Шепот осени

До квартиры его родителей они доехали к шести часам, когда на улице уже сгустились сумерки. Отзывчивый водитель предложил Диме проводить его до самых дверей квартиры, но мальчик отказался от сопровождения. Мужчина пожелал ему доброго пути и укатил. Дима поглядел вслед автомобиля, пока красные огоньки фар не исчезли за поворотом.

Он ушел с дороги и спустился вниз по небольшой тропинке, ведущей к парадному входу жилого блока. Прежде чем войти в подъезд, он убедился, что никого вокруг не было. В большинстве окон горел свет, и были слышны глухие звуки работающих телевизоров. Свет в окнах родительской квартиры, к радости мальчишки, не горел. Это значило, что никто там пока не проживал. Поднявшись по трем ступенькам, он оказался перед дверью своей квартиры. Он не верил, что она была открыта, и все же потянул за ручку. Дверь оказалась запертой. Но сдаваться пока было рано.

Дима вышел на улицу и подошел к окну своей спальни. Летом они открывали форточку, а когда холодало из-за проливных дождей или от ветра всегда ее прикрывали, но не закрывали. Он надеялся, что не нашелся некий сердобольный знакомый родителей или же сосед, который бы проверил все окна в доме.

Подтянувшись, Дима взобрался на карниз. Дотянувшись до форточки, он толкнул ее. Та не поддалась. Ничего удивительно – она плотно прикрывалась. Толкнув сильнее, Дима улыбнулся, почувствовав, что небольшое окошко все же ушло слегка вглубь. Третий толчок распахнул форточку настежь. Теперь нужно было влезть в нее и надеяться, что никто не застанет его за этим делом.

После пары минут пыхтений и кряхтений, он перелез через форточку в квартиру, чудом избежав падения головой вниз, вовремя сумев развернуться и опустить ноги на подоконник. Спрыгнуть с него на пол уже не составило большого труда.

Оказавшись в своей спальне, на него накатила ностальгия о прошедших безвозвратных днях. Как же сильно он скучал по этим стенам, по своей кровати, по своим игрушкам,…по родителям. Даже по запаху квартиры, описать который он не мог, но который ему всегда нравился. А сейчас он им просто не мог надышаться. Дима тихо прошелся по комнате, осторожно и даже с благоговеньем дотрагивался ко всему, что попадалось под руку. Что-то капнуло ему на ладонь. Он не сразу понял, что это слеза.

– Мам, пап, я дома, – прошептал он в полумраке и дал волю слезам. У него не было сил бороться с ними. Да и зачем было это делать? В конце концов, для слез был повод, да к тому же никто его сейчас не видел.

Он опустился на пол, прижал к груди колени и опустил голову. Раньше он боялся темноты, но сейчас она его успокаивала и баюкала. Помогала справиться с душевными потрясениями и дурными мыслями.

Он просидел так долго, после чего перебрался в свою постель и заснул. Кошмары не тревожили его сон, и для этого не потребовалось ставить гвоздь под ножку кровати.

42.

Проснулся он от громкого стука в окно. Дима протер сонные глаза, после чего прокашлялся. Горло пылало жаром. Странно, но вчера оно практически не болело, а вот сегодня грозила стать главным эпицентром боли. Повернувшись с бока на спину, он взглянул в окно. На него смотрел мужчина в полицейской фуражке. Мужчина в форме помахал ему рукой.

«Он, наверное, думает, что я проник в квартиру тайком и без спроса», решил Дима. Собственно, так оно и было, но Степин не считал себя нарушителем закона, так как эта квартира была для него больше чем стены и потолок. В ней он был счастлив всю свою жизнь, за исключением последних пару месяцев.

По виду полицейского нельзя было сказать, что он хотел наказать мальчишку, скорее наоборот – желал помочь.

Дима встал с постели и подошел к окну.

– Ты Дмитрий? Дмитрий Степин? – спросил полицейский.

Дима кивнул.

– Отлично. Мы тебя нашли. Ты бы не мог открыть дверь, чтобы я вошел?

Диме решил, что ему не грозит опасность от этого человека, а потому направился к двери, которая изнутри открывалась и без ключа. Нужно было только привести в движение простой механизм.

Замок открылся двумя щелчками.

За дверью помимо полицейского стояла еще женщина-врач в белом халате, мужчина в костюме и…Николай Александрович – учитель истории. Вот кого он был действительно рад видеть. Но прежде чем он успел обмолвиться словом с учителем, к нему подскочила врач и принялась осматривать. Увидев жуткие синяки на его шее, она тут же потребовала вывести Диму на улицу, где их ждала «скорая». Полицейский попытался настоять на том, чтобы задать мальчику пару интересующих его вопросов, но женщина ничего не хотела слышать. Ее поддержал мужчина в костюме, который оказался детским психологом. Полицейскому пришлось отступить.

На улице было очень людно. Знакомые лица соседей глядели на него скорее с интересом, чем с сочувствием. Диме хотелось скрыться от их глаз. Он залез на борт «скорой» и та увезла его прочь от родительской квартиры. С ним поехали только женщина-врач и психолог. Полицейский и Николай Александрович наверняка двигались за ними следом на другой машине.

По пути в больницу, врач осмотрела повторно его горло, попросила сделать пару глотательных движений и поинтересовалась, если он чувствует привкус крови во рту. Также ее беспокоили его дыхательные пути. Дима заверил, что дышит нормально и не кашляет кровью, а вот глотать было на самом деле больно.

Психолог тоже поинтересовался его самочувствием, правда, его интересовало не физическое здоровье, а душевное. После нескольких полученных ответов, психолог пришел к выводу, что психика мальчика хоть и была расшатанной, все же до необратимых последствий дело не дошло. Оба врача сошлись на том, что жизни мальчишки не угрожает опасность, но необходимы были дополнительные обследования в больничных стенах.

Уже на месте, Диму перенесли на носилки и быстро и покатили его на рентгенографию. Затем у него взяли кровь на анализ, провели ларингоскопию, компьютерную томографию и еще много других трудновыговариваемых исследований. Вскоре Дима проголодался, но еду ему никто не спешил приносить, заявив, что ему пока предстоит не только поголодать какое-то время, но и молчать как рыба, до тех пор, пока врачи не получат результаты анализов.

Ему принесли поесть только во второй половине дня. Суп-пюре и манную кашу. Еда была безвкусной, а потому и противной. Но из-за сильного голода ему было на это плевать. Обе тарелки были опустошены быстро, каждая в течение минуты.

Следующие два дня он видел только врачей. На третий день он снова говорил с психологом. Их беседа продлилась не меньше часа. Дима старался говорить откровенно, но все же не решился пересказать все приснившиеся ему кошмары. По завершению их диалога, Диме показалось, что психолог остался вполне удовлетворенным результатами беседы, хотя прописал ему парочку успокаивающих средств, после которых он, ожидалось, будет спать как убитый, не видя снов.

Еще спустя день, к нему заглянул полицейский, постучавший в окно квартиры. Он хотел знать подробности трагедии, произошедшей в доме Михаила и Ларисы. Несмотря на поступок неофита, Дима все же не испытывал к нему ненависть или же неприязнь, так как понимал, что всему виной была Екатерина Громова. Ему была интересна дальнейшая судьба Михаила:

– Где он сейчас? – спросил он хриплым еще не восстановившимся голосом.

– Не волнуйся, он больше не причинит тебе вреда, – было ему ответом. – Он больше никому не причинит вреда.

От этих слов Диме стало очень грустно. Ему было жалко Ларису и не менее жалко Михаила. Они оба были жертвами проклятия. И он был косвенной причиной их трагического конца.

И вот, спустя еще один день, навестить его в больницу пришли Николай и Ирина Верниковы. С собой они принесли стандартный набор продуктов: апельсины и сок. Ирина как всегда была вежлива и заботлива. Она подбирала приободряющие слова для мальчишки и твердила, что с этого дня у него все будет хорошо. Николай Александрович помалкивал, позволяя высказаться жене. Когда же Ирина оставила их наедине, Дима тут же спросил:

– Вы поговорили со своим другом?

– Другом?…Ах, да. Поговорил. Он мне много чего рассказал.

– И?

– Схожие случаи имели место быть и раньше. Как с детьми, так и с взрослыми. – Здесь Николай не слукавил. Информацию о похожих ритуалах и их последствиях он встречал на страницах, прочитанных за последние дни книг, но это отнюдь не значило, что он в это поверил, несмотря на то, что с Димой и вправду за короткий промежуток времени много чего произошло пугающего. И все же, всему можно было найти объяснения. К примеру, Михаил стал убийцей и поплатился за это жизнью не из-за влияния неких темных сил, а потому, что был наркозависим. Но ведь это не объяснишь десятилетнему мальчишке, который во всем уже видит потустороннее вмешательство. А раз так, «лечить» его следовало с помощью внушения. – По глупости своей, люди часто открывают «двери», которым стоило оставаться закрытыми. Чаще всего, в таких случаях помогает христианский обряд, проводимый священником. Или же чтение на протяжении семи дней молитвы «Отче наш» человеком, которого коснулось проклятие.

– Пробовал, – вздохнул Дима. – Мне не помогло. Да и священник, вряд ли поможет. Михаил ведь был почти священником. – А затем еле слышно. – Его это не спасло.

Видя, что Дима отвергает данный вариант, Николай понял, что должен предложить другой способ «спасения», в который мальчишка поверит охотнее.

– Тогда тебе наверняка поможет защита Ангела-Хранителя.

– Ангела-Хранителя? Что-то я ни разу не чувствовал его присутствия рядом с собой, – скептически произнес Дима, нахмурив брови.

– Это потому что ты не взывал к Нему о помощи.

– А как это делать?

– Довольно просто. Вначале, ты должен определить, кем Он является.

– Чего?

– Ну, зачастую Ангелом-Хранителем для человека становится очень близкий ему человек, которого уже нет в живых.

– Тогда у меня целых два Ангела-Хранителя. Мама и папа.

– Отлично. Вот к их помощи мы и прибегнем. Перед сном, ты должен написать имена своих родителей на запястьях.

– Чем?

– Обычной ручкой. Когда напишешь имена, возьми их в круг. Чуть выше круга нарисуй крест, внизу – звезду. Слева – любимую цифру. Справа – любимую букву. И смотри – не перепутай. Затем, ложись в постель, закрой глаза и думай о маме и папе до тех пор, пока к тебе не придет сон.

Судя по лицу мальчишки, он был воодушевлен таким методом снятия заклятия. Николай Александрович был рад, что его фантазия была принята Димкой за истинный древний ритуал. Именно вера могла сыграть роль плацебо в ментальных терзаниях мальчика.

– А если у меня нет любимой буквы? – расстроился мальчишка. Хотя еще секунду назад был полон воодушевления.