизнул. Видимо, первое знакомство с Лего-строителем ему понравилось, поэтому он засунул человечка наполовину в рот и стал слюнявить его. Мерзко. Похоже, что завтрак в виде каши отменяется, клиент нашел блюдо поинтересней.

В это время на кухне зазвонил телефон. Мое чутье, выработанное за все это время, подсказывало, что сейчас должно произойти именно это. Я стал чувствовать, как сердце начинает биться чаще, но понимал: это обман. Я на самом деле мог чувствовать только сердцебиение мальчика.

– Алло, да, здравствуйте, я заказывала пиццу с грибами.

Я почувствовал, как резко, по щелчку, от строителя отделилась каска и, проскользнув под языком, с потоком слюней поплыла в горло. И там застряла. Мальчик резко дернулся головой, выплюнул человечка изо рта, но каска осталась поперек горла. Тогда он попробовал закричать от причиненных ему неудобств, но единственный звук, вырвавшийся из его уст, был похож больше на шипение сломанного радиоприемника. Мальчик стал задыхаться.

– Верно, Краснореченская, дом 21, квартира 85. А вы уже подъехали?

Вот она, не достающаяся деталь. Теперь я готов. В глазах моментально побелело, мальчик лежал на полу и корчился со стороны в сторону. Он был полностью растерян и не мог, ни позвать маму, ни дойди до нее. От испуга началась паника, он старался чаще дышать, но это лишь ухудшало его состояние. Я уже почти ничего не видел и лишь чувствовал, как по щекам текли обильно слезы. Он так продолжал шипеть еще полминуты, слыша:

– Хорошо, тогда я жду звонка в дверь.

Мальчик умер. Через меня снова проходит молния.

***

Проснувшись, я первым делом взял с тумбочки бумажку и ручку. Все-таки не первый раз умираю. На бумажке отчетливо пишу, пока не забыл: Краснореченская, дом 21, квартира 85, время 9:38. После этого уже начинаю умываться, завтракать и собираться в школу.

Параллельно обдумываю все, что только что видел. Единственное, что меня не устраивает, так это время: придется прогулять школу.

Выйдя из дома, открываю переписку с другом и одноклассником Пашей и записываю голосовое сообщение:

– Пахан, здарова, слушай, тут такое дело, я заболел, сегодня дома отлежусь. Передай преподам сегодня.

И добавляю потом:

– Только было бы круто, если бы еще и родители не прочекали об этом.