К точке отсчёта

Глава 22

Руки перестали дрожать, когда Колышлевск остался далеко позади. Антон набрал номер Сергея:

– Надо встретиться, желательно сегодня. Хорошо, буду через полтора часа.

Весь оставшийся путь гнал мысли о тётке, о том, как будет выглядеть, когда расскажет всю эту безумную историю. Пока пристраивал Renault Logan у волонтёрского центра, заметил на парковке всего две машины. Это успокаивало, свидетелей сюрреалистичной исповеди не хотелось.

– Антон, проходите, – Сергей ждал у кабинета, – присаживайтесь, нас не побеспокоят. Что случилось?

И Антон рассказал о тётке, жизнь которой не волновала до её пропажи, о загадочности исчезновения, о дневниках, возникающих из воздуха, о том, что слышала Клавдия Олеговна и о разгроме в квартире родственницы. О старухе, исчезающей на трассе, но оставляющей нитки с платка. О полицейских, играющих в танки, о невозможности самому справиться с поиском. О том, что уволился сразу после исчезновения Анны Петровны.

– Дело, разумеется, не только в ней, – Кислицин, вопреки опасениям, говорил открыто, не скрывая даже самые невозможные факты, – так совпало. Расстался с девушкой, вернее понял, что пора расставаться. Будто иное зрение открылось, захотелось смысла. Устал от абсурда, от вымученных дел, от всевозможных иллюзий, которыми заменил жизнь. А когда прочёл нечто схожее в записях тётки…

– Я понимаю, Антон, почему вы сразу не обратились. Всё это, действительно, выглядит фантастично. Если бы, – Сергей отошёл к полке, достал папку пролистал её и положил на стол, – вот посмотрите.

Увесистая папка – скоросшиватель. На первой же странице история пропажи шестилетнего Димы. Мальчик исчез из квартиры, когда в ней находилась мать со своим сожителем. Обычная съёмная квартира. Родителей проверяет полиция, дома найдены предметы со следами крови.

Ещё одно исчезновение. Парализованная старуха пропала из дома. В это время сын-алкоголик пил со своими приятелями в соседней комнате. За женщиной ухаживали соседки, они приносили пищу, даже наняли помощницу, которая мыла больную, меняла и стирала бельё. Соседки уверены, что сын не мог убить мать и спрятать тело. Он жил на её пенсию, пил на деньги матери. Хотя алкоголизм это форма безумия, вполне мог совершить и даже не помнить. Следов насилия в доме не обнаружено.

Пятилетняя девочка пропала в то время, когда гостила у бабушки в деревне. Женщина ненадолго оставила внучку дома, а сама пошла доить корову. Когда вернулась – обнаружила, что малышки нет. Искали всем селом, подключались полицейские, волонтёры – безрезультатно.

Пожилая женщина с деменцией исчезла из закрытой комнаты. Родственники оставляли её одну в квартире, но запирали в комнате. На окнах решётки, которые не повреждены.

Молодая женщина, работавшая продавщицей, так же исчезла из своей комнаты. Жила с матерью. Пришла с работы, мать позвала ужинать, дочь отказалась. Пенсионерка забеспокоилась, решила, что та заболела. В комнате её не оказалось. Окна закрыты, восьмой этаж.

– Это всё в нашем городе?

– В нашей области. И это статистика странных розыскных дел за последнее время.

– Мне кажется или происходит что-то странное?

– Вы правы, Антон. Небывалый всплеск. И похожие ситуации наблюдаются в других регионах. В эту папку вошли необычные «потеряшки». Разумеется, все эти случаи надо проверять с особой тщательностью. Теперь и случай с вашей тётушкой.

– Мне казалось, что схожу с ума.

– В этой папке есть одна история, связанная с близким мне человеком. Местный чиновник пропал на кладбище во время похорон своего маленького сынишки. Бывшая супруга этого чиновника, мать умершего мальчика, моя хорошая знакомая, Наташу знаю давно. Чиновник пропал на глазах у многих собравшихся, на глазах у охраны. Просто отошёл на соседний ряд и исчез. Оцепили кладбище, искали с такой тщательностью, сам понимаешь, я и сам был невольным свидетелем. Ребят своих подтянул, делали, что позволили. Некуда было скрыться, просто некуда. Чиновник этот, между нами, дрянь человек, и сынишка погиб по его вине. Не смогли вылечить, в своё время папаша «кривой» тендер на поставку медицинского оборудования за взятку одобрил. И сколько таких загубленных жизней на его совести? Совести, да нет у них никакой совести. Но уголовное преследование вряд ли грозило, необходимости прятаться никакой. С того самого дня я тоже сомневаюсь в своей нормальности. Но знаешь, что скажу, Антон, это не мы, это мир сошёл с ума.

– Я всё думаю о дневниковых записях тётки. Прочёл пока только первую тетрадь, но полное ощущение, что записывала мои мысли. Вот, – Антон раскрыл одну из принесённых тетрадей, пролистал её, – Анна Петровна очень точно пишет про расчеловечивание. Не знаю, говорил ли вам, она работала учительницей русского языка и литературы, поэтому литературных образов в записях много.

«Посмотрела очередное шоу нашего ТВ. Опять показывали мать, которая морила голодом своих детей. Объяснимо было бы, если пила. Нет же. Она просто не кормила детей от предыдущего брака, а последних, рождённых от мужчины, с которым живёт, лелеяла. В очередной раз вспомнила сцену из «Братьев Карамазовых», когда Иван в трактире рассказывает Алёше о родителях, что издевались над своим ребёнком. О судьбе бедной пятилетней девочки, которую истязали образованные родители. И не просто истязали, делали это со сладострастием. И вот это сладострастие истязания не отпускает. Во времена Фёдора Михайловича его ещё стыдились, наслаждение истязанием было сродни страсти, совершалось в гневе, вызывало сильные эмоции. Разумеется, страшно, очень страшно. А сейчас сидит такая вот мать, придумывает оправдания, а ощущать, чувствовать начинает, лишь, когда защищается. В большинстве же таких случаев эти женщины совершенно безучастны, равнодушны. А вот это не просто страшно, от равнодушия веет могильным разложением».

Антон прервался, посмотрел на Сергея – слушает ли? Сергей слушал и очень внимательно. Кислицин продолжил: «Или вот ещё мать, придушившая и заморозившая новорожденного младенца в холодильнике. В квартире жила ещё и восьмилетняя дочка. Если бы ребёнок обнаружил трупик младенца? Что чувствует женщина, только что родившая новую жизнь и тут же забравшая её? Богом себя ощущает? Откуда такое презрение к жизни, к чужой жизни? Младенчик-то, по заключению экспертов, ещё живой был, когда она его в морозильник засовывала. Не чувствует она ничего, только мысли, как избавить себя от проблем. Недавно прочла, что главным признаком шизофрении является абсолютное равнодушие к окружающим, к близкому кругу. Будто кокон образуется, броня. Сейчас принято говорить, что подобные случаи – всего лишь исключения, аномалия, болезнь. Разумеется, телевидение показывает совсем уже вопиющие случаи, но общее равнодушие столь заметно, что игнорировать процесс нельзя. Шизофрения человечества?»

Антон закрыл тетрадку.

– Удивительно точные мысли, созвучные тому, что занимает и меня в последнее время. Интересный человек – ваша тётушка, – сказал Сергей после паузы.

– Интересный… Жаль, не знал её раньше.

– Вы не всё прочли?

– Нет, после того, как нашли вторую тетрадь в банке с мукой, я не выдержал, позвонил вам.

– Если не возражаете, я тоже хотел бы прочесть. Разумеется, после вас. Возможно, что-то станет яснее. Исчезновениями при странных обстоятельствах у нас занимается аналитический отдел, кроме меня – пара сотрудников. Думаю, хорошо бы объявить сбор на завтра.

– Я обязательно приеду.

– Разумеется. Вам надо до завтра прочесть дневник, попробуйте отметить, выписать места, которые покажутся интересными. Всё, что привлечет внимание.

Глава 23

Отец встретил в коридоре. Казалось, что он так и не сходил с места, ожидая сына.

– Папа, я привёз подарок от Ильи Ефимовича. Какой интересный человек.

– Знаю сынок, повезло нам с таким соседом.

Пока мылся, переодевался, слышал как отец, разгружая пакет что-то приговаривает.

– Тоша, какое великолепие: сало домашнее, яички, пироги, домашняя курочка. Посмотри, какая красавица, а жирок-то, жирок, как янтарь. Давно я не ел лапши из домашней курицы. А вот и лапша, самодельная. Вот порадовали, так порадовали. А что это в бутылках?

– В тёмной, скорее всего, наливка какая-нибудь, а в другой, посмотри, там записка тебе.

– Настойка из трав и инструкция как принимать.

Уже за столом Сергей Петрович не выдержал, спросил о сестре. Антон рассказал всё, без утайки. В последнее время он старался избегать лжи, недомолвок. Рассказал о дневниках, о том, что слышала Клавдия Олеговна. Сообщил, что привлёк волонтёров к поиску Анны Петровны, о своей встрече с Сергеем.

– Знаешь, что думаю, сынок? Нет в живых Нюты, – отец отвернулся, скрывая слёзы, – и ушла сама, но это не самоубийство. Ушла, чтобы помочь, в этом она вся. И в детстве такая была, к ней всегда кто-то приходил за советом, помощью. Дай мне её дневники.

– Чуть позже, хорошо? Я прочёл первую тетрадь, но, боюсь, что не слишком внимательно. Дай мне час. А потом сяду за вторую, и ты сможешь прочесть. А потом мы обсудим. Я обещал Сергею. Завтра мы встречаемся, – молодой человек подошёл к отцу, обнял и долго не отпускал, – я люблю тебя.

«Любовь, как часто мы слышим, что Бог и есть любовь. Но что в моей любви к Паше от Бога? Значит, это не любовь, а что тогда? Страсть? Инструмент тёмных сил? Что подпитывало мои чувства? Страхи, неуверенность, если не лгать себе. Самолюбование, ах, как я упивалась собственной жертвенностью! А была ли жертва? «Жертва Богу дух сокрушён; сердце сокрушённо и смиренно Бог не уничижит» (Псалом 50). В жертве важна сокрушенность, смирение. А в моей? Там вызов, там самолюбование, там битва. А это значит, что не жертва это вовсе, а битва моя с миром, с любовью, с Павлом. Он-то как раз жертва. Трудно признавать даже теперь. Я придумывала идеальные миры совместной с ним жизни. Совершенные миры: от утреннего кофе в постель до вечерних посиделок за умными книгами под одним пледом. В них не было места усталости, раздражению, болезням».

Антон отвлёкся, погрузившись в воспоминания. Ани – томная, утренняя со своей чёрной кружкой. Вечерние посиделки за просмотром нового видео. Временность квартиры, иллюзорный уют в чужих стенах. Мир, который не впускал разговоров о работе, о своём доме, о детях. Иллюзорный мир тётушки, созданный им и Ани?

«Вчера в парке встретила Тимошку, Тимофея Карпатова. Приехал в гости к родителям. Живёт, как и многие ребята из провинции, в Москве. Зарабатывает хорошо, красивый, ухоженный. Всматриваюсь в черты молодых людей, пытаюсь понять, как случилась эта пропасть между поколениями? Я всё понимаю, у них информационная пресыщенность, совершенно безумный темп жизни, но это не объясняет металлический холод в глазах. Говорили о постиндустриальном обществе, о постправде. Нам, на другом берегу пропасти, не понять, как общество может быть постиндустриальным? Высокотехнологичным – да, социальным тоже, но как постиндустриальным? Общество натурального хозяйства или роботов, не нуждающихся в бытовых вещах? Или всё же постиндустриализацией прикрывают неясный экономический путь? И уж совсем страшно общество постправды. Неужели не понимают, это бездна?»

Антон выписывал имена всех, кто встречался в дневнике. Вот и сейчас, отметил Тимофея Карпатова, чувствуя – ложный след. А размышления о постправде – ниточка.

«Или вот толерантность, почему нас призывают именно к терпимости? Можно ли дойти до высшего смысла через фальшивость терпимости? Разве не должен быть путь к принятию через понимание, через зеркальность пороков? Мне кажется, что в чужие пороки надо всматриваться как в собственное отражение, а не растить превосходство «терпимостью». И не принимать порок – вполне естественная вещь. Лучше не принимать и гневаться, чем кормить ложь трусливым терпением».

Как бы хотел сейчас Кислицин-младший поговорить с тёткой сейчас. Каждая фраза её дневника отсылала к собственным размышлениям. Пора отдавать тетрадь отцу, но за него страшно.

– А давай наливочку продегустируем, – нашёлся молодой человек.

– Если только по рюмочке.

– Я и не предлагал напиваться, мне завтра к волонтёрам. Эх, знал бы, какие ребята!