Багдад до востребования

– Он в приемной, – сообщил по селектору адъютант.

– Предупреждал же, не задерживать! – сделал втык директор.

Троекратно облобызав, Мунир Аббас усадил сородича и вдобавок весьма одаренного офицера. Как это принято на Востоке, прежде чем перейти к делу, расспросил о самочувствии близких. Завершая преамбулу вежливости, осведомился, эвакуированы ли жена и дети Сулеймана. Лишь затем открыл повестку встречи:

– Рассказывай, но я, признаться, не понял, какая между задержанными и нашим московским проектом связь…

Сулейман робко пожал плечами, всем видом передавая, что сам на перепутье. В унисон и откликнулся:

– Не знаю, все это скорее предчувствия, нежели логика… Но что-то укусило, да так больно, что любые контраргументы рассыпались.

– Сулейманчик, давай конкретнее, не томи душу, – перебил директор.

– Тогда с самого начала, иначе не объясниться, – продолжил полковник. – Так вот, в нагрузку к нескольким спецам по противоздушной обороне, прибывших неделю назад, русский Минобороны навязал нам автономную группу спецназа – «охотников за трофеями». Разумеется, в обход решения Горбачева эвакуировать контингент военных советников и строго предписания всем ведомствам сохранять в конфликте нейтралитет.

Поскольку я курирую надзор за иностранцами, а наскок русского Минобороны неуловимо пованивал, решил за группой пронаблюдать. Не смутило даже время их прибытия – глухая ночь.

Замечу, они с первого взгляда мне не понравились. Военный спецназ, пусть самый отборный, – это не про них. Команда – из какого-то спецпитомника, сверхлюди, можно сказать. Ни одного слова, общение только жестами, да столь смазанными, что смысл не уловить. Но все это кожура, хоть и сочная. Придраться-то, по сути, было не к чему. И тут… – Полковник прочистил горло, прерываясь. – Что-то екнуло, когда в очередной раз на их командира взглянул. Всмотрелся и обмер: Коля, мой соученик по учебному центру КГБ в Балашихе. Не поверишь, почему я его вначале не узнал! Пятнадцать лет – отнюдь не причина. Дошло постепенно, но бесповоротно – пластическая операция. Нос, овал лица – другие. Зато глаза, повадки – прежние, их скальпелем не вырежешь.

– Ну и что? – холодно возразил директор, отчее радушие куда-то подевав. – Злой умысел где?

Сулейман Хаким замотал головой, выпрашивая не перебивать, дать закончить. С миной скепсиса директор почесал затылок, будто бы смиряясь с ролью пассивного слушателя.

– Понимаешь, Мунир, мой единственный друг и учитель, личность командира не стыкуется с миссией: из ГРУ КГБ уводил десятки перспективных офицеров, а вот наоборот, насколько мне известно, ни одного случая. То есть, этот Коля, говорит опыт, не мог петлицы поменять. Команда же заявлена как воинское подразделение, да и переговоры об их приезде вел русский генштаб…

Не колеблясь, решаю соученика прощупать. Спрашиваю: «Коля, узнаешь?» Какова реакция – как ты думаешь? В который раз убедился: любая квалификация, талант пускают свищ, если задействован фактор внезапности. Вполне допускаю, что с места в карьер он меня не узнал, зато как посерел, услышав «Коля». Вся выучка пошла по швам. Понятное дело, Коля – псевдоним, как и вымышлены его нынешние имена…

– Подожди, куда ты клонишь? – забеспокоился директор. – Хочешь сказать, что группа не те, за кого себя выдают? Охотники не за американской техникой, а…

– Именно! – привстав в запальчивости, подтвердил полковник. – Какие версии только не прокатывал, неизменно упирался в архив заговорщиков, передовой отряд которых – КГБ. Пусть армия в той иерархии вторая. Но главный аргумент впереди…

– Какой?

– Помнишь, как мы терялись в догадках, почему Крючков проглотил архивную пилюлю, не вступив с нами в переговоры. В одном сходились: любая утечка, развороши он ту кучу навоза, заговорщикам смерти подобна. Как установочная платформа сходило, но истинный мотив в условиях аврала, увы, не высветился. На самом деле все просто. Крючков понимал, что у иракского «Мухабарата» сегодня другие приоритеты. На пороге война, замкнувшая на себе внимание всех ведомств. Из горящего дома спасают потомство, а не скелеты в шкафу, да еще чужие. Русские же, оказалось, лишь ждали удобного случая поквитаться – отвоевать архив. И в конце концов разузнали его координаты. В центральном аппарате около двух десятков офицеров, в разное время учившихся или стажировавшихся в России. Вычислить, кто крыса, думаю, несложно. По-моему, допуск лишь у нескольких.

– Стоп! – осадил Сулейман Хакима директор. – Не много ли абстрактных заключений. А, Сулейманчик? Так и тебя, женатого на русской и окончившего школу КГБ, можно в двойной игре заподозрить…

Полковник застыл, вытаращившись, после чего отстранился, опираясь о спинку стула и опуская обреченно голову. Казалось, погрузился в колодец серой-пресерой тоски. Мол, себя превзошел, а вот что вышло…

– Ну-ну, Сулейманчик, шуток не понимаешь? Ты ж мне за сына… – Мунир Аббас хитро щурился. – Скажи лучше, что конкретно склонило тебя к версии? Думается, не Колин нос…

Тем временем полковник дулся, будто не расслышав или не приняв извинений. Нервически почесал щеку, шмыгнул носом.

– Да состав группы, дядя. Одиннадцать профессионалов – в самый раз, чтобы хранилище, где припрятан архив, захватить. План штурма набросал даже… – Полковник забурился в карман шинели, по-прежнему хмурясь.

– Любопытно… – встраивался в гипотезу директор. Нацелив указательный палец, спросил: – Так что ты предлагаешь?

– Нужно твое согласие.

Мунир Аббас вопросительно вскинул голову.

– При дознании использовать спецсредства, – пояснил Сулейман Хаким.

Директор немного пожевал губами, затем протер глаза. Казалось, не столь уходит от ответа, как приноравливается к услышанному. Но делает это формально, не вникая в суть.

– Вот что, Сулейманчик, – огласил директор, – кроме «Коли», прочие члены группы о сути задания, скорее всего, ни бум-бум. При этом рассуди: зачем они нам?

Полковник неосознанно подался вперед, точно захвачен врасплох.

– К чему связываться, на какой ляд? – развивал мысль директор. – Ты, светлая голова, их вычислил. Стало быть, архив перепрячем, крота разоблачим. Так что самое время вышвырнуть Колю со товарищи вон. Обратный рейс «Аэрофлота», надеюсь, задержан?

Маской изумления полковник как бы случайно кивнул.

– Тогда вот что… – Аббас замолчал, словно подавившись. Но вскоре подал знак: отдохни, мол. Встав из-за стола, стал прохаживаться по кабинету с сомкнутыми руками на груди. Нечто «выходив», предложил: – Давай-ка, выпроваживая, «Коле» кое-что поручим. Он – идеальный канал связи, делегирован если ни самим Крючковым, то его ближайшим окружением. Лишь так мы сводим к минимуму риск утечки – собственно то, что до сих пор тормозило московский проект. И окончательно убедился: Горбачев нам как мертвому припарка. Мало того, что неуклонно теряет власть, он, лидер государства-динозавра, во многом, символическая фигура. Злоба же момента – экстренные военные поставки, закрывающие бреши нашей обороны. Лишь инфраструктуре заговора, реальному командному пункту СССР, такое по силам. Значит, будем менять… – Аббас уселся, хлопая по столу ладонями.

– Кого, дядя? – недоумевал племянник. – Колю? Не успеваю за тобой: то депортировать, то вдруг менять…

– Разделы архива на груженые военной техникой и боеприпасами «Русланы», – расшифровал свой хлопок директор. Размяв шею, продолжил: – Но главное обретение: заработаем у Хозяина отсрочку. Смотришь, и перезимуем…

Спустя семь часов подполковник КГБ Анатолий Вяземский, некогда однокашник Сулеймана Хакима, напрягая память, марал бумагу – составлял перечень затребованных Багдадом вооружений и запчастей. Усердствовал не где-нибудь, а в кабинете Председателя, сидя, правда, в самом начале длинного, точно взлетная полоса, стола заседаний.

Тем временем Крючков с Агеевым, под портретом Горбачева, вполголоса общались, поглядывая на часы. Похоже, кого-то ждали. И впрямь вскоре форум расширился за счет прибывших министров обороны и оборонной промышленности. Заседали до трех ночи и, обретя консенсус, разъехались по домам.

Вяземскому же в тот драматичный для него день повезло меньше. Едва он перенес на бумагу заявку иракского ВПК, как был отправлен в сопровождении двух прапорщиков в хорошо ему знакомую Балашиху – их с Сулейманом Хакимом альма-матер, охраняемую строже тюрьмы.

Вместо домашнего уюта его встретил «отсек», герметически отгороженный, как и само заведение, от внешнего мира. На следующий день его карьера претерпела крутой поворот – боевой, уникального опыта офицер переквалифицировался в преподавателя, но уже в новом звании – полковника. Специализация: тактика диверсионной работы на территории противника. Будто бы почетный, ласкающий самолюбие рост, но с горьким привкусом: ни звонить близким, не говоря уже навещать их, он не мог. При этом подцензурно переписываться – сколько угодно.

Между тем писал он супруге редко: весточка в месяц, не более. Зато преуспел в ином жанре сочинительства – учебных пособий. К моменту снятия «повинности», в августе девяносто первого, завершил добротное руководство, в современной трактовке, по террору. Полный творческих планов, шагнул через проходную в икающую от аббревиатур страну.

Глава 19

12 января 1991 г. 8:00 г. Багдад отель «Аль-Рашид»

Сюзанн торопливо доедала омлет, поглядывая на лобби ресторана. Никого, но Питер с командой могут в любую секунду появиться. Успеть бы выпить кофе и прямо в номер, подальше от сальных рож. Тошнит – не то слово. У нормальных людей утро – свежий, душистый цветок, у них же – оборванная на середине случка. Не просто пошляки, а зацикленные на сексе дегенераты. За всю жизнь столько похабщины не услышать, как от них за день. И львиная доля утром. Скопившаяся за ночь муть гормонов – вся наружу. Козлы вонючие!

Но главное: не было такого, знакомы ведь не первый день. Как с кобелиной цепи сорвались, когда прозрели, что Багдад совсем скоро – полигон для пристрелки сверхсовременного оружия. «Дружеский» огонь и «неумные» бомбы – вторая после секса тема. На самом же деле первая. Блудливый понос – не что иное как дымзавеса страха, а точнее, отход его газов.

Хороши звезды журналистики – бурдюки из похоти и дерьма! «Питер Арнетт и его бесстрашная команда» – заголовок, да и только. Знала бы миллиардная аудитория, кто ее наставляет, будто бы отстаивая ценности справедливости и добра.

– Доброе утро! Не могли бы вы…

Вскинув голову, Сюзанн медленно отложила нож с вилкой. У стойки бара незнакомец, но скорее, неопознаваемый субъект – что внешностью, что способом проявления. В отеле-то, помимо шестерых репортеров CNN, уже неделю ни одного гостя – как волной смыло. Да и в городе давно не встретишь европейца.

Между тем пришелец – абсолютный кавказец*, сомневаться не приходится. Только откуда? Вроде бы ирландец или, может, финн, вместе с тем и ничего общего. Очень похоже: из некоей особой, затерявшейся резервации. Не то чтобы застенчив или безынициативен, а как бы случайно забредший в пятизвездочный оазис странник. Настолько ему здесь все ново. И этот акцент, не один из языков не напоминающий! Вот те сюрприз…

Сюзанн Кларидж, ветеран американского медиасообшества, как бы заново приладилась к стулу, выказывая на сей раз не торопливость, а острый прилив любопытства. Должно быть, прочитав к себе интерес, загадочный визитер улыбнулся, после чего галантно кивнул. И досказал обломившуюся фразу:

– Не могли бы подсказать, где завтракают?